Мирослав Бакулин. Зубы грешников

Вот такая книжка у нас есть. Отзывы прочитавших разнообразны, но все положительны. Прилагаем и рассказ из неё, называется "Никем".

НИКЕМ.                    

           Мирослав Бакулин

     Ну да. Ну, почти что да. Или вернее сказать: нет. И сказать это твёрдо, тоном до жути обиженного человека.

     Вот Пушкин говорил, что счастья нет на земле, и ему вторили все прогрессивные умы и поэтически настроенные личности. Потому что сколько верёвочка ни вьётся, а всё равно конец будет, и расстаёмся мы на пару дней, а на самом деле - на вечность. Что всё умрёт: и красота, и мысли, и полёт этих мыслей, и даже отсутствие мысли умрёт. Смерть и время царствуют на свете, но ты владыками их не зови. А я и не зову, своя рука - владыка. Потому спроси: в чём радость человека, в чём его сокровенное счастье? Оно во внутренней тишине, где можно помолчать, иногда с Богом. Нет, там, конечно, "и вечный бой, покой нам только снится".  Но вот просит человек, злится и ругается: "Оставьте меня в покое!"  А его не оставляют. Я вот сейчас пришёл с работы, с утра не евши, усталый, а женщины мои набросились: "Где изолента? Кто починит велосипед, Пушкин, что ли? Мы хотим на качели! Можно, я поиграю в автомобиле?" Я, понимая Пушкина, на них грубо рявкнул и остался в одиночестве, виноватый, конечно, но счастливый, что есть у меня, на кого рявкнуть.

     Так вот, мы хотим, чтобы нас оставили в покое, потому что там, в покое, есть тишина и одиночество с Богом, и мир, и радость. Тут-то ты и понимаешь, что нужно всех оставить в покое, чтобы они были счастливы хотя бы ровно на отсутствие тебя. Как это сделать? Очень просто. Святому Марку Саровскому* принадлежит прекрасное поучение: " Надо жить так, как будто тебя вообще нет". Вот это я понимаю - крутизна. Нет меня, и точка. И я никому не мешаю, и ко мне никто не лезет. И я стараюсь изо всех сил стать никем. И всё забыть, чем бы мог удивить или развлечь людей: забываю фамилии, книги,  целые философские системы и даже, к своей вящей радости, географию. Я рад своей деградации, сердце освобождается от шелухи. Вот вчера бы точно дал этому водиле по горлу, потом бы ещё пинал ногами и час после чувствовал такую негу во всём теле. Или бить бы не стал и потом мучился часа два, что надо было дать по подрыльнику. А теперь - красота. Ни меня, ни водилы, одна летняя тишина, радость и тень дерева на бетонном заборе, такая чёткая, что хочется взять кисточку с чёрной тушью и прорисовать этот силуэт, чтобы потом прийти ночью и рассматривать  результаты дневного безумия. Или вот я сидел давеча у реки на складном стульчике и удил рыбу, и словно бы была вечность. Поплавок дёргался, рыбка ловилась, а потом я, пьяный и счастливый, бухнулся спать в высокую траву, а под утро пошёл дождь, и мы с друзьями вымокли и домкратили застрявшие машины. И из этой грязи бухнулись в горячую баню и парились, как безумные, скидывая мокрую одежду, всю в глине, как латы после битвы. И внутри всего этого была тишина. Мы не мешали друг другу, мы не лезли друг к другу, мы просто были чем-то целым, и каждый - никем. Здесь нет ни надрыва, ни подвига, ни аскетизма, здесь есть тишина соприсутствия растворившихся в тишине и счастье. Нас нет в суете, мы есть только в любви и Боге, а для этого надо стать никем для этого мира. Чтобы мир не заметил нашего счастья. Девки мои вот пришли, трещат чипсами и смотрят на большую зелёную ягоду - арбуз, которую просила купить трёхлетняя Лиза. А её святая преподобномученица Елизавета, немецкая принцесса, которую русские сделали Великой княгиней, вдовой, игуменьей, а потом убили, казалось, улыбнулась на иконе, вспоминая, как преподобный Сергий уходит молодым парнишкой в лес, чтобы стать никем.

_____________________________

* Преподобный Марк (Молчальник) Саровский, умер в Саровской пустыни в 1817г.