Мене́ осужде́наго спаси́, осуди́вый Кресто́м Твои́м Влады́ко Спа́се мо́й вражду́, и да не пока́жеши гее́нне пови́нна, оскверне́наго страстьми́, и грехми́ омраче́наго.
Служба пятницы 2-й седмицы ВП
***
Весна – от колеи шершавой
До льдинки утренней – моя.
Упрямо в мир выходят травы
Из тёмного небытия.
И страшно молод и доверчив,
Как сердце маленькое – лист,
И стынет он по-человечьи,
Побегом вынесенный ввысь.
И в нас какое-то подобье:
Мы прорастаем только раз,
Чтоб мир застать в его недобрый
Иль напоённый солнцем час.
Нам выпало и то, и это,
И хоть завидуем другим,
Но, принимая зрелость лета,
Мы жизнь за всё благодарим.
Мы знаем, как она боролась
У самой гибельной стены, –
И веком нежность и суровость
В нас нераздельно сведены.
И в постоянном непокое
Тебе понятны неспроста
И трав стремленье штыковое,
И кротость детская листа.
***
В этом доме опустелом
Лишь подобье тишины.
Тень, оставленная телом,
Бродит зыбко вдоль стены.
Чуть струится в длинных шторах
Дух тепла - бродячий дух.
Переходит в скрип и шорох
Недосказанное вслух.
И спохватишься порою,
И найдёшь в своей судьбе:
Будто всё твоё с тобою,
Да не весь ты при себе.
Время сердца не обманет:
Где ни странствуй, отлучась,
Лишь сильней к себе потянет
Та, оставленная, часть.
27 декабря 1968
***
Я умру на рассвете,
В предназначенный час.
Что ж, одним на планете
Станет меньше средь вас.
Не рыдал на могилах,
Не носил к ним цветов,
Только всё же любил их
И прийти к ним готов.
Я приду на рассвете
Не к могилам - к цветам,
Всё, чем жил я на свете,
Тихо им передам.
К лепесткам красногубым,
К листьям, ждущим луча,
К самым нежным и грубым
Наклонюсь я, шепча:
«Был всю жизнь в окруженье,
Только не был в плену.
Будьте вы совершенней
Жизни той, что кляну.
Может, люди немного
Станут к людям добрей.
Дайте мне на дорогу
Каплю влаги своей.
Окруженье всё туже,
Но, душа, не страшись:
Смерть живая - не ужас,
Ужас - мёртвая жизнь».
1968-1972
***
Давай погасим свет - пускай одна
Лежит на подоконнике луна.
Пускай в родное тихое жильё
Она вернёт спокойствие моё.
И, лица приподняв, услышим мы,
Как звуки к нам идут из полутьмы.
В них нет восторга и печали нет,
Они - как этот тонкий полусвет.
А за окном такая глубина,
Что, может, только музыке дана.
И перед этой странной глубиной
Друг друга мы не узнаём с тобой.
1965-68
* * *
Осень лето смятое хоронит
Под листвой горючей.
Что он значит, хоровод вороний,
Перед белой тучей?
Воронье распластанно мелькает,
Как подобье праха, -
Радуясь, ненастье ль накликает
Иль кричит от страха?
А внизу дома стеснили поле,
Вознеслись над бором.
Ты кричишь, кричишь не оттого ли,
Бесприютный ворон?
Где просёлок? Где пустырь в бурьяне?
Нет пустого метра.
Режут ветер каменные грани,
Режут на два ветра.
Из какого века, я не знаю,
Из-под тучи белой
К ночи наземь пали эти стаи
Рвано, обгорело.
1971
***
Тревога военного лета.
Опять подступает к глазам
Шинельная серость рассвета,
В осколочной оспе вокзал.
Спешат санитары с разгрузкой.
По белому красным - кресты.
Носилки пугающе узки,
А простыни смертно чисты.
До жути короткое тело
С тупыми обрубками рук
Глядит из бинтов онемело
На детский глазастый испуг.
Кладут и кладут их рядами,
Сквозных от бескровья людей.
Прими этот облик страданья
Мальчишеской жизнью твоей.
Забудь про Светлова с Багрицким,
Постигнув значенье креста,
Романтику боя и риска
В себе задуши навсегда!
Душа, ты так трудно боролась...
И снова рвалась на вокзал,
Где поезда воинский голос
В далёкое зарево звал.
Не пряча от гневных сполохов
Сведённого болью лица,
Во всём открывалась эпоха
Нам - детям её - до конца.
...Те дни, как заветы, в нас живы.
И строгой не тронут души
Ни правды крикливой надрывы,
Ни пыл барабанящей лжи.
1963
Вы должны авторизоваться, чтобы оставлять отклики.
Отклики (481)