Светлана Кекова (род.1951)

Два разговора о смысле жизни

Это неба полотенце. Это речка. Это лес.
Это тихий плач младенца. Это ангел. Это бес.
Это вышиты на ткани солнце, звёзды и луна.
Это жизнь моя на грани то ли смерти, то ли сна.
Волк, как ветер, завывает. Как луна, вода блестит.
Бог лицо от нас скрывает. Мать дитя своё растит.
Это травы зреют в поле, это зверь живёт в неволе,
привыкая к новой роли, в небе бабочка гостит.
Ах, давно ль она дрожала, потому что червячком
на сырой земле лежала то ли навзничь, то ль ничком?
И имела вид наивный, и смеялась надо мной,
а теперь, как ангел дивный, держит крылья за спиной.

Это чистая тарелка. Это ложка. Это ложь.
Это страшно. Это мелко. (Слов во тьме не разберёшь).
Тьма закрыла свет, как штора. Ночь на улице шуршит.
Тонкой ниткой разговора воздух в комнате прошит.
Я ребёнка пеленаю, тихо плачу и молчу.
Помнишь? Помню. Знаешь? Знаю. И заплатишь? Заплачу.
Чем заплатишь? Звёздной пылью, молоко из чашки вылью.
За спиною пряча крылья, ангел дует на свечу.
Как спокойно и бесстрастно Бог пускает время в рост!
Безвоздушное пространство служит пищею для звёзд.
Ночь — кормилица и нянька — с головой укрыла твердь.
Человек, как Ванька-встанька, погружён то в жизнь, то в смерть.
Я лицо росой умою, чтоб глаза мои закрыл
ангел с траурной каймою по краям лазурных крыл.

 ***
Дай бабочкам такие имена,
чтоб цвет их крыл звучаньем был
                                                угадан.
Дай зимним пчёлам мёда и вина,
а детям — смирну, золото и ладан.
Войди в мой дом — и я зажгу свечу,
в глухой ночи лицо в ладонях спрячу.
Скажи мне: “Замолчи” — я замолчу,
скажи: “Заплачь” — и я как дождь
                                              запла́чу. 

Свет льнёт к душе, как влага
                                            к кораблю,
как ласточка к пустому небосводу.
Скажи мне тихо: “Я тебя люблю”, — 
и я пойму, как пламя любит воду.
Как любит дух покинутую плоть,
как вечность любит бег секунд
                                                    поспешных,
как безнадежно любит нас Господь — 
нас, обнажённых, плачущих и грешных.

***

Страданье – ниже сухой травы
и тише, чем детский вздох.
Да вещи, милый мой, таковы,
какими их видит Бог.

Зачем охотник и птицелов
готовит свои силки?
Господь на гребни морских валов 
пернатые шлет полки.

И крики чаек, и лай собак
Господь запирает в клеть.
И вновь усатый, как сом, рыбак
на землю бросает сеть.

Не сможет больше он рыб дразнить, 
воздушной грозить тюрьмою...

Лишь Бог решает – кого казнить, 
кого отпустить домой,

И ты, мой друг, не ходи ко мне
и песен ты мне не пой
про то, что в пропасть, как в страшном сне,
слепого влечет слепой,

что тело ночью теряет вес,
дневные забыв труды...
И вновь на землю глядит с небес
слезящийся глаз звезды.

***

СНЕЖНАЯ КУТЬЯ

1.
Вдоль дороги пыльной цветёт чабрец.
В доме печь с нахмуренным спит челом.
На борьбу с врагами идёт храбрец,
и ложится пыль на его шелом.

Ты зачем, храбрец, свой покинул дом?
На кого ты русскую бросил печь?
Задевает ворон тебя крылом,
и изъеден ржой твой булатный меч.

Проливает слёзы твоя сестра,
а в земле тоскуют отец и мать.
Зачерпни шеломом воды Днепра,
меч вонзи ты в землю по рукоять!

На воде – листвы золотая вязь,
а вокруг – туман, половецкий стан.
Ты зачем в степи заблудился, князь,
где ковыль бушует, как океан?

Так ложись на гребень его волны,
закрывай глаза и спокойно спи,
пусть твоя жена с крепостной стены
вдовий плач разносит по всей степи…

2.
- Ни еды, ни питья не отыщешь в дому,
а братья и зятья – 
все ушли на войну.

Им бы в рюмки вино
зелено подливать,
а они – воевать, 
кровь свою проливать.

И теперь не поймёшь – кто от пули бежит,
кто судьбу сторожит,
кто в могиле лежит, 

кто с друзьями в последний отправился путь,
и не знаешь теперь –
как его помянуть.

Нет в холодной избе ни еды, ни питья,
только в миске – 
февральского снега кутья.

3.
Я смотрю - и никак разглядеть не могу
крест из рамы оконной, торчащий в снегу.

Над крестом пролетает семья голубей.
На кресте одинокий сидит воробей.

Ангел тихо сказал, над землёю летя:
- Здесь, под этим крестом, мать лежит и дитя.

Этот крест, как свеча, перед Богом горит…

И убийце убитая мать говорит:

- Ты хотел убивать – и пришёл, и убил,
и земля наша стала землёю могил.

Ты ведь тоже погибнешь – неведомо где.
Как посмотришь в глаза мне на Страшном Суде?

     * * * 

Зачем анафемой грозите вы России? 
                                 А.С. Пушкин 

Говорят в лицо нам: все песни спеты, 
все стихи написаны – говорят, 
и тревожно спят на Руси поэты 
под покровом слов с головы до пят. 
Но, примерив хищный прищур Батыев, 
раскормив кричащее вороньё, 
целый день горит и дымится Киев 
и бросает камни в окно моё. 
На камнях – раздавленная калина, 
или это кровь – посмотри скорей! 
Напиши о Харькове мне, Ирина, 
о Славянске мне расскажи, Андрей. 
И о том, как нынче живёт Одесса, 
как грозят огнём Украине всей, 
знаю я – напишет стихи Олеся, 
Станислав откликнется, Алексей. 
Облака над миром – как стадо овнов, 
и отару пастырь пасёт свою, 
и встают стихи, словно в море волны, 
как солдаты, в общем идут строю. 
Пусть сердцам тщедушным и малодушным 
угрожает пулей грядущий хам, 
нам нельзя молчать, потому что Пушкин 
отвечает новым клеветникам. 

* * *

Вот человек живет среди вещей -
комодов, шифоньеров и плащей,
их населяющих, среди портьерных складок,
он соблюдает меру и порядок,
на ужин ест тарелку постных щей,
и сон его томителен и сладок.

Сей человек имеет имя Он.
Когда он спит, то сумрак фиолетов.
Он видит, как обычно, вещий сон,
что дух его куда-то унесен,
и он живет среди иных предметов.

Там плащ, как ворон, крылья распростер,
кружит вверху, высматривает падаль.
В постель бросают тело, как в костер,
и вот оно в пределах рая ль, ада ль,
от райского блаженства ли, от мук
так корчится, такую терпит пытку,
что сердобольный маленький паук
сшивает саван на живую нитку.

Грызут сомненья, как цепные псы,
любовь проходит, словно боль в затылке,
стоят на полке мертвые часы,
блестят в углу порожние бутылки.

И видит Он как бы подобья лиц,
подобья душ в телесных складках тканей,
но нет у тел отчетливых границ,
у душ определенных очертаний.

Зачем ты шепчешь, что душа болит?
Ведь если ветер душу оголит
как суть вещей,
то будет страсть преступна,
жизнь - девственна, а смерть общедоступна.

И что тогда мне жажду утолит?

* * *

Мы в воды медлительной Леты летим, как зерно в борозду,
а три одиноких планеты в одну превратились звезду,

и шкурою снежного барса лежит ослепительный свет
Сатурна, Юпитера, Марса на теле озябших планет.

Ручьи пересохшие немы. Пустыней бредет караван,
волхвов в декабре к Вифлеему оптический гонит обман,

а с крыш городских на просторе под шум зацветающих лип
виднеется Мертвое море с прозрачными спинами рыб.

Бредут вавилонские маги, им нет ни препон, ни преград,
и тихо колышет в овраге черемуха свой виноград,

колышет, и кажется пьяной, и сладко цветет курослеп,
а рядом, в избе деревянной, ржаной выпекается хлеб.

Пора отправляться в Европу, посуду убрав со стола:
там Кеплер, припав к телескопу, увидел, что снова тела

Юпитера, Марса, Сатурна составили тело одно,
и море вздымается бурно, и рвется его полотно.

Друг другом питаются рыбы, нас время прозрачное ест,
но вместо веревки и дыбы воздвигнут сияющий крест,

и временной смерти проситель себя у пространства крадет,
увидев, как снова Спаситель по Мертвому морю идет.