Притча Владимира Маканина "Любящие нас"

"Любящих нас" мне довелось прочесть что-то около 30-ти лет назад, и текст этот с тех пор, увы, не раз вспоминался. Вот-вот мы встретим Пасху и когда ещё представится повод предложить для чтения этот по сути великопостный этюд?..  (если посмотреть на него, конечно, НЕ со стороны "главного героя")

Отношения человеков в этом мiре, особенно в мiре сытом, в котором почти ничто не мешает предаваться высказываниям своих бесконечных мнений по практически бесконечному ряду вопросов... И высказывания эти и эти мнения роднит одно: их практически 100%-ная безответственность... Отношения человеков в этом мiре очень напоминают бесконечный телесериал. Та же бестолочь душевных движений, всё какая-то взвинченность и нервозность. Или напротив циничное равнодушие... И то и другое замешано на страхе... Плюс - дурная, халтурная игра актёров...

Часто, очень часто приходимтся слышать истории отношений жён и мужей (чаще именно в таком порядке), матерей и детей: малых, постарше, вполне уже взрослых... И истории "удушения любовью", увы, повторяются с почти роковым постоянством.

На смену родовому устройству общества пришла "нуклеарная семья", хорошо это или плохо - какая теперь разница? Ну, плохо. И что с того? обратной дороги всё равно нет. Всё бремя отношений "я" и "другой" лежит теперь на этих бедных "функциях": "муж", "жена", которые "завели себе ребёнка" (или не завели) или "двух ребёнков". От рода осталась пресловутая "тёща" из анекдота, или "еврейская мама" также из анекдота, или "свекровь" (из жизни, напоминающей те же анекдоты)... Плюс по́зднее взросление (не физиологическое, конечно), плюс культивирование уже упомянутых: "сыт, пьян, нос в табаке" ("наше счастье постоянно: ешь!.. жуй!.."), "плюрализма мнений", "относительности правды" и проч. и проч.

Впрочем, это тема для отдельного разговора.                                              пФ

А пока читайте:

Владимир Маканин 

Любящие нас

Если же говорить о днях за днями и представить себе, кто же они такие и как выглядят - любящие нас, - то каждый может нарисовать себе картинку с сюжетом. Картинка совсем несложная. Нужно только на время уподобиться, например, жар-птице: не сказочной, конечно, жар-птице, а обычной и простенькой жар-птичке из покупных, у которой родичи и любящие нас люди выдергивают яркие перья. Они стоят вокруг тебя и выдергивают. Ты топчешься на асфальте, на серой и ровной площадке, а они топчутся тоже и проделывают свое не спеша, - они дергают с некоторым перерывом во времени, как и положено, впрочем, дергать.

По ощущению это напоминает укол, - но не острый, не сильный, потому что кожа не протыкается и болевое ощущение возникает вроде бы вовне. Однако прежде чем выдернуть перо, они тянут его, и это больно, и ты весь напрягаешься и даже делаешь уступчивые шаг-два в их сторону, и перо удерживается на миг, но они тянут и тянут, — и вот пера нет. Они его как-то очень ловко выдергивают. Ты важно поворачиваешь жар-птичью голову, попросту говоря, а в эту минуту сзади вновь болевой укол и вновь нет пера, - и теперь ты понимаешь, что любящие стоят вокруг тебя, а ты вроде как топчешься в серединке, и вот они тебя общипывают.

Вы спятили, что ли! - сердито говоришь ты и хочешь возмутиться: как же так, - вот, мол, перья были; живые, мол, перья, немного даже красивые, - но штука в том, что к тому времени, когда ты надумал возмущаться, перьев уже маловато, сквозь редкое оперенье дует и чувствуется ветерок, холодит кожу, и оставшиеся перья колышутся на тебе уже как случайные. "Да что же вы делаете"? - озлённо выкрикиваешь ты, потому что сзади вновь кто-то выдернул перышки, сестра или мать. Они не молчат. Они тебе говорят, они объясняют: это перо тебе мешало, пойми, родной, и поверь, оно тебе здорово мешало. А сзади теперь подбираются к твоему хвосту товарищи по работе и верные друзья. Они пристраиваются, прицеливаются, и каждый выжидает свою минуту... Тебе вдруг становится холодно. Достаточно холодно, чтобы оглянуться на этот раз повнимательнее, но когда ты поворачиваешь птичью свою головку, ты видишь свою спину и видишь, что на этот раз ты уже мог бы не оглядываться: ты гол. Ты стоишь, посиневшая птица в пупырышках, жалкая и нагая, как сама нагота, а они топчутся вокруг тебя и недоуменно переглядываются: экий он голый и как же, мол, это у него в жизни так вышло.

Впрочем, они начинают сочувствовать и даже соревнуются в сочувствии - кто получше, а кто поплоше, они уже вроде как выдергивают собственные перья, по одному, по два, и бросают на тебя, как бросают на бедность. Некоторые в азарте пытаются их даже воткнуть тебе в кожу, врастить, но дарованное перо повисает боком, криво, оно кренится, оно топорщится и в итоге не торчит, а кое-как лежит на тебе... Они набрасывают на тебя перья, как набрасывают от щедрот, и тебе теперь вроде бы не голо и вроде бы удобно и тепло - все же это лучше, чем ничего, все же сегодня ветрено, а завтра дождь; так и живешь, так и идет время.

Но вот некая глупость ударяет тебе в голову, и ты, издав птичий крик, начинаешь судорожно выбираться из-под этой горы перьев, как выбираются из под соломы. Ты хочешь быть как есть, и не понимаешь, почему бы тебе не быть голым, если ты гол. Ты отбегаешь чуть в сторону и, голый, в пупырях, поёживаясь, топчешься, дрожа лапками, - а гора перьев, играющая красками и огнями, лежит сама по себе, - ты суетишься поодаль, и вот тут они бросаются все на тебя и душат, как душат птицу в пупырях, голую и посиневшую, - душат своими руками, не передоверяя этот труд никому; руки их любящие и теплые; ты чувствуешь тепло птичьей своей шеей, и потому у тебя возникает надежда, что душат не всерьез, - можно и потерпеть. Конечно, дышать трудно. Конечно, воздуха не хватает. Тебе непременно необходимо вздохнуть. Твоя куриная башка дергается, глаза таращатся, ты делаешь натужное усилие и еще усилие, - вот наконец воздух все же попадает в глотку. Но, увы, с другой стороны горла: они, оказывается, оторвали тебе голову.