Святые цари Юстиниан и Николай - сходство и различие

В службе святым царственным страстотерпцам вторая стихира на хвалитех проводит несколько неожиданную параллель: царь-мученик Николай сравнивается с Юстинианом Великим:

О боговенча́нный царю́ Нико́лае,/ сла́вный слуго́ Святы́я Це́ркве,/ храни́телю ея́ и защи́тителю,/ избра́нный Бо́гом ея́ покрови́телю,/ вели́каго Иустиниа́на подо́бниче,/ вонми́ гла́су моле́ния на́шего,/ прости́, защити́ и укрепи́/ заблу́ждших чад твои́х,// да ве́рою и любо́вию просла́вим Просла́вльшаго тя.

Текст стихиры "на поверхности" говорит не так много: царь назван хранителем и покровителем Церкви, её слугой... Но это не делает параллель с византийским императором Юстинианом особенно ясной: любой православный царь призван к этому служению. Значит, смысл стихиры лежит глубже, и она призывает задуматься, вглядеться в историю и судьбы царей внимательнее…

Юстиниан не был первым православным царём, трудившимся на этой ниве (но его формулировка отношений императора и Церкви, "симфония" — наиболее известна... хотя немало историков скорее готовы назвать её "цезарепапизм"), а Николай II Александрович не был ни последним (в 1918 г. оставались православный царь в Болгарии и король в Югославии), ни самым успешным в деле покровительства Церкви.

Ко времени правления Николая II почти все вехи отношений монархического русского государства и Церкви уже были пройдены. Давно были построены все известные монастыри, все самые прекрасные и важные храмы. Независимость, а затем и патриаршество в русской Церкви были, с помощью предыдущих царей, сначала обретены, а потом отобраны.

Царь Юстиниан активно участвовал во всех церковных делах, богословских спорах, работе Вселенского собора и административной организации Церкви. Он и принимал большую долю всех решений. Николай Александрович действовал совершенно иначе. Он редко брал инициативу на себя. Его роль была не столько ведущего, сколько ведомого, скромного помощника: он помогал реализоваться здоровым инициативам внутри Церкви, верующего народа и священства. Порой его главными и последовательными решениями были: не мешать, отойти в сторону со смирением, а потом послужить воплощению того, что решила сама Церковь. Так был канонизирован прп. Серафим Саровский, восстановлено почитание благов. княгини Анны Кашинской. Так начался (но завершился уже без царя) путь к восстановлению патриаршества в русской Церкви.

Но намного большее сходство можно найти в биографии царей Николая и Юстиниана в их поведении в критический момент царствования. Оба царя прошли через страшное возмущение народа в своей столице: Юстинан — восстание "Ника" в 532 году, Николай — февральскую революцию 1917 года. И оба царя решили отказаться от престола, чтобы избежать кровопролития и спасти свою семью.

Но здесь же, рядом — существенное различие, которое и определило разную судьбу царей: Николай II отрёкся, был арестован, а затем убит большевиками, а Юстиниан в итоге остался на престоле, и очень успешно царствовал ещё 33 года. Различие это — в окружении монархов.

Николая II предали почти все.  Именно высшие военные чины вынуждали его отречься, и в самый тяжёлый момент не нашлось ни одного генерала, который открыто выразил бы ему поддержку даже словами — не то что военной силой. Хорошо известны строки, записанные в ночь отречения в дневнике царя-мученика:

“…Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2½ ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот[орыми] я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!”
(Дневник Николая II, 2-го марта 1917 г.)

А Юстиниану остались верны его выдающиеся полководцы: Мунд и Велизарий. Они сумели найти выход из казавшейся безнадёжной ситуации, когда весь Константинополь кипел бунтом, дворец был осаждён, а силы восставших во много раз превосходили царскую гвардию. Хитростью военной и политической, своим стратегическим талантом, они добились победы над бунтовщиками и восстановили мир в городе. Кровопролитие, к сожалению, произошло — но меньшее, чем если бы восстание было успешным и к власти бы пришёл узурпатор, или если бы в городе воцарилась анархия:

“…Все свои надежды василевс возлагал на Велисария и Мунда. Один из них, Велисарий, только что вернулся с войны с персами и привел с собой, помимо достойной свиты, состоящей из сильных людей, множество испытанных в битвах и опасностях войны копьеносцев и щитоносцев. Мунд же, назначенный стратигом Иллирии, по воле случая вызванный в Византии по какому-то делу, оказался здесь, предводительствуя варварами герулами.
… Народ, стоявший нестройной толпой, увидев одетых в латы воинов, прославленных храбростью и опытностью в боях, без всякой пощады поражавших мечами, обратился в бегство. Как обычно бывает в подобных случаях, поднялся большой крик. Поблизости находился Мунд, человек смелый и энергичный, сам жаждавший принять участие в деле … Догадавшись, наконец, (по крику), что Велисарий уже действует, он тотчас устремился на ипподром … мятежники гибли, нещадно поражаемые с обеих сторон … В этот день погибло более тридцати тысяч людей…”
(Прокопий Кесарийский, Война с Персами, книга I, гл. XXIV)

По-разному повели себя и царицы. Александра Феодоровна одобрила решение мужа отречься от престола и поддержала его в нём:

“…Я вполне понимаю твой поступок, о мой герой! Я знаю, что ты не мог подписать противного тому, в чем клялся на своей коронации. Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов, и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства. Ты спас царство своего сына, и страну, и свою святую чистоту, и … ты будешь коронован самим Богом на этой земле, в своей стране…”
(из письма Александры Феодоровны Николаю II, март 1917)

А жена Юстиниана, царица Феодора - настояла на том, чтобы царь оставался во дворце, не пытался бежать и оставить трон даже в смертельной опасности. Известны её слова в тот страшный момент:

“Василевс Юстиниан и бывшие с ним приближенные совещались между тем, как лучше поступить, остаться ли здесь или обратиться в бегство на кораблях. Немало было сказано речей в пользу и того, и другого мнения. И вот василиса Феодора сказала следующее: «Теперь, я думаю, не время рассуждать,пристойно ли женщине проявить смелость перед мужчинами и выступить перед оробевшими с юношеской отвагой. Тем, у кого дела находятся в величайшей опасности, не остается ничего другого, как только устроить их лучшим образом. По-моему, бегство, даже если когда-либо и приносило спасение, и, возможно, принесет его сейчас, недостойно. Тому, кто появился на свет, нельзя не умереть, но тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо. Да не лишиться мне этой порфиры, да не дожить до того дня, когда встречные не назовут меня госпожой! Если ты желаешь спасти себя бегством, василевс, это не трудно. У нас много денег, и море рядом, и суда есть. Но смотри, чтобы тебе, спасшемуся, не пришлось предпочесть смерть спасению. Мне же нравится древнее изречение, что царская власть — прекрасный саван». Так сказала василиса Феодора. Слова ее воодушевили всех, и вновь обретя утраченное мужество, они начали обсуждать, как им следует защищаться…”
(Прокопий Кесарийский, Война с Персами, книга I, гл. XXIV)

Твёрдость Феодоры укрепила и царя Юстиниана, помогла ему выстоять перед лицом угрозы… Остаётся только уточнить, что у Феодоры не было детей, а на руках у Александры Феодоровны было пятеро больных корью детей с температурой 39-40... Очень разные решения двух очень разных цариц совпали в одном: они обе решительно отказались покидать свой дворец. Но аргументы русской императрицы были совершенно иными:

“В один из первых дней революции (еще до приезда Государя) Родзянко телеграфировал  Бенкендорфу о том, чтобы императрица и дети тотчас же уезжали из дворца: грозит большая опасность.

Граф Бенкендорф сообщил, что дети больны. Родзянко ответил:

— Уезжайте куда угодно, и поскорее. Опасность очень велика. Когда горит дом, и больных детей выносят.

Императрица позвала меня и рассказала об этом, прибавив в сильном беспокойстве:

— Никуда не поедем. Пусть делают, что хотят, но я не уеду и детей губить не стану.”

(Из воспоминаний камердинера императрицы Александры, Алексея Волкова)

Так или иначе, Церковь почитает святыми и обоих царей, и обеих цариц... Но ни одного из тех военных, которые участвовали в катастрофе 1917 года (или отстранились), ни тех, что подавляли бунт 532 года.

Исторические документы, воспоминания, хроники, и даже дневники и письма царя и царицы (чаще всего — сдержанные и скромные) очень мало говорят об одной существенной вещи: как духовно переживали свою политическую катастрофу Николай II и Юстиниан. О чём они молились, в чём каялись, как взывали к Богу? Впрочем, это и невозможно зафиксировать в подобных документах.

Думается, лучший ответ на вопрос, что же сближает императоров Юстиниана Великого и Николая II, мы найдём в размышлениях сестры императрицы Александры, преподобномученицы Елисаветы Феодоровны, о смысле страданий:

“… Я не экзальтированна, мой друг. Я только уверена, что Господь, Который наказывает, есть тот же Господь, Который и любит. Я много читала Евангелие за последнее время, и если осознать ту великую жертву Бога Отца, Который послал Своего Сына умереть и воскреснуть за нас, то тогда мы ощутим присутствие Святого Духа, Который озаряет наш путь. И тогда радость становится вечной даже и тогда, когда наши бедные человеческие сердца и наши маленькие земные умы будут переживать моменты, которые кажутся очень страшными.”
(Прмц. Елисавета Феодорова. Из письма графине А.А. Олсуфьевой)

Христианская обращённость к Богу в беде, как бы ни развивались события, как бы ни было по-человечески страшно проживать их (или умирать в них), сближает самых разных людей из самых разных эпох. Эта близость и ясность — следствие близости Небесного Царствия. Вот ещё одна выдержка из письма прмц. Елисаветы:

“… Вы скажете, что жизнь полна ужаса и смерти. Да, это так. Но мы ясно не видим, почему кровь этих жертв должна литься. Там, на небесах, они понимают всё и, конечно, обрели покой и настоящую Родину – Небесное Отечество. Мы же, на этой земле, должны устремить свои мысли к Небесному Царствию, чтобы просвещёнными глазами могли видеть всё и сказать с покорностью: «Да будет воля Твоя»”
(Прмц. Елисавета Феодорова. Из письма графине А.А. Олсуфьевой)

         

А. Куликов