Пасха 1926 года

 

 

Подходила Пасха - одна из четырех, что пришлось мне пережить в неволе с 23-го по 26-й годы. И как хотелось, хотя и в такой затруднительной обстановке, совершить молитвенный обряд. Настала Великая Суббота. Но последовало распоряжение ротным командирам не допускать и намеков на церковную службу. Однако я своему «причту» настаивал: все же попытаемся в пекарне совершить службу.

 В начале двенадцатого я отправился в барак, где помещался владыка Нектарий. Двери были настежь открыты, но мне преградил дорогу дневальный. «Не велено пускать никого из других рот...» Я остановился в нерешительности. Однако владыка Нектарий был наготове. «Сейчас, сейчас», – сказал он мне.  

 

Я отправился к владыке Илариону. Войдя стремительно в барак, я направился мимо дневального, который оказался несколько знакомым мне и расположенным. «Пожалуйста, поскорее делайте и уходите. Не приказано...» Я кивнул ему головою, подошел к владыке Илариону, который, растянувшись во весь свой великий рост, спал. Толкнул его в сапог, владыка приподнялся. «Пора», – сказал я ему шепотом.

 

На линейке ожидал владыка Нектарий. И мы гуськом тихо направились     к задней стороне бараков, где за дорогой стоял остов недоконченной пекарни, с отверстиями для окон и дверей. Мы условились не сразу, а поодиночке прошмыгнуть. И когда оказались внутри здания, то выбрали стену, более укрывавшую нас от взоров проходящих по дорожке. Мы плотнее прижались к ней, – слева владыка Нектарий, посередине – владыка Иларион, а я – справа.

 

«Начинайте», – проговорил владыка Нектарий. «Утреню?» – спросил владыка Иларион.  «Нет, все по порядку, с полунощи», – отвечал владыка Нектарий. «Благословен Бог наш...», – тихо произнес владыка Иларион.  Мы стали петь полунощницу. «Волною морскою...», – запели мы. И странно, странно отзывались в наших сердцах эти с захватывающим мотивом слова. «Гонителя мучителя, под землею скрыша...» И вся трагедия преследующего фараона чувствовалась нашими сердцами в этой обстановке как никогда остро. Белое море с белым ледяным покровом, балки для пола, на которых мы стояли, как на клиросе, страх быть замеченными надзором. А сердце дышало радостью, что пасхальная служба все же совершается нами вопреки всему.  Пропели полунощную. Архиепископ Иларион благословил заутреню. «Да воскреснет Бог, и расточатся врази его...», – не сказал, а прошептал, всматриваясь в ночную мглу, владыка Иларион. Мы запели: «Христос воскресе!..» Плакать или смеяться от радости, думал я. И так хотелось нажать голосом чудные ирмосы! Но осторожность руководила нами. Закончили утреню. «Христос воскресе», – сказал владыка Иларион, и мы все трое облобызались. На другой день службу совершили мы с владыкой Нектарием вдвоем, ходя по дорожке. Через год, в 1927-м году в мае владыка Иларион писал мне: «Вспоминаю прошлогоднюю пасху. Как она отличается от сегодняшней! Как торжественно мы справили ее тогда!..»

 

Да, обстановка пасхи 26-го года была необычайна. Когда мы втроем ее справляли в недостроенной пекарне, в это время в Ростове, в залитом электрическим светом кафедральном соборе,  при участии чудного хора И. Ф. Ковалева городское духовенство совершало тоже пасхальное торжественное богослужение.  Но!.. думается нам, наша Кемская Пасха с владыкой Иларионом в пекарне без окон и дверей, при звездном освещении, без митр и парчовых риз, дороже была для Господа, чем великолепно обставленная Ростовская...                                                                             

Священник Павел Чехранов

 

 

 

Соловецкий лагерь. Январь, 1923 год.

 

Слева направо - сидят:

 

священник Алексий Шишкин,

 

архиепископ Митрофан (Гринев), архиепископ Иларион (Троицкий), митрополит Евгений (Зернов),

 

архиепископ Захарий (Лобов),

 

протоиерей Павел Чехранов;

 

стоят:

 

протоиерей Симеон Краснов,

 

протоиерей Илия Пироженко,

 

священник Алексий Трифильев.

 

священник Владимир Вологурин,

 

протоиерей Петр Фалевич