Николай Дмитриев (25 января 1953 -13 июня 2005)

Русский поэт со своим неповторимым голосом. Он жил в соседней с нами Балашихе. Школьный учитель. Искренно завидую детям, кому о Пушкине и Боратынском, о Толстом и Чехове, о Платонове и Заболоцком - может быть первым? - поведал такой учитель.

* * *

Снова снится мне равнина,

Чёрный бор и талый снег.

Видно, что-то обронила

Там душа моя навек.

Я не знаю точный адрес,

Мне оттуда нет вестей,

Но, наверно, и состарясь,

Я увижу на кресте

Колокольни отзвучавшей

Гроздь растрёпанных ворон

И как сумерки из чащи

С четырёх ползут сторон.

Может, это вид дорожный,

Поразивший всех сильней,

Или это лик тревожный

Прежней родины моей?

1977

 

* * *

Не топчите мухоморы

За неделю до пороши,

Потому что мухоморы

Носят платьица в горошек.

Так отчаянно краснеют,

Пережив грибное царство,

Говорят, что мухоморов

Мухи белые боятся.

В листопадную усталость,

В обложной косой дождище

Это все, что нам осталось,

Тем, кто в чащах лето ищет.

1976

 

Владиславу Бахревскому 

 

Умер дед, без болезней и муки, 

Помню, теплые лили дожди. 

В первый раз успокоились руки 

И уютно легли на груди. 

 

Умер так незаметно и просто, 

Что, бывало, порой невдомек: 

Словно выправил новую косу, 

Или поле вспахал и прилег. 

 

Постояв на кладбищенской сыри, 

Вытер слезы, опомнился дом. 

Ничего не нарушилось в мире, 

Все проходит своим чередом. 

 

В окна смотрит такое же лето, 

Так же весел ромашек разбег: 

Незаметно прошел для планеты 

Небольшой человеческий век. 

 

Просто липа в саду б не шумела, 

В ней не слышались птиц голоса, 

Да без деда война бы гремела, 

Может, лишних каких полчаса. 

 

Не стояли б хорошие внуки 

На пороге большого пути… 

Умер дед без болезней и муки, 

Помню, теплые лили дожди. 

 

 

 

1969 г.

 

Я был скупец и скряга 

Каких не видел свет. 

Я собирал и прятал 

По сундукам рассвет. 

 

На дождевой поляне 

Я собирал росу. 

Глядел на лес в тумане 

И думал: «Унесу». 

 

Там у озерных вздохах, 

Присев, едва дыша, 

Я собирал по крохам 

Дрожанье камыша. 

 

И лунную дорожку, 

И ветер на холмах, 

И свет в ее окошке, 

И грусть в ее глазах. 

 

Я был скупец и скряга. 

На риск свой и на страх 

Все от людей упрятал 

В глубоких погребах. 

 

Но вот пора настала 

Нежданная пришла. 

Душа хранить устала 

И песню пролила. 

 

И от того так щедро, 

И от того близка, 

Что голос в ней от ветра, 

И от озер тоска. 

 

Её вы не жалейте. 

Она за скупость месть. 

В жару как воду пейте 

Берите всю как есть. 

 

И если есть в ней сила 

Воспеть красу твою, 

Дарю тебе Россия 

Я песенку свою. 

 

* * *

Я-то знаю, что время – река,

Только есть в ней заливы и старицы

Там невыцветшим наверняка

Деревенское детство останется.

Отчего ты в начале пути,

Жизнь, вручая свою подорожную,

До конца завещаешь нести

Эту память, на песню похожую?

– Может статься, в сумятице лет

Мало света судьба твоя выищет

И совсем несчастливый билет

С попугаем на ярмарке вытащит.

И поникнешь, его теребя,

И тихонечко примешься стариться, –

Вот тогда и окликни себя,

Докричись до залива и старицы.

...Этот мальчик корову пасёт,

Ладит кепку газетную важную,

Занят он. Но тебя он спасёт,

Объяснив твою жизнь как незряшную.

1981

 

* * * 

Качну на родину качели,

Руками разведу туман.

Соцветья пижмы почернели,

Трясёт лохмотьями бурьян.

Златая опадь в чернотале

В глаза кидается, слепя.

– А мы ведь годы коротали.

Цвели и гасли без тебя!

Повыветрилась древесина

В строеньях серых во дворе,

Лишь, как ночник, зажглась осина

Для всей округи на горе.

Во двор отца входи без страха,

Хоть здесь живых и нет уже,

Но – и в тебе всё больше праха,

Дождя и опади в душе.

Так принимай во славу нашу

И в память всех полынных дней

Неупиваемую чашу

Осенней родины твоей.

 

 

* * *

«Пиши о главном», – говорят.

Пишу о главном.

Пишу который год подряд

О снеге плавном.

О желтых окнах наших сёл,

О следе санном,

Считая так, что это всё –

О самом-самом.

Пишу о близких, дорогих

Вечерней темью,

Не почитая судьбы их

За мелкотемье.

Иду тропинкою своей

По всей планете.

И где больней, там и главней

Всего на свете.

1976

ДЕТСТВО

Ты к земле припади – всё воскреснет,

По-отцовски уколет жнивьё.

Если всё-таки жизнь – это песня.

Значит, детство – припев у неё.

Ты коснешься морщин невесёлых,

Ничего не успев, не найдя,

Но тебе остаётся просёлок

Весь в наклёвках грибного дождя.

Здесь несладость пути и немилость,

От которой хотелось кричать, –

Всё в знакомом припеве забылось.

Чтобы новой надежде звучать.

Здесь не бойся ни в чём повториться -

Как рассвет в опадающей мгле,

Как весной повторяется птица,

Всё к одной возвращаясь ветле.

1979

 

* * *

Каждый год съезжают понемножку,

Кто в район, а кто и к Иртышам,

Но жива последняя гармошка,

Деревеньки крохотной душа.

Ей нельзя умолкнуть ни на вечер,

Потому что без её ладов

Вмиг оледенит глухая млечность

Малых ребятишек да дедов.

Люди с немотою не согласны –

Надо, чтоб напомнил кто-нибудь,

Что, мол, светит месяц, светит ясный,

И не всем сюда заказан путь.

Только гармонист переменился –

Просветлён, как облачный пастух.

Что-то он в околицу влюбился,

В поездов далекий перестук.

Что-то он про ПТУ с вечёркой,

Что-то про культуру и кино.

Разузнали – связано с девчонкой,

Но теперь, конечно, всё равно.

И его, вздыхая, понимают,

И с утра, когда цветёт заря,

Из колодцев вёдра вынимают –

Словно поднимают якоря.

1976

 

* * *

Стадо припозднилось и устало:

Грудилось, дышало нелегко

И дорогой молоко роняло,

Видное в потемках далеко.

Что-то рано сумерки упали,

Свежестью пахнуло, и тогда

Возле самых ферм его догнали

Тучные небесные стада.

Пыль свернулась в серые комочки.

Скоро полегчали облака,

И стояли в каждом закуточке

Запахи дождя и молока.

И текли над полем испаренья

Млечною невидимой рекой.

...Если б не имел я слух и зренье –

Родина б запомнилось такой.

1977

 

* * *

Вдруг ослепит на повороте

Ненастный льдистый свет небес,

Как много странного в природе.

Как смотрит в душу этот лес!

И снега нет, но есть творожный

Тревожный запах юных зим,

Над колеей моей дорожной

Скользит он, хрупок и незрим.

И ветру с торопливой речью

Вдруг удаётся донести

Печаль почти что человечью,

Своё какое-то «прости».

И как бывало не однажды,

Когда родна земле тоска,

Я все ищу, ищу в пейзаже

Недостающего мазка.

С годами сердце не умнеет:

Смотрю, смотрю в простор полей,

Где, объясняя всё, темнеет

Фигурка матери моей.

1977

 

* * *

Вот и снова тебя победили

Поезда. Ты проснулся, ничей,

Оттого, что тебя разбудили

Отсыревшие крики грачей.

Три часа до рассвета осталось,

Ты промок и продрог до костей:

И старуха пустить отказалась,

И гостинице не до гостей.

И когда ещё сон подберется

К той скамейке твоей на углу!

Так натягивай до подбородка

На себя августовскую мглу.

Ничего, ещё можно скитаться,

На пустых полустанках сходить,

Незнакомым местам улыбаться,

Кепкой воду из озера пить.

Думать: все ещё только в начале,

Можно жизнь, как и надо, прожить, -

Пусть не с теми – с другими грачами

Дом построить и песню сложить.

1975

 

* * * 

Живу спокойней и ровней,

Иду задумчивою Русью,

Как реки родины моей,

Не изменяющие руслу.

Чужды им пена, вой, надрыв –

Они не хвастаются силой;

Текут, объятия раскрыв,

В своей могучести красивой.

Им надо напоить стада,

Легонько перемыть икринки

И чисто отразить стога –

До лепестка и до былинки.

И, вслушиваясь в речи трав,

Стряхнув налёт равнинной лени,

Зацеловать у переправ

Девчонок жаркие колени.

Нельзя шуметь, где сон полей

И родничок песчинки ставит,

Где коростель и соловей,

А берега в крови и славе.

 

 

СЕСТРЕ

Жгут ботву. Коричневые тени

По земле, исклёванной дождём.

Вот и всё, что мы с тобой хотели,

Вот и мы ботву свою дожжём.

Память, словно свет, необходима,

Но в лучах обветренного дня

Вижу: твои слёзы не от дыма,

Потому что ветер на меня.

Как туман, глаза твои незрячи,

В них не поле, небо и кусты –

На два метра для тебя прозрачны

Глины и песчаника пласты.

Всё же подойди погреть ладони.

Научись на ветреной земле

Видеть молодое-молодое

Даже в остывающей золе.

И тогда к осевшему порожку,

Где забвеньем пахнет и жнивьём,

Радость, словно прутиком картошку,

Выкатим к ногам – и проживём.

 

 

 

 

 

ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Просверлен майскими жуками,

Весенний вечер так пахуч!

Сижу на горке с мужиками,

Слежу за ходом низких туч.

Добыли лаской и нажимом,

Что жёнки прятали в чулке,

И вот походит каждый живо

На Стеньку Разина в челне.

Трепещут листья и побеги,

Собаки лают на селе,

Сегодня можно – День Победы,

Кто весел – тот навеселе.

Но трезво-трезво, близко-близко

В тумане, словно на весу,

Далекий лучик обелиска

У всех, как искорка в глазу.

И на мосту, в коровьей свите,

В тревожных гаснущих лучах,

Бычок совхозный, как Юпитер,

Несёт Европу на плечах.

1977

 

* * *

В пятидесятых рождены,

Войны не знали мы, и всё же

Я понимаю: все мы тоже

Вернувшиеся с той войны.

Летела пуля, знала дело,

Летела тридцать лет назад

Вот в этот день, вот в это тело,

Вот в это солнце, в этот сад.

С отцом я вместе выполз, выжил,

А то в каких бы жил мирах,

Когда бы снайпер папу выждал

В чехословацких клеверах?!

1974

 

* * *

Тихо кружится звездная сфера,

Светит млечная пыль на сосне.

«Разворачивай пушку, холера!» –

Это папа воюет во сне.

На земле, под разрывами шаткой,

Обругав по-российски ребят,

Он в последнюю сорокапятку

Досылает последний снаряд.

На полу мои ноги босые –

Вот бы мне в этот сон, в этот бой!

Вдруг сегодня отец не осилит,

Не вернётся оттуда живой?!

1974

 

ПОДОЛЬСКИЕ КУРСАНТЫ. 1941 ГОД

От инея усаты,

На мёрзлый свой редут

Подольские курсанты

По улице идут.

Шинель из военторга

Куда как хороша!

От смертного восторга

Сжимается душа.

– Эй, девица в оконце,

Дай жизнь с тобой прожить!

Греть косточки на солнце,

О юности тужить.

Скользнуть одной судьбою

По линиям руки

И в детство впасть с тобою,

Как речка в родники.

Уткни меня в колени.

Роди меня назад!

Но – только на мгновенье:

Я все-таки курсант!

Нам не под плат Пречистой,

Не под её подол –

Под небо в дымке мглистой,

Под этот снежный дол.

Уж вы с другими мерьте

Огонь златых колец,

А мы напялим Смерти

Тот свадебный венец.

Зенитные орудья

Забыли про зенит.

Загадывать не будем,

В какой душе звенит.

Сейчас по фрицам вмажем,

Метнем возмездья кол

И – юными поляжем

Под этот снежный дол.

...Кремлёвские куранты

Звонят недобрый час.

Подольские курсанты,

Спасите сирых, нас!

2001

 

 

* * * 

Сжалась Родина, но вроде

Велика ещё пока,

Как в четырнадцатом годе,

В этом роде велика:

Там – пируют,

Там – крадут,

Там – головушки кладут,

До последнего снаряда

Защищая свой редут.

 

 

 

 

РУЗА

Шесть с половиною веков

Светила ты среди лугов.

Москва, с летами хорошея,

Звоня на тысячу ладов,

Жемчужной нитью городов

Обвила царственную шею.

В ту нить и ты вошла зерном.

В цепочку мужества – звеном,

И, оглянувшись на столицу,

Среди багрянца дней лихих

Сзывала соколов своих

На боевую рукавицу.

Ты окликала Верею,

Сестру сосновую твою,

Соседку по кровавой тризне,

И без подмоги и вестей

На стены ставила детей,

Даря Историю Отчизне.

Прости торжественный язык –

Я сам к такому не привык,

Но так ты дремлешь величаво

Над лесом с пятнами полян!

Кто здесь хоть малость не Боян,

Кто петь испрашивает право!

Легли дороги стороной,

И ты осталась избяной

Еще почти наполовину,

Нет над тобой фабричных труб,

Но свят смолёный русский сруб -

Ему ль пред нами быть повинну!

Он помнит Смуты времена,

Недальний гул Бородина

И сорок первого раскаты,

И слезы радости из глаз,

Запомнит он и нас. И нас!

Хоть окна и подслеповаты.

Прими ты, Руза, мой поклон

Из всех земель, из всех сторон,

Куда б судьба ни заносила.

И к твоему позволь гербу

Мне положить свою судьбу,

Коль будет в ней краса и сила.

1979

 

ПОЛУСТАНОК

В окно вагона спозаранок

Ты кратких несколько минут

Глазел на пыльный полустанок:

Неужто люди здесь живут?

Ты видел выкрашенный охрой

Столетней выдержки забор,

Жалел и тополь с кроной дохлой,

И плешью венчанный бугор.

Но в тусклом нездоровом свете

У полированных корней

Под тополем играли дети

На бедной родине своей.

Другой у них уже не будет,

Так пусть ничто не оскорбит

Сторонку ту. Она ж не судит

Твой кочевой скользящий быт.

И, может, с этой скудной сени

Они сумеют больше взять,

Чем ты с персидской взял сирени,

Что под окном растила мать.

1997

 

* * *

Станут в темноте лягушки квакать,

Станут петь ночные соловьи.

Родина, ну как тут не заплакать

На призывы детские твои?

Что мне век и все его законы?

Теплю я костёрик под лозой.

Этот край родней и незнакомей

С каждой новой ночью и грозой.

С каждою оттаявшей тропинкой,

С каждым в глину вкрапленным дождём,

С каждой появившейся травинкой

Из земли, в которую уйдём.

Мы уйдём не подарить потомкам

Новые культурные слои,

А чтоб их тревожили в потёмках

Наших душ ночные соловьи.

1976

 

РАДУГА

Здравствуй, радуга, как ты сумела понять

Все земные цвета и над грязью поднять?!

Встать на время связующим звонким мостом

Между пашнями и высоты торжеством!

Между высью небесной и ширью земной...

А всего-то и было, что дождик грибной!

1973