Павел Дмитриевич Корин (1892-1967)

Павел Дмитриевич Корин родился в 1892 году, в селе Палех Владимирской губернии, в семье потомственного иконописца Дмитрия Николаевича Корина. Семейное предание хранит память об основателе династии Федоре Федоровиче Корине, писавшем иконы в XVII веке при царе Алексее Михайловиче.

   До наших дней сохранился дом, в котором родился Павел Дмитриевич – на данный момент это самое старое деревянное строение Палеха (построено в 1860-70-х гг.). Павел Корин мечтал открыть в своем родовом доме музей иконописного искусства и традиционного уклада старого Палеха. Выполняя волю художника, его вдова Прасковья Тихонова и брат Александр Дмитриевич Корин передали этот дом государству в качестве музея, который открылся в 1974 году. В доме можно увидеть коллекцию старинных икон, отреставрированных Кориным и его женой.

   Павел Дмитриевич, вспоминал, как в детстве отец и старшие братья вместе работали, создавая на специальных досках чудесные яркие и красочные картины. Будучи ребенком, Павел Корин учился растирать краски, готовить доски для икон.

   Дмитрия Николаевича не стало, когда мальчику было 5 лет. Павел Дмитриевич в 11 лет поступает в иконописную школу-мастерскую в Палехе, чтобы осваивать мастерство иконописи и продолжить семейную традицию. В 1907 году он заканчивает школу со званием мастера-иконописца, а весной следующего года, шестнадцатилетний Павел Корин, покидает родное село. Он поступает в иконописную палату при Донском монастыре и переезжает в Москву. В тот момент юноша еще не помышлял о том, чтобы стать живописцем: «Ведь целью моей было научиться писать иконы масляными красками, во «фряжском» стиле. В Палехе-то писали темперой, как издревле. Я и не думал тогда, что захочу стать художником, что кроме художественного ремесла, на свете есть искусство. Но и для деревенского мальчика Москва была Меккой, и я сильно намазал дегтем свои тяжелые сапоги, чтобы приехать франтом».

   Москву Павел Дмитриевич полюбил сразу. Уже много лет спустя он писал в своем дневнике: «Каждый из нас, художников больших и малых, обязательно должен войти под своды высокой тишины своего города- это источник вдохновений и раздумий, замыслов и достижений. Я счастлив, что из 73 лет моей жизни почти 60 прожил в Москве и что именно ее высокая тишина - ее древность и молодость, ее история, ее революция, ее искусство -нерасторжимо связаны с моей работой».

   Переломным моментом для Павла Корина стала встреча с М. В. Нестеровым. Корин вспоминал: «Михаил Васильевич Нестеров оказал на меня огромное влияние. Та настроенность, которая жила во мне, юноше, получила в его лице поддержку и стала развиваться во что-то более серьезное. Будучи юношей -иконописцем я об искусстве думал, как о чем-то очень возвышенном». В одной из бесед Нестеров сказал Павлу Дмитриевичу: «Знаете, Корин, искусство есть подвиг».

   Много лет спустя Корин напишет в своем дневнике: «Кем был для меня Нестеров? Я так скажу. Отец дал мне физическое существование, умер он, когда мне было 9 лет. А Михаил Васильевич - отец мой по духу. Это художник взволнованный, страстно любивший искусство, жизнь свою посвятивший служению искусству. Я ему первому показывал свои работы».

   В 1911 году Михаил Васильевич приглашает Корина помогать в росписи храма в Марфо-Мариинской обители в Москве: «Надо было проводить лучи на поверхности свода сложной кривизны. Делали это с помощью натянутого шнурка, а я без шнурка обходился, брал кисть на длинной ручке и проводил луч прямо так, без всяких приспособлений. Твердая, точная была у меня рука».

   Именно тогда произошло знакомство Павла Дмитриевича с великой княгиней Елизаветой Федоровной, чей светлый образ он чтил до конца своих дней.

   Основательница обители внимательно относилась ко всем вопросам, касавшимся росписи и поддерживала юного художника. Над росписью купола Нестеров с Кориным работали совместно, а подкупольное пространство, своды окон и дверей Павел Дмитриевич расписывал самостоятельно. Стараниями великой княгини был выпущен благотворительный житийный сборник «Под благодатным небом», где в числе прочих произведений (Нестерова, Поленова, Рериха) были репродуцированы две иконы молодого Павла Корина.

   Жизнь в Москве подарила Павлу Дмитриевичу возможность знакомиться с полотнами великих русских и зарубежных художников: «По воскресеньям долго простаивал в Румянцевском музее у картины Александра Иванова «Явление Христа народу»; не понимая тогда всего значения ивановского произведения, я только чувствовал его величие…». Он видел, как работал Нестеров и осознавал потребность учиться профессионально художественному мастерству: «Я иконописец, мое искусство нереально, с этим искусством я не сделаю того, о чем мечтаю. Я вижу, когда Михаил Васильевич пишет картину, у него куча этюдов с натуры, пейзажи, головы, руки и т.д., писанные и рисованные… Я писать с натуры не умею, надо этому учиться».

   В 1912 году Павел Корин поступает в Училище живописи, ваяния и зодчества, где учится у К.А. Коровина, С.В. Малютина, Л.О. Пастернака. Нестеров говорил: «Вам, в силу обстоятельств, не пришлось получить образование, так старайтесь его получить. Художник должен быть образован всесторонне. Пополняйте свои знания чтением. Без Пушкина вообще художнику нельзя жить. Пушкин нужен нам как воздух. Читайте Толстого, Достоевского. Тургенева, читайте великую западную литературу…Идите в театр, смотрите Ермолову, Садовскую, слушайте и смотрите Шаляпина…Словом, все впитывайте и несите в искусство».

   В 1916 году Елизавета Федоровна заказала Корину роспись усыпальницы в крипте под Покровским храмом обители, где как предполагала, ее похоронят. По желанию великой княгини художник совершил специальную поездку в Ростов Великий и Ярославль для знакомства с фресками соборов и церквей.

   Павел Дмитриевич очень серьезно отнесся к своей первой самостоятельной работе, советовался с Нестеровым, рассказывал о своем замысле великой княгине. Длинный узкий проход, ведущий к месту погребения справа и слева был расписан изображениями святых, ангелов и архангелов, праведников и угодников. Также на стенах и своде представлены композиции, символизирующие Воскресение. По всей длине свода изображены фигуры огненных серафимов. В нефе был написан образ новозаветной Троицы (Бог Отец, восседающий на престоле с младенцем Иисусом и Святым Духом). Роспись была окончена в 1916 году, подземный храм освятили в августе 1917 года во имя Сил Небесных и Всех Святых, с приделом преподобного Серафима Саровского. Когда Корин представлял свою оконченную работу Елизавете Федоровне, для освещения помещений, он зажег множество свечей, которые создавали особую атмосферу. Елизавета Федоровна высоко оценила труд художника и пообещала посодействовать его поездке в Италию, чтобы поучиться у великих мастеров прошлого. Однако шла война, а затем была Октябрьская революция и великая княгиня не успела при жизни помочь художнику совершить это путешествие. Однако, иным путем, позднее, мечта Корина осуществилась.

   По просьбе некоторых учениц обители Павел Дмитриевич стал преподавать им живопись и иконопись. Так Корин познакомился со своей будущей супругой, Прасковьей Тихоновой. Прошло около трех лет, прежде чем художник сделал признание и предложение, однако девушка еще несколько лет избегала общения. И только спустя восемь лет они поженились. Он вспоминал, как перед венчанием сказал невесте: «Я тебе ничего не обещаю, помоги мне стать художником». И она исполнила эту просьбу.  Впоследствии, Прасковья Тихонова стала квалифицированным реставратором. Она была первой помощницей художника в трудах и в быту, в реставрационной деятельности, проявляла отличные организаторские способности, создала его архив и музей. Память о теплоте их взаимоотношений хранят дневники, письма и воспоминания друзей.

   Павел Дмитриевич закончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества в 1916 году. Через год свершилась Октябрьская революция.

   Художнику предложили работать в училище, которое стало называться «Свободные художественные мастерские». Он преподавал, вместе с В.В. Маяковским работал в Окнах сатиры РОСТА, писал революционные лозунги, рисовал плакаты, участвовал в оформлении праздничного убранства улиц. Все время Павел Дмитриевич совершенствовал свое живописное мастерство, писал копии произведений мастеров русской живописи. Он несколько лет работал в анатомическом театре, что давало ему возможность глубже изучить анатомию человеческого тела. Каждое лето Корин уезжал в родной Палех, писал там этюды. Кисти художника принадлежат несколько пейзажных панорам, написанных в Палехе.

   В 1923 г. с братом Александром Дмитриевичем совершил путешествие по Северу, посетив Вологду, старую Ладогу, Ферапонтов монастырь, Новгород; изучал росписи в соборах и церквях, делал зарисовки церковной утвари, фресок старых мастеров.

   В феврале 1926 года большевики закрыли Марфо-Мариинскую обитель. Павел Дмитриевич со своим братом спасает от уничтожения иконостас и росписи Покровского храма.

   Работая в Марфо-Мариинской обители, Корин несколько раз виделся с будущим Патриархом Тихоном. По-видимому, он произвел на Павла Дмитриевича особое впечатление, т.к. художник старался бывать на всех службах, сначала митрополита, а позднее, Патриарха Тихона. В 1922 году Предстоятель Русской Православной Церкви был арестован, его заключили в Донском монастыре. Корину удалось передать ему посылку, в ответ на которую Патриарх передал записку, которую художник хранил всю свою жизнь: «Получил и благодарю».

   25 марта (7 апреля) 1925 года, в праздник Благовещения, Патриарх Тихон завершил свой земной путь. Сотни тысяч верующих направились в Донской монастырь проститься с любимым Патриархом. В течение пяти суток не прекращался поток людей. Среди них были митрополиты, архиепископы, игумены, схимницы, монахи и монахини, прихожане, странники, нищие, слепые. Чин погребения совершался 30 марта (12 апреля), в Вербное воскресенье. Участвовали 56 архиереев, около 500 священников, пели хоры Чеснокова и Астафьева. «Церковь выходит на последний парад», - подумал тогда Павел Корин, который каждый день ходил в Донской монастырь, делал зарисовки. Именно тогда рождался в нем замысел главной работы его жизни. Наступал сложный период, никто не знал, что ждет впереди…А впереди было время мученичества за веру, попытка властей истребить в стране Православную веру и Церковь. Величие и трагизм происходившего нашли отклик в сердце художника, верного Православной церкви, искавшего в творчестве высокие идеалы.   

   Павел Дмитриевич писал в своем дневнике: «Да, я быстро отзываюсь на торжественное, трагическое в жизни. Видимо, это заложено во мне природой. В детстве и юношестве, да и в зрелом возрасте много трагического пришлось мне видеть и переживать: смерть отца и брата, горе и смерть матери при скорбных звуках колокола на Страстной неделе… Самая высокая музыка для меня — это в пятницу и субботу на Страстной: такая бездна и высота скорби, неизбежности рока, непререкаемости судьбы…»

   Корина на протяжении всего творческого пути вдохновляла музыка. Художник говорил: «Музыку нужно слушать чаще, а то душа черствеет». Его дневники хранят немало воспоминаний связанных посещением концертов, опер, он собрал большую коллекцию грампластинок с записями духовной и классической музыки. После одного из концертов Корин писал: «Вечер. Колонный зал. «Реквием» Берлиоза. Помни «День гнева». Какое величие! Вот так бы написать! «День суда, который превратит мир в пепел!» Какая музыка! Этот пафос и стон должен быть в моей картине, гром, медные трубы и басы. Этот почерк должен быть».

   Еще один яркий образ из воспоминаний художника о похоронах Патриарха: «Слепой с мальчиком-поводырем сидели у монастырской ограды. Они пели старинный стих и каким-то странным старинным напевом, и мальчик конец каждого стиха подвывал диким резким альтом. Помню слова - «сердце на копья поднимем». Это же Картина Данте. Это «Страшный суд» Микеланджело, Синьорелли! Написать все это, не дать уйти! Это – реквием».

   С 1925 года Павел Корин начинает работать над этюдами-портретами для картины, которой он дал название «Реквием». Художник старается запомнить, зарисовать в записной книжке истинных исповедников веры, погруженных в духовную жизнь, посвящающих себя служению Богу и ближнему. Для этого он ходит по храмам и монастырям Москвы, надеясь сохранить для будущих поколений образ и память о людях, живших в старой, дореволюционной России.

   Михаил Нестеров помог Павлу Дмитриевичу начать работу над портретами священноначалия, обратившись с просьбой о позировании к своему духовнику – архиепископу Трифону (Туркестанову). До революции владыка был известен тем, что служил Литургии для слуг и рабочих, чей трудовой день начинался очень рано. Службы проходили в 3-4 часа утра. Он был очень образованным человеком, к нему тянулась творческая интеллигенция, многих он привел в Церковь. Его называли «московским Златоустом» - за дар проповедничества. Архиепископа Трифона художник писал несколько сеансов, в общей сложности восемь часов. Он успел написать в общих чертах лицо, а фигуру в красном пасхальном облачении писал с манекена. Позднее этот портрет назовут «Факел веры», как смысловой центр композиции ненаписанной картины «Реквием».

   Архиепископ Трифон помог Корину тем, что благословил монахов и иноков помогать художнику, позируя для будущей картины. Многие из тех, кого рисовал Корин в тридцатые годы, вскоре будут расстреляны, а в 2000 году Церковь причислит их к лику новомучеников Российских.

   Павел Дмитриевич стремился передать правдиво и точно образ «людей большой веры и убеждений», он избегал слащавости и показной идеализации в портретах. Художник считал и утверждал своим творчеством: «Дух в человеке – главное. Первым, кто раскрыл в искусстве всю мощь духа человека, был Микеланджело. И мне, в меру моих возможностей, хочется воспевать человеческий дух. Поэтому я ищу в жизни людей, в которых сильно духовное содержание, и пишу их… То, в чем я не вижу величия духа, меня увлечь не может».

   В 1931 году совершилась еще одна встреча, которая многое изменила в жизни Павла Корина: «В начале 30-х я жил на Арбате, дом 23, где у меня на чердаке этого дома была мастерская… 3 сентября 1931 года в 10 часов утра звонок. Я бегу через чердак открыть дверь. Открываю, вижу человека, который мне говорит: «К вам поднимается Горький». Я побежал встречать Горького…».

   Алексей Максимович пришел познакомиться с художником и увидеть его работы. После окончания просмотра, Горький подошел к Корину, крепко пожал его руку и сказал: «Отлично! Вы большой художник! Вам есть что сказать. У вас настоящее, здоровое, кондовое искусство». А затем он предложил Павлу Дмитриевичу поехать в Италию, «посмотреть великих мастеров».

   18 октября 1931 года Павел Корин с Алексеем Максимовичем и братом Александром  Дмитриевичем отправились в поездку через Германию в Италию и Францию. Во время путешествия художник вел путевой дневник, делал множество зарисовок знаменитых картин, интерьеров и скульптур. Акварелью написал пейзажи Рима, Сорренто. Однажды, во время поездки, Горький предложил Павлу Корину написать с него портрет. Художник согласился: «Стал наблюдать Алексея Максимовича, вечерами делал с него зарисовки, ходил с ним гулять. И на этих прогулках я увидел Горького. Он шел, опираясь на палку, сутулясь, его угловатые плечи высоко поднимались, над высоким лбом дыбились седеющие волосы: он шел, глубоко задумавшись». Павел Дмитриевич был очень взволнован, когда писал портрет Алексея Максимовича, у него пересыхало горло, он худел. Портрет получился монументальным, он понравился писателю. Горький предстал на портрете «суровым и одиноким» и многие современники не приняли этот его образ.

   Дружба между художником и писателем продолжалась много лет, до кончины Горького. Именно Алексей Максимович посоветовал изменить название картины «Реквием», на «Русь уходящая», чтобы Корину избежать преследований и спокойно работать. Он заказал для Павла Дмитриевича огромный холст, который превосходил по размерам знаменитую и любимую Кориным картину Александра Иванова «Явление Христа народу».  Благодаря Алексею Максимовичу, Павел Дмитриевич с супругой смогли переехать в большой удобный дом на Малой Пироговской улице, в котором художник жил и работал до конца жизни.

   По рекомендации Горького, в 1932 году Корин возглавил реставрационную мастерскую ГМИИ имени Пушкина, которой руководил до 1959 года.

   Скончался А.М. Горький в 1936 году и это событие стало не только личной утратой для Павла Дмитриевича. На него сразу же обрушились гонения. В 1932 году «Всекохудожник» (Всероссийский союз кооперативных товарищество работников изобразительного искусства) подписал с Павлом Дмитриевичем контракт, по которому он стал ежемесячно получать определенную сумму денег. Это было очень важно для художника, т.к. у Корина появилась возможность, ни на что не отвлекаясь, целиком сосредоточиться на своей картине. Однако в 1936 году мастерскую посетила комиссия из Комитета по делам искусств. Они потребовали сдать все этюды во «Всекохудожник», подсчитав количество и стоимость написанных за четыре года работ. Павлу Дмитриевичу пришлось в течение 20 лет выплачивать деньги за собственные этюды, т.к. они нужны были ему для работы над картиной, отдать или продать он их не мог. Проблема была в том, что для этого художнику приходилось браться за не интересные ему заказы, писать на заказ пейзажи, портреты, витражи, зарабатывать уроками. Как писал Павел Дмитриевич: «В силу травли и материальных обстоятельств я опять превратился в реставратора и преподавателя рисования. Мне 45 лет…».

   Все это отнимало и время, и силы, которые художник мог посвятить работе над картиной «Реквием. Русь уходящая». Павел Дмитриевич рассчитался со «Всекохудожником» лишь после того, как получил гонорар за оформление станций метрополитена, в 1956 году.

   Но проблемы были не только финансовые, травля шла и в газетах, где «все продолжали подсчитывать, «во сколько обошлась трудовому народу так называемая «Уходящая Русь» художника Павла Корина». Его обвиняли, что он «сделал попов героями-мучениками». В 1937 году были сняты картины Павла Дмитриевича с экспозиции в Третьяковской галерее. Многие знакомые и друзья сторонились, избегали общения с художником. В те годы он держал дома мешок с вещами на случай ареста. К счастью, ареста не последовало. После двух лет судебных разбирательств, художнику все-таки сохранили его дом-мастерскую.

   В своем дневнике Корин пишет: «1938 год. Продажа этюдов стала терзанием и ужасом моей жизни. … В конце 1938 года меня решили выгнать из дома и мастерской… Я попросил помощи у А.Н. Толстого».

   В период 1939-1943 гг. по заказу Комитета по делам искусства Корин создал портреты многих выдающихся деятелей культуры. Среди них М.В. Нестеров, А.Н. Толстой, Л.М. Леонидов,  В. И. Качалов и другие.

   В военные годы Павел Дмитриевич остался в Москве. Он занимался реставраторской деятельностью, работал над триптихом «Александр Невский»: «Я приходил в Большой театр, в который во время одного из налетов попала бомба и плафон которого я восстанавливал и все думал, думал о будущей своей работе… я особенно ясно представлял себе, что я вижу своего Невского, что его играет гениальный Шаляпин. Вообще созданные им исторические образы – Иван Грозный, Борис Годунов, Варлаам –всегда представлялись мне тем идеалом, образцом, с которым нужно соразмерять свои замыслы».

   «Александр Невский» был связан для Корина с «живой болью за Родину, терзаемую врагом», он всем сердцем верил в победу: «Мне думалось, что великая и мужественная народная трагедия – война, в которой выстояла Москва, выстояла Россия,  - соединила тогда в моем сердце, в моем зрении великие образы, противостоящие фашизму: Александр Невский – боец и рыцарь – был и Нестеровым, и Шаляпиным, и Горьким, и молодым парнем из родного моего Палеха, которого я наблюдал малышом, мальчиком, юношей и который погиб под Москвой, и героями-летчиками, чьи портреты писал перед войной… Мне хотелось воплотить идеи стойкости, мужества, отваги, хотелось раскрыть характер непокоренного народа в том, что делает его великим».

   После войны руководил реставрацией полотен Дрезденской галереи, которые были эвакуированы в Москву. Он консультировал реставрацию фресок соборов Троице-Сергиевской лавры и Московского Кремля. Художник лично восстанавливал росписи Виктора Васнецова и Михаила Нестерова.

  В 1946 году А. В. Щусев пригласил Павла Дмитриевича работать в метро. Он делал мозаики, витражи. Мы можем увидеть его монументальные работы тех лет: мозаики, украшающие станции «Комсомольская» кольцевой линии метро, станции «Смоленская» и «Павелецкая», витражи станции «Новослободская», панно актового зала главного здания МГУ.

   В конце 50-х и в 60-е годы, с переменами в политике, пришло и официальное признание к Павлу Дмитриевичу Корину. Он получил звание народного художника, государственную Ленинскую премию «За серию портретов современников, деятелей советского искусства». А в 1965 году Павел Дмитриевич со своей супругой совершили поездку в Нью-Йорк, где прошла выставка его полотен, которые вызвали огромный интерес и имели большой успех.

   Однако внутренние терзания по поводу неосуществленного замысла, написания своей главной картины, продолжались до конца жизни. Есть различные точки зрения на то, почему «Русь уходящая» так и не была написана. Сам Павел Дмитриевич ощущал это так: «Я не сделал того, что мог сделать, что было в самый разгар работы насильственным образом прервано».

   В 2014 году в Новой Третьяковке проходила выставка, посвященная творчеству Корина и его ненаписанной картине, которую мы с мужем посетили. При входе стоял огромный, размером со стену, белый холст. Далее шли портреты, поражающие своей монументальностью, остротой и трагичностью образов, необычной стилистикой. Был представлен общий эскиз картины, детально проработанный, прекрасно решенный колористически. Эта выставка произвела на нас сильное впечатление. Вся проделанная художником работа, задуманный масштаб, создают ощущение законченности произведения.

   С.С.Чураков, ученик Корина, писал: «Он (Корин) говорил, что в картине образ должен быть сильнее, чем в этюде. Нельзя, чтобы этюд был сильнее картины. Я подумал тогда о П.Д. Корине. Каждый его этюд к картине «Русь уходящая» — законченный образ, и в картину оставалось только переносить, копировать этот образ. Корин все уже сказал в этюде. Это, по-моему, и мешало ему приступить к написанию большой картины».

   Хотелось бы сказать и о замечательной коллекции иконописи, которую Павел Дмитриевич собирал многие годы. В ней представлены многие иконописные школы Руси. Сейчас эта коллекция находится в Третьяковской галерее. Художик начал собирать иконы в послереволюционное время, понимая их художественную и духовную ценность, спасая их от гибели. Много в этом собрании икон палехских мастеров, которые были особо дороги художнику.

   Сейчас ведется реставрация росписей в Марфо-Мариинской обители, которые пострадали от излишней влажности в крипте Покровского храма. Росписи стали покрываться плесенью, разрушаться уже через 5 лет после масштабной реставрации, проведенной к юбилею в 2009 году. Дом-музей художника на Малой Пироговской, находящийся в ведении Третьяковской галереи, также сейчас закрыт, там проводятся реставрационные работы. Восстанавливается и само здание с интерьерами, и коллекции, хранящиеся в нем.

Стебнева А.Ю.