Три текста трех священников

Вот три текста трех разных священников из трех разных местностей:

 

Сегодня совершал отпевание в глухой заснеженной деревне. Покосившаяся избенка, на некрашеном полу домотканые, полосатые половички, нетопленная (по случаю покойника) белоснежная печь, за окнами безмолвная зимняя сказка. И запахи, запахи (голова кругом)…вчерашнего дыма, старого дерева, пшеницы в ларях, дровяной смолы и домашнего хлеба, сена и пряных трав, пучками развешанных в сенях, конского пота, навеки сроднившегося с истлевшими хомутами…Современному человеку трудно разобраться в купаже деревенских ароматов. И на всем – отпечаток чистой и праведной старости, и такой же чистой и праведной смерти. Совсем  не страшной. Подумалось: если уж человек не может не умирать совсем, то пусть бы умирал вот так.

Покойница – самая обычная наша северная старушка. Фарфоровые руки, круглое финское лицо – чудь или меря. Представители этих реликтовых народов еще изредка встречаются в наших широтах. Разложил на холщевой скатерти требное, спрашиваю имя. Говорят: « Текуса». Подумал, что ослышался. Оказалось – нет. И она не одна такая, в деревне почти все женщины Текусы. Повелось это исстари, и уже никто не помнит почему.

Весь день прожил в удивительном состоянии светлой грусти, и долго не мог понять, почему, пока не догадался – это прекрасное и теплое греческое имя, словно частичка самой Греции, Бог весть каким чудом прижившееся в северной русской деревне согрело сердце.

 

 

Ираида – нежный цветок!

Не на всяком приходе есть такой удивительный человек, хотя чудесных и прекрасных людей у нас, конечно, не мало. Но у меня есть! Ее зовут Ираида.

Ираида – человек Божий. Она в церкви с детства. Раньше ездила на катере в Конаково. Это часа 2-2,5 пути. Теперь ходит ко мне – 7 км в один конец. Ей скоро 70. У нее дети и внуки. Но она одевается, как пионерка. Только несуразно. Смешно, ярко, до нелепости. Но я улыбаюсь и делаю вид, что этому рад. Когда она идет куда-нибудь, она радуется, как ненормальная, - улыбается солнцу, пению птиц, бабочкам и стрекозам. Поет и танцует. Потом сокрушается и говорит мне: « Отец Георгий, я наверное дура?» «Нет – возражаю я ей, - ты не дура. Это милость Божия к тебе». Она – медсестричка. Ходит по избам делает уколы таким же бабушкам, как она. А потом молится до 3 ночи. И вновь сокрушается: «Отец Георгий, я страдаю, что не могу рано встать». Говорю: «Или утром спи, и не страдай, или ложись спать днем». У нее домик разделен на две части. В одной – перевязочная, в другой, от пола до потолка оклеенной святыми изображениями, живет сама Ираида. Я не говорю, что все это иконы. Иногда это изображения, взятые из календарей, обложки книг и вырезки из газет. Но и икон множество. И лампады. Однажды, когда она юркнула в крошечную метр на два кухню, я быстренько эти лампады посчитал. Их было 22. Разные, иногда старинные, иногда просто сделанные из маленьких баночек. И они все горят.

Ираида была трижды замужем. Прибивались к ней горемычные мужички. Она их выхаживала, отогревала, откармливала, и они начинали ее покалачивать. Я, говорит, виновата, наверное. Только кто-нибудь из мужей начинал меня бить, как вскоре помирал…Ясно, что нет. Просто Бог хранил свою подвижницу.

Сегодня Ираида сказала, что на следующий год помрет. « Когда зацветут пионы»… Я попросил ее немного повременить со смертью. Она чуток подумала и сказала : « Пусть будет на это Божья воля!» Я сразу согласился. С Богом не спорят. Если она все-таки помрет, похороню ее у стены храма.

- Я недостойна – слегка испуганно откликнулась Ираида.

Если она недостойна, то достойных нет совсем.

Я еще расскажу о ней, но потом.

Странный человек

Жил в нашем городе странный человек. Странность его, в советское время, власть придержащих  раздражала, да и в перестроечные года одно упоминание его фамилии вызывало неоднозначную реакцию. Недовольство это в иные формы, чем негативные характеристики перевести было никак невозможно за неимением «состава преступления». Тем более, что свои гражданские обязанности перед обществом он исполнял, то есть на работу ходил исправно, нареканий на производстве не имел, прописка была в порядке, как и законная супруга с домом и небольшим хозяйством. Вот только детей у него не было.

Верил этот странный человек в высшую силу и в Святого Духа, причем считал их  разумными энергиями между собой как то связанными, но совершенно самостоятельными. Его религиозная мистика никак не вкладывалась в рамки традиционных религий, как, впрочем, нельзя было назвать его ни эзотериком, ни теософом, ни спиритом, потому что из каждых из этих систем он что-то принимал, и что-то напрочь отвергал.

Особенностью мировоззрения странного человека были его постоянные попытки преобразовать духовную энергию в материальную силу, как и наоборот: силу в мысль, которую можно передать на расстояние при помощи «святого луча». Он изобретал и мастерил «улавливатели» космических энергий, перед которыми читал заклинания и одному ему ведомые « молитвы», сооружал странные ящики, обложенные электродами, куда засовывал собственную голову или головы тех, кто провозглашал себя его учениками. Эти опыты, как он утверждал, создают возможности иного восприятия бытия, когда каждый сможет видеть в себе несколько начал и сущностей.

Ученики долго у него не задерживались, и их уходы сопровождались или очередным скандалом, или жалобами в милицию.

Когда православная жизнь стала открыта для всех, и в церквях и храмах стало возможно купить религиозную литературу, странный человек зачастил в церковь, но ненадолго. Единственным его приобретением, которым он пользовался в своей дальнейшей «практике», стала брошюрка с беседой прп. Серафима Саровского о стяжании Духа Святого. Слова преподобного старца о том, что цель жизни есть стяжание Духа Святого, он воспринял, как подтверждение своей теории, причем, напрочь отбросив советы Серафима, какими способами достигается это «стяжание». В году этак в 92-93 пытался и я беседовать со странным человеком – тщетно. Может быть знаний не хватило и опыта священнического, Бог весть. Ушел от него в раздражении, а он меня с улыбкой проводил. Недавно странный человек умер. За две или три недели до смерти он выбросил все свои «приборы» и «сооружения». Он ходил по дому, а затем, когда стало совсем худо, лежал на диване, с деревянным крестом в руках, постоянно повторяя «Отче наш». Он заставлял жену читать ему православные книжки оставшиеся в его библиотеке и раз за разом восклицал: «Вот она – Правда. Вот она!»

В конце концов попросил привести к себе священника, которому более трех часов исповедовался, да не один, а несколько раз, а Причастие принял уже перед самой смертью. Все недостойным себя считал…

Странным человеком был этот странный человек.