Олеся Николаева (1955)

ОТЕЧЕСТВО 
 
 
Ходила я по земле Отечества моего, 
и поняла я, что не всё оно здесь, перед глазами, 
ибо и на безднах, и реках имя его, 
и на горах – в ледниках и вулканах 
с огненными языками… 
 
Кажется, вот оно – размахивает тысячами ветвей!.. 
А оно – в небе своими корнями нас защемило, 
ибо нет для Отечества моего 
отошедших в персть сыновей, 
но – почившие да усопшие 
до побудки Архангела Михаила. 
 
И когда мы в день особого поминовения говорим: 
“Вечная память убиенному Александру, 
воину Николаю, заблудшему Глебу”, 
мы всё ниже спускаемся по лестнице рода – к ним 
и всё выше восходим по ступеням Отечества – к небу. 
 
И когда человек выходит на дневные труды 
и зерно опускает в землю, 
и оно гибнет под градом, 
у него остаётся надежда, 
что небесные уцелели плоды, 
и они обрастают кроной, окружаются вертоградом! 
 
Так гадай после этого – где, как, отчего 
да откуда докуда Отечество распространилось: 
вот оно, под рукой, – а никак не ухватишь его, 
вот оно, необъятно, – 
а в сердце сполна уместилось.

Заплачка

Не взлюбила свекровь невестку-хохлушку,
Ой, не взлюбила!
Бросала ей в суп колдовскую мушку,
Заговорённым пойлом поила.

Клала молодке иглу в подушку, змейку в одёжку,
Бросала ловчую сетку,
Насылала чёрную кошку,
Чёрную метку.

Ой, травила свекровь невестку — не дотравила,
Ой, сама проглотила мушку,
Ой, на змейку босой ногой наступила, 
Укололася, упав на подушку!

Ой, кричит свекровка, кричит невестка, —
Надрываются!
И обеим с неба летит повестка:
На небесный суд они вызываются.

— Чем тебе не угодила моя хохлушка? —
На суде спрашивают.
— Так проста ведь, Господи, как полушка, —
Отвечает, а ноги её подкашивают.

— А тебе, невестка, свекровка что ж не по нраву?
— Так зажилась, старая, заедает!
А сама ногу леву на ногу праву
Закидывает, крендельком сплетает.

Ну и присуждают им друг друга не хаять
И, пока не полюбят друг дружку, жить кучно.
А не то, говорят, — вечность будете маять
Неразлучно.

И тогда невестка давай холить свекровку,
А свекровь ублажать детинку,
Та этой конфетку дает «коровку»,
Эта той — с люрексом газовую косынку.

А внутри-то у них при этом слова, что жабы,
Ядовитая плещется там водица.
Но им с неба: э, нет, мол, бабы! 
Бабы, так не годится!

И тогда невестка свекрови — сироп улыбки,
А свекровь невестке — речи из шелка,
А в глазах — железные ледяные рыбки,
А в сердцах — бессильная ярость волка.

Но опять им: «Вам, непослушным глинам,
Объяснять ли грозами да громами?»
Тут взмолились обе: «Господи, помоги нам!
Тошно нам! Ну, не можем сами!»

На колени падают богомолки,
Только чуют — батюшки, затихают
В глубине души эти жабы и эти волки,
Солнце встало, цветики расцветают.

«Ну, теперь-то можно и расставаться! —
Говорят им с неба. — Ваши прошли печали!»
А они, — ну, плакать, ну, целоваться,
Ну, просить, чтоб теперь-то не разлучали!

Повторяют им строго: «Прощайтесь! Полночь пробило!»
А они обнялись, прильнув друг к другу упрямо.
Ой, и вправду свекровь невестку ту — полюбила!
А невестка ей: «Мама! Мама!»