Приближaется, душе, конeц, приближaется, и нерадиши, ни готовишися. Врeмя сокращaется, востaни, близ при двeрех Судія есть. Яко соние, яко цвет врeмя жития течeт. Что всyе мятeмся?

тропарь 4-й песни Великого канона (понедельник 1-й седмицы)



Елена Воробьева

 

 

 

***

Небо смотрит синим глазом

В прорезь белых облаков.

Мой рассеявшийся разум

Ты прими под Свой покров.

 

Отгони тревогу ночи,

Дай увидеть правду дня.

Пусть сомненья не морочат

И не мучают меня!

 

Никогда молитва эта

Не бывала так сильна.

И в ответ—потоки света

Из небесного окна.

 

 

 

\

 

 

Утро стрелецкой казни

 

Утро стрелецкой казни…

Я средь толпы—и одна.

Средь потрясений разных

Я не сестра, не жена.

 

С неимоверной силой

Стиснула руку в кулак.

Молвлю: «Откликнись, милый!

Ну почему же всё так?»

 

Сёстры рыдают, жены

Тычут в лицо судьбе.

Будь ты хоть прокаженный,

Я подойду к тебе.

 

Встану на диво прямо,

Словно пригвождена,

Рявкнет жестокий самый:

«Ты ему не жена!»

 

Что за слепая мука?

Тянется день с утра.

Гул прерывают стуком.

«Ты ему не сестра!»

 

Да, я совсем чужая.

Разве моя в том вина?

Жизнь свою провожаю,

Я средь толпы—и одна.

 

Нынче чиста, как дети,

Соболь мой съела моль.

Свищет холодный ветер,

Свищет по жилам боль.

 

Солнце меня пусть дразнит,

Но стало с этого дня

Утро стрелецкой казни

Вечностью для меня.

 

 

 

 

 

 

 

 

Деревня

 

1.

У меня была корова

С белыми рогами

Огромная, как Луна,

С глазами, словно звёзды,

Небесно-голубыми

И облаками белыми ресниц.

Она поворачивалась правым боком,

И рыжее пятно светило солнцем

С обширных полей её необъятного тела.

Она ходила медлительно и важно,

Переваливаясь с ноги на ногу,

Словно несла небесный свод на своих плечах.

Она мычала подобно грому.

Гулко и далеко разносился

Томный протяжный призыв, пронзавший всё тело.

 

2.

 

У меня была чёрная лошадь.

Чёрная, словно ночь,

Она скакала быстрее ветра,

Перемахивала через озёра,

Перелетала с горы на гору.

Она прозревала дорогу впотьмах

И без указаний седока

Всегда вывозила, куда было нужно судьбе.

Её гриву и хвост расчёсывал ветер,

А ещё тёмные лапы старых сосен,

Берёзы ей заплетали ветвями косички.

Её губы были как бархат,

Когда прикасались к моей ладони

И брали заранее припасённый в кармане сахар.

Из глаз её на меня смотрела чёрная бездна.

 

3.

 

У меня была собака

С огненной шерстью,

Словно опалённая огнём.

Весёлая и быстрая, носилась

По полю, по степному простору.

Она была—само движенье, воплощённая жизнь.

Она никогда не отставала,

Её невозможно было уговорить

Оставить меня хоть на минуту в покое.

Она лезла играть, источая силу,

Животворящую мир вокруг,

Она пробуждала от спячки цветы и деревья,

И лаяла звонко, словно скликала

На праздничный пир весь подлунный мир.

Но заслоняла меня спиной,

И за меня не раз в своих мечтах умирала.

 

4.

 

У меня была кошка,

Серая, словно дым из трубы,

Что не раз указывал к дому дорогу.

Она спала везде, где хотела,

Она могла часами смотреть в одну точку.

Сворачивалась клубочком в ногах по ночам

И тело моё своим теплом согревала.

Её глаза были зелёными,

Как кроны деревьев за окном,

Как лес, в который нельзя ходить в одиночку.

Её движения были легки и жеманны.

Она не прощала обид и не забывала заботы.

Она хранила домашний уют,

Нося притом на холёных бочках

Отпечаток свободы.

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Молодая трава, революции, перевороты.

Ледяные слова, как харкающие пулемёты.

Позвонками звенят, проезжая, пустые трамваи.

Обескровленный сад головами бесцветно кивает.

 

Через день брызжет дождь, раздирая на полосы стёкла.

И случайная ложь ядовито и смачно размокла.

Где туман у реки превращается в мост деревянный,

Там обиды легки, поражения в войнах желанны.

 

А трамваи назад по избитым путям проезжают,

И безжизненный сад укоризненно их провожает.

Солнце лишь иногда отражается в куполе храма.

И мучительно ждать, а не ждать—не желаю упрямо.

 

 

 

 

Рабочий и Колхозница

 

Много напутала, мало сказала,

Славить порядки земные устала.

Резво автобус бежит по Москве,

Мысли уснули в моей голове.

С мыслями вместе уснуть бы и мне,

Чтоб позабыть все обиды во сне,

Чтоб позабыть твоих глаз блеск зеркальный,

И расставанье, и холод прощальный.

Чтобы по воле течения плыть

И никогда никого не любить.

 

Сумрак за окнами. В белом тумане

Город, окутанный лёгкими снами,

Словно созвездьями поздних огней,

Наша столица. И небо над ней,

Как ни торжественно, как ни священно—

Всё же её обнимает смиренно.

Мчимся. Колонны уносятся прочь.

Их не вернуть , им уже не помочь.

(Всё возвратить, чтобы чувствовать снова…

Буду я к радостям жизни готова.

Разве душа—птица Феникс? Она

Только дана—и уже сожжена.)

 

Всеми покинутый цирк повстречался.

Маленький, жалкий, он мимо промчался.

А вдоль дороги—людей кутерьма,

Смятые улицы, те же дома.

Снег навалился на прочные крыши…

Едет автобус всё выше и выше.

Но безотраден вид давки окрестной.

Вдруг вырастают из тверди небесной

Два силуэта. Они высоки,

Гордо летят две стальные руки

В светлую будущность громкой Вселенной

Через границы, незримые стены.

 

Нет им границ, нет запретов и судеб,

Знают они всё, что было и будет.

И над землей потому вознеслись

И устремились восторженно ввысь.

Этой Вселенной они—властелины,

Будто бы струны, натянуты спины.

Он и Она— два древнейших начала…

Вскоре назад их дорога умчала.

Но предо мною они—как живые,

Богатыри, исполины стальные.

Пусть промелькнули— и нет им возврата…

Только мгновенье открытия свято.

Но на замёрзших губах привкус сладкий

Близости к страшной, но ясной разгадке.

И не задуматься, не оглянуться,

Не упокоиться и не проснуться.

 

 

 

***

В разгар поры изменчивой и дикой,

Когда жару сменяет гром и град,

Ходили часто мы за земляникой

В заброшенный людьми соседский сад.

 

Среди развалин, остовов кирпичных

Мы нагибались низко, до земли,

Чтоб выловить средь листьев земляничных

Тугие ягоды—не зря ж пришли!

 

Они струились бусами в лукошко,

На солнце переливчато горя.

И милая задумчивая кошка

Лежала, ничего не говоря.

 

Она на солнце грелась с упоеньем

В том месте, где когда-то печь была.

Сквозь кресла проржавелое сиденье

Сиреневая мальва проросла.

 

А мы—мы собирали землянику,

Кладя её попеременно в рот.

В траве кузнечик продолжал пиликать,

И бабочек резвился хоровод.

 

 

 

 

***

 

«…Как кукушка раннею весной,

Ярославна кличет молодая…»

(Н.Заболоцкий)

Мглится далёко берег Дуная,

Волк подавился острой луною.

Молния—цепь Земли золотая

Тени дубов крушит над рекою.

 

Меткие стрелы, острые клинья,

Буря за птицей мыслит погоню.

Не отнимает глаз Ефросинья

От почерневшей иконы.

 

Падают луны, падают солнца,

Стяг багровеет кровью Христовой.

Кровь человечья на землю льется.

Сдвинулись с места земные покровы.

 

Свет не тускнеет ласково-синий

За кучеряво-вычурной кроной.

Не отнимает глаз Ефросинья

От почерневшей иконы.

 

Плачут-рыдают тени долины,

Девы тоски в кольце невозвратных.

Травы—ежей взъерошенных спины

В поле чужом жестокостей ратных.

 

Рыла в грязи испачкали свиньи,

Ну, а под птицей—горные склоны.

Не отнимает глаз Ефросинья

От почерневшей иконы.

 

Облако крылья окутало ватой,

Птица глазами небо целует.

Небо огромно, вечно и свято.

Ангелы-воины вечно ликуют.

 

Ну, а людьми бой странный предпринят—

Вот и кладут морозу поклоны.

Не отнимает глаз Ефросинья

От почерневшей иконы.

 

Тучи обходят небо волками,

Вороны кличут пир превосходный.

Поле, как конь, на дыбы за полками

Встало губить дух русский походный.

 

Только внезапный крик лебединый

Русь вдруг напомнит в дальней сторонке.

Не отнимает глаз Ефросинья

От почерневшей иконы.

 

Злая надежда только на силу

Вновь подвела. Захлопнулась крышка.

Корочка сыра вновь погубила

Самонадеянно-храбрую мышку.

 

Норы зарыты—срок-то недлинный!

Скоро взлетят последние стоны.

Не отнимает глаз Ефросинья

От почерневшей иконы.

 

Глупые слезы роняет на платье

Белая дева-береза. Ведьмак

Хочет её опрокинуть проклятьем,

Но не выходит злодейство никак.

 

Там, средь прямых, обтесанных линий

Думой страдает князь полоненный.

Не отнимает глаз Ефросинья

От почерневшей иконы.

 

И хоть теперь Русь стала Россией,

Хоть поменялась власть и законы,

Не отнимает глаз Ефросинья

От почерневшей иконы.

 

 

Куликово поле

 

Мне, чтобы Родину сторожить,

Не нужно быть крепче льва.

А если душу свою положить,

То будет душа жива.

 

Узоры краше на небеси,

Чем в скудости на земле.

Но за подснежник моей Руси

Татарин кипит в смоле.

 

Кто смел топтать мой пшеничный край,

Конями сшибать детей,

Тот об отмщеньи гремящем знай

И жди роковых вестей.

 

Твоё величие—на песке.

Качнуть—и рассыпать впрах.

Жди алой вмятины на виске

За то, что страна в слезах.

 

С любовью пламенной ко Христу

Иду на кровавый пир.

Средь стонов тяжких и мёртвых стуж

Рублю я мечом—за мир.

 

И если снова взойдёт заря

Для добрых сынов Руси—

Узнаю тот час же, что не зря

Я жизнь свою загасил.

 

 

 

 

 

***

Если ступишь на нашу землю,

Зачеканят тревогу дятлы,

Плотно стиснут стволы деревья,

Перережут пути запруды.

 

Если ступишь на нашу землю,

Хлеб и соль тебе будут ядом.

В каждой роще ищи засаду,

В каждом сердце ищи проклятья.

 

Если ступишь на нашу землю,

Сочтено будет всё до капли.

Каждый шаг твой оставит оттиск

На замешанной кровью глине.

 

Если ступишь на нашу землю,

Вся земля обернётся топью,

Вся земля обернётся сетью

Хитроумных на вас ловушек.

 

И когда, захлебнувшись в жиже,

Захрипишь, закричишь беззвучно,

Вместо скорой расправы будет

Суд законный, но справедливый.

 

Мертвецов нарекут истцами—

И придут. И придут деревья,

И, убитые понапрасну,

Звери прыснут из нор мертвецких.

 

Вот тогда посмотри в глаза им—

И запомни навек глаза их.

Пусть навечно с тобою будут.

Вот такая тебе расплата.

 

 

 

 

***

Благословенна тишина!

Она и ночью пробуждает,

Когда локомотиву сна

Дорогу глыбой преграждает.

 

Она и днём рождает гул

Времён в жужжанье насекомых.

В неё врезаясь на бегу,

Вдруг видим суть вещей знакомых.

 

 

***

Мы напоролись на мёртвые мифы,

Словно корабль на подводные рифы.

Днище царапаем снова о дно.

Нам остаётся лишь слово одно—

Но разучились мы вдумчиво слушать,

Вот и огнём занимается суша.

Небо зеркалит его широко,

Не изменившееся испокон.

Каждый фитиль обернётся глазами,

Каждая туча прольётся слезами,

Каждый курган охраняем и свят.

Лишь бы, на улицу выйдя в зелёном,

Слышать далёкие, тихие стоны

В той стороне, где померкший закат.

 

 

 

***

Великие песни поются века

С начала времён, долетев с высоты.

И я, не утратив надежду пока,

Что лучшие песни чисты и просты,

Ворочая угли, не дам им остыть.

 

Но ты говоришь: нужен новый закон.

Что истины лживы, что лживы слова,

Что правило то повелось испокон:

Мосты за собой обрушать и взрывать.

У каждой химеры своя голова.

И я признаю, что была неправа.

…………………………………….

Но старые песни во сне донесли

Живительный запах весенней земли,

Зелёные ветви увядших садов,

Сумятицу стёртых с земли городов,

Непрочность крыла и двуличность огня—

Всё это дохнуло легко на меня

И стало меня от беды охранять.

 

***

Во тьме идёт по кромке человек,

Ощупывает камни он ногами,

И в утомлённой за день голове

Одна и та же мысль идёт кругами.

 

А справа от него идёт другой,

Кустов застывших веток не тревожит,

И держит бестелесною рукой,

Как только он один на свете может.

 

 

 


Автор: Администратор
Дата публикации: 16.04.2016

Отклики (480)

    Вы должны авторизоваться, чтобы оставлять отклики.