Гений артиллерии В.Грабин и мастера пушечных и ракетно-космических дел

 

Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…

Ключевое слово здесь - преданья. Предание (лат. традиция), то, что передаётся из поколения в поколение, от отца к сыну, и дальше, дальше… Предание - это в значительной степени задание нам, это то, к чему мы - потомки призваны, то, что мы обязаны нашим предкам…

Мы фактически настояли, чтобы досточтимый наш прихожанин Сергей Андреевич Худяков опубликовал фрагменты своей книги на страницах нашего издания. Ну какое отношение, скажете вы, имеет пушечное дело к приходскому сайту? Прямого не имеет, признаём. Однако… К приходскому сайту имеют отношение прихожане - люди, которые нам дороги, а среди них кого только нет?! Мы - не-книжные, не-музыкальные, не-научные, мы немотствующие, мы чьё творчество не очевидно, - радуемся, что наши браться и сёстры пишут книги, картины и диссертации, сочиняют и исполняют музыку, и мы охотно читаем, смотрим, слушаем - следим в меру наших возможностей за творчеством наших книжных братьев и сестёр. 

Кроме того, все мы вместе - предки и современники - соотнесены с историей нашего отечества, которое в свою очередь во многом начинается для нас с города, в котором нам довелось жить. Предлагаемая вниманию читателя книга как раз и повествует о славных наших горожанах и славных их деяниях на благо родного Отечества.

В общем, мы находим публикацию на нашем сайте книги Андрея Петровича и Сергея Андреевича Худяковых вполне - и более чем! - уместной. Тем более, что она - библиографическая редкость (в своё время мне посчастливилось купить такую только у букиниста), публикация в электронном издании, надеемся, значительно расширит число читателей.

прот. Феликс Стацевич

Мы попросили внука и сына авторов  - Андрея Худякова-младшего -  рассказать хоть кратко об отце и деде.

Краткая биография моего отца 

Худякова Сергея Андреевича

Мой отец - Худяков Сергей Андреевич родился 31 октября 1935 года в посёлке (районе) Калининском г. Горького (ныне Нижнего Новгорода) рядом с самым крупным советским артиллерийским заводом № 92 им. Сталина. Его отец (и мой дед) - Худяков Андрей Петрович, начиная с 1934 года работал в Конструкторском бюро Главного конструктора завода Грабина В.Г. Мать (моя бабушка) – Худякова Анна Дорофеевна, преподавала в то время общественные науки в Горьковском педагогическом институте. Мои дед, бабушка и их предки были из крестьян Нижегородской губернии.

В марте 1943 года Худяковы вместе с тремя сотнями семей инженеров и рабочих переехали из Горького в подмосковный Калининград и начали работать во вновь созданном здесь Центральном артиллерийском конструкторском бюро (ЦАКБ) под руководством Генерал-полковника технических войск Грабина В.Г.  (теперь это вторая территория РКК «Энергия»). Бабушка - Анна Дорофеевна перешла работать в только что созданный Московский Лесотехнический институт, где более 30 лет преподавала общественные науки.

В 1943 году мой отец пошёл в Калининградскую среднюю школу №1, которую окончил в 1953 году. В 1953 году он поступил в Московский энергетический институт на факультет «Электрификация промышленности и транспорта», который окончил с красным дипломом по специальности инженер-электромеханик. Защита диплома проходила в феврале 1959 года в ЦАКБ у В. Г. Грабина, где отец и начал работать.

В августе 1959 года ЦАКБ вошло в состав ОКБ-1 С.П. Королева (ныне  РКК «Энергия»), где отец проработал вплоть до выхода на пенсию (2010 год).

Мой отец ведет серьезную научно-патриотическую работу:

- с 1980 г. по 1993г он помогал своему отцу – Худякову А.П. в написании книги «В. Грабин и мастера пушечного дела». После смерти своего отца в 1993 году приложил много усилий, чтобы завершить и издать эту книгу (она вышла в 2000 году);

- в 2007 году отец осуществил второе издание доработанной книги под новым названием «Гений артиллерии»;

- в 2010 году в издательстве «РТСофт» вышло существенно доработанное третье издание книги «Гений артиллерии»;

- наконец, в 2015 году в том же издательстве вышло четвертое издание этой книги под названием «Гений артиллерии В. Грабин и мастера пушечных и ракетно-космических дел». Это наиболее полное описание деятельности выдающегося конструктора советской артиллерии В.Г. Грабина и его коллектива, а также весомого вклада грабинцев-королевцев в создание ракетно-космической техники в ОКБ-1 − РКК «Энергия».

Вниманию посетителей сайта представляем избранные  главы из вышеназванного издания.

Андрей Сергеевич Худяков

  

 

 

А.П. Худяков

С.А. Худяков

Гений артиллерии В. Грабин и мастера пушечных и ракетно-космических дел

Избранные главы из 4-го издания книги

2015 г.

Уважение к минувшему —
вот та черта, отделяющая
образованность от дикости.

А.С. Пушкин

 Предисловие к 4-му изданию.

В четвертом издании:

— представлены основные государственные документы, находившиеся до последнего времени в закрытых архивах, которые проясняют до конца процессы организации Центрального Артиллерийского Конструкторского Бюро (ЦАКБ) В.Г. Грабина в 1942 году (докладная Л. Берии, Д. Усти¬нова, Н. Яковлева, В. Грабина Председателю Государственного Комитета Обороны (ГКО) тов. Сталину И.В. и Постановление ГКО) и вхождения ЦНИИ-58 (ЦАКБ) В.Г. Грабина в состав ОКБ-1 С.П. Королева в 1959 году (докладная Д.Ф. Устинова, Р.Я. Малиновского, А.А. Гришина в ЦК КПСС и Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР);

— представлены мероприятия по увековечиванию исторической памяти В.Г. Грабина и грабинцев, проведенные за последние 5 лет;

— доработаны воспоминания ветеранов ЦНИИ-58 (ЦАКБ) — ОКБ-1 (РКК «Энергия» им. С.П. Королева);

— добавлены несколько десятков оригинальных фотографий, в том числе показывающих участие грабинцев в работах РКК «Энергия».

Теперь книга о В.Г. Грабине и грабинцах, работа над которой продол¬жалась непрерывно в течение 35 лет (с 1980 г. по 2015 г.), приобрела окон¬чательный, завершенный вид. Знаменательно, что она выходит в год 70- летия победы СССР в Великой Отечественной войне, 115-летия со дня рождения В.Г. Грабина и 110-летия со дня рождения автора книги А.П. Худякова.

С.А. Худяков 9 января 2015 года

Об авторах книги

Худяков Андрей Петрович родился в селе Александрово Нижегородской губернии в 1905 году. В 1923-м вступил в комсомол, а в 1926 году — в ряды ВКП(б). В 1928—1930 годы окончил совпартшколу 1-й и 2-й ступени в Нижнем Новгороде. Затем работал учителем обществоведения в школе села Неледино Шатковского района Торьковской области, где участвовал в проведении коллективизации.

С 1934 года А.П. Худяков работал на 92-м артиллерийском заводе им. Сталина в г. Горьком, в КБ В.Г. Грабина.

В 1943 году переехал с большой группой сотрудников В.Г. Грабина из г. Горького в подмосковный Калининград (ныне Королёв) и начал работать здесь под руководством В.Г.Грабина во вновь организованном Центральном артиллерийском конструкторском бюро (ЦАКБ). В годы войны А.П. Худяков был парторгом ЦК ВКП(б) в ЦАКБ. За участие в создании 85-мм пушки ЗИС-С-53 для танка Т-34 и 100-мм противотанковой пушки БС-3 награжден двумя боевыми орденами Красной Звезды.

С 1959 по 1962 год (вплоть до выхода на пенсию) А.П. Худяков работал в ОКБ-1 С.П. Королёва после присоединения к нему ЦАКБ. Дружил с В.Г. Грабиным вплоть до его смерти в 1980 году.

Многие годы А.П. Худяков был активным участником литературного объединения им. Новикова-Прибоя в г. Калининграде. Написал две книги о жизни нижегородской деревни: «Так начиналась жизнь» (издательство «Советская Россия», 1969 г.), рассказывающая о периоде революции, и «На переломе (дневник сельского коммуниста)» (издательство «Советская Россия», 1973 г.; Волго-Вятское книжное издательство, 1981 г.), повествующая о времени коллективизации. Его статьи печатались в местной и центральной прессе.

Книга «В.Г. Грабин и мастера пушечного дела», над которой А.П. Худяков работал, используя свои дневниковые записи, с 1980 года до самой смерти в 1993 году, была подготовлена к печати и издана его сыном С.А. Худяковым в 2000 году.

Худяков Сергей Андреевич, сын А.П. Худякова, родился в 1935 году в г. Горьком — в Калининском поселке при 92-м артиллерийском заводе им. И.В. Сталина. В 1943 году С.А. Худяков вместе с родителями переехал в подмосковный г. Калининград (ныне Королёв). В1953 году окончил среднюю школу и поступил в Московский энергетический институт, который окончил в 1959 году с отличием по специальности «инженер-электромеханик» и начал работать в ЦАКБ.

После присоединения (1959 г.) ЦАКБ к ОКБ-1 С.П. Королёва (нынешнее название — Ракетно-космическая корпорация «Энергия» им. С.П. Королёва) и проработал на этом предприятии до 2015 г..

С.А. Худяков прошел путь от инженера до начальника отдела и заместителя директора программы «Энергетические установки». Кандидат технических наук, доцент, автор нескольких книг и многих научно-технических статей и изобретений по энергоустановкам на основе водородно-кислородных (воздушных) топливных элементов для космических аппаратов, подводных аппаратов, автомобилей и для различных народно-хозяйственных объектов. Около 20лет читал лекции в Московском авиационном институте им. Серго Орджоникидзе по предмету «Энергоустановки космических аппаратов».

С.А. Худяков руководил проектными работами при создании энергоустановок для лунного орбитального корабля советской лунной экспедиции (1967—1972), для многоразового пилотируемого космического корабля «Буран» (1976—1991), для легковых автомобилей ОАО «АвтоВАЗ» на базе «Нивы» (2000—2001) и на базе одиннадцатой модели «Жигулей» (2002—2003), для электротеплоснабжения различных народно-хозяйственных объектов (1990—2010).

С.А. Худяков помогал отцу (А.П. Худякову) в подготовке рукописи книги «В. Грабин и мастера пушечного дела». К сожалению, при жизни А.П. Худякова книга не была издана. После смерти отца С.А. Худяков подготовил ее к печати (книга вышла в издательстве «Патриот» в 2000 г.).

После существенной доработки С.А. Худяков подготовил к печати ее второе издание, которое вышло в Издательском доме «Звонница-МГ» в 2007году.

Затем, после дальнейшей доработки третье издание книги вышло в издательстве «РТСофт» в 2010 году и ,наконец, в этом же издательстве в 2015 году вышло четвертое издание под названием «Гений артиллерии В.Грабин и мастера пушечных и ракетно-космических дел».

Конструкторский подвиг

В плеяде прославленных российских ученых и инженеров особое место занимает генерал-полковник технических войск Василий Гаврилович Грабин (1900—1980). Он создал не только многие первоклассные артиллерийские системы, но и был инициатором нововведений, которые сломали вековые устои артиллерийского производства.

На вооружение Советской армии руководство страны приняло более 15 типов дивизионных, танковых, противотанковых и других специальных пушек, спроектированных конструкторским бюро В.Г. Грабина. Такого результата не добилось ни одно другое КБ.

Грабинская дивизионная пушка ЗИС-3 стала самой знаменитой и самой массовой в годы Великой Отечественной войны. Она намного превзошла прославленную русскую трехдюймовку по маневренности, мощи и дальности огня. Высшие мировые авторитеты оценили ЗИС-3 как шедевр конструкторской мысли.

Известно, что непревзойденным танком Второй мировой войны стал средний танк Т-34. Но мало кто знает, что огневую мощь легендарной тридцатьчетверки обеспечили танковые пушки В.Г. Грабина, которые значительно превосходили аналогичные орудия немецких конструкторов.

В частях противотанковой артиллерии особой любовью пользовались грабинские 57 и 100-мм пушки. Последнюю бойцы называли «зверобоем». Это орудие эффективно пробивало толстую броню фашистских тяжелых танков с грозными названиями «тигр» и «пантера».

Грабин опережал время как в конструировании орудий, так и в подготовке их к серийному производству. Он обладал редким талантом организатора, смело принимал неординарные и порой рискованные решения. Но в основе их лежали точный инженерный расчет и уверенность в способностях соратников по КБ и всего коллектива завода — «мастеров пушечного дела».

Внедрение методов скоростного проектирования деталей и узлов, выполнение широкой программы «Рациональная технология» позволяли создавать пушки от чертежа до начала серийного производства в считанные месяцы с небывалой экономией металла, энергоресурсов и трудозатрат. Без увеличения станочного парка, на тех же производственных площадях рабочие завода «Новое Сормово» в г. Горьком в начале 1943 года стали выпускать пушек в 18 раз больше, чем в довоенное время. К концу войны они изготовили 100 тысяч орудий, чего не мог сделать ни один другой завод не только в нашей стране, но и за рубежом.

Достаточно сказать, что Германия вместе с оккупированными странами произвела 102 тысячи орудий разного калибра и типа.

Автор воспоминаний «Грабин и мастера пушечного дела» Андрей Петрович Худяков более 45 лет работал и дружил с В.Г. Грабиным. В день юбилея он получил от него поздравление, в котором есть очень важные — для понимания читателями их отношений — слова:

 «Дорогой старейший друг и соратник Андрей Петрович!
...Мне очень приятно от души поздравить тебя со знаменательной датой твоего семидесятилетия... Большое тебе спасибо, что ты правильно понимал меня и очень хорошо помогал в работе нашей организации и лично мне.

Должен с гордостью и благодарностью отметить, что ты понимал меня и мои методы работы лучше многих инженеров, в том числе директора, главного инженера завода и даже некоторых моих заместителей, оказал неоценимую помощь в решении всех задач, особенно в определении и рациональном использовании внутризаводских резервов во время войны.

Будь здоров! Твой друг и товарищ В.Г. Грабин.

31 августа 1975 г.»

Стремясь создать летопись творческой деятельности В.Г. Грабина и его сподвижников, А.П. Худяков при подготовке рукописи использовал свои дневники, многие материалы открытой печати, воспоминания и письма сослуживцев. Ради целостности повествования в книге приводятся некоторые эпизоды, которые опубликованы в книге В.Г. Грабина «Оружие победы», изданной в 1989 году. Но главный конструктор свои воспоминания довел только до декабря 1941 года. А.П. Худяков охватывает события шире и показывает весь жизненный путь В.Г. Грабина, который в 1942 году возглавил в подмосковном г. Калининграде (ныне г. Королёв) Центральное артиллерийское конструкторское бюро (ЦАКБ), ставшее к концу 50-х годов мощным научно-исследовательским институтом (ЦНИИ-58).

ЦАКБ спроектировало, изготовило и испытало более 100 артиллерийских систем, 8 из которых были приняты на вооружение.

Несмотря на преклонный возраст, более десяти лет, почти до самой смерти, А.П. Худяков работал над рукописью. Он глубоко верил, что конструкторский подвиг Героя Социалистического Труда В.Г. Грабина и самоотверженный труд «мастеров пушечного дела» может служить хорошим примером для будущих поколений России.

В.П. Мишин,

 академик,

главный конструктор ОКБ-1 — ЦКБЭМ, 

преемник С.П. Королёва

                    

Первая советская 76-мм дивизионная пушка Ф-22.

1935 год. 25 апреля. Четверг

Опытный цех. Детали новых пушек Ф-22 на стеллажах. Правда, их еще недостаточно для сборки трех экземпляров образцов. Остается всего две недели до начала заводских испытаний. Две пушки уже на колесах, но работы с образцами еще много. На подмосковный полигон на смотр будут представлены полууниверсальная 76-мм Ф-20 и две 76-мм Ф-22. Одна с ломающимися (складными), другая с неломающимися станинами.

В опытном цехе все ново, все празднично. Станки покрашены и чисты. На полу, не в пример другим цехам завода, не увидишь даже обломка стальной стружки. Стекла в окнах вымыты, стены побелены... На все приятно посмотреть. Из цеха не хочется уходить.

Начальник опытного цеха КБ — Иван Андреевич Горшков, человек среднего роста. Он только что вернулся из похода по цехам завода. Иван Андреевич взвинчен.

Одногодок Грабина — второй человек в КБ, кто несет всю тяжесть исполнителя графика опытных работ. Срок испытания пушек неумолимо приближается. А какие-то ничтожные шпонки, болты и гайки задерживают работу. Иван Андреевич крепится, даже старается казаться веселым. Но увы! Любовь к искрометной шутке и тихие, себе под нос, напевы цыганских романсов давно забыты. Он озабочен и даже удручен.

Главный конструктор не упрекает его в нерасторопности. Молчит. Он хорошо знает предел возможностей Ивана Андреевича. Он лучше всех видел, как его друг заваливает дело...

Василий Гаврилович в тактичной форме сказал Горшкову: «Иван, как ты смотришь, если я тебя верну в КБ? Возглавишь подотдел по испытаниям новых образцов пушек? Дело перспективное. Будешь ближе к науке. И все будет зависеть только от тебя самого».

— А кто возглавит опытный?

— Кого бы ты сам порекомендовал? — вопросом ответил Грабин.

— Считаю, лучше Григория Дмитриевича Гогина нам не найти.

— Так я и думал. Значит, договорились. С ним вместе поедешь в Москву. На правительственный смотр артиллерии. Если удастся, добьюсь тебе разрешения непосредственного участия в смотре.

Ведущий конструктор П.Ф. Муравьев не меньше Горшкова бегал по цехам, выколачивая детали для ствольной группы. Ныне он окончательно отлаживает зарядную камору ствола и механизм заряжения. В его распоряжении освободившиеся слесари Румянцев и Воронин. По одному его взгляду они понимали, что и как надо делать...

Владимир Дмитриевич Мещанинов тоже ничего и никого не замечает. Все внимание сосредоточил на канавках веретена штока тормоза. Откат ствола пушки должен быть ни большим, ни меньшим. Нарушение этого требования во время стрельбы обязательно вызовет отказ орудия. У него под рукой недавно принятый на работу слесарь-лекальщик Николай Царевский. С ним беседует старший мастер Иван Степанович Мигунов, обладающий огромной интуицией умельца. Он высказал Мещанинову свое мнение о неточности, допущенной в изготовлении модератора. Через несколько часов, после исправления и проверки канавок веретена и отверстий модератора, они вновь соберут шток тормоза. И снова его на стенд. И до тех пор они не уйдут из цеха, пока не добьются нормальной работы этого важного узла — сердца пушки.

В цех пришел К.К. Ренне. Ему что-то сказал мастер Петр Дмитриевич Ионов, бывший рабочий завода «Красное Сормово». Константин Константинович снял с головы шляпу, пожалуй, единственную не только на заводе, но и во всем поселке, и положил ее на стол. Он сел на одну из станин пушки и взялся за рукоятку маховика. Покрутил им, оказалось, что усилия в подъемном механизме выше допустимого. Потом он засуетился около второй пушки. Опять сел на станину. Теперь он крутил маховик поворотного механизма. Урок с Ф-20 для него не прошел даром.

Константин Константинович записал замечания в журнал и, сказав Ионову, что надо делать, подошел к Мещанинову.

На тонких ногах Ренне немыслимой жесткости краги. Они вызывающе хлопали о скороходовские ботинки.

Ренне, в шляпе, в крагах, в укороченном пальто реглан, со своей странной и необычной в наших местах фамилией, поначалу у заводчан вызывал определенный интерес. Многие жители поселка, особенно женщины, считали его чужестранцем. Потом все привыкли к нему. Болезненный интерес у людей постепенно исчез. Ходил он неторопливо и широко, держал руки всегда в карманах пальто или плаща. Слегка сутулился, во рту неизменно папироса.

Больше всего он дружил с Мещаниновым. У них квартиры были рядом на одной площадке лестничной клетки. Ренне любитель помолчать, Мещанинов — поговорить.

Моим правилом оставалось ежедневно по часу бывать в опытном. О задержке деталей механическими цехами, несмотря на огромные трудности и риск ненароком раскрыть секретный характер работ, мы писали в каждом номере многотиражки...

1935 год. 28 апреля. Воскресенье

Поздно вечером по пути домой за мной в редакцию зашел Грабин. Захлопнув дверь на автоматический замок, мы вышли на улицу.

— Василий Гаврилович, вы чем-то огорчены?

— Вы были на последней планерке у директора? Видели, как выивались цеховики? Прямо-таки ужи, а не люди.

Когда запахло премией, они Радкевича засыпали обещаниями. Петухи сразу стали орлами. Прямо хоть сейчас у любого «старателя» раскрывай клюв и клади в него месячный оклад! А фактически по Ф-22 отставание на пять дней от намеченного графика. Радкевич, конечно, раздражен, но сделать ничего не может. Вот тебе и «кадры решают все!»... Возьмите Валентина Николаевича Лубяко — цена ему гривенник, а выдает себя за рубль. Вконец извел нашего Горшкова. Сам установил последний срок подачи деталей для затвора, а слово не держит. Сверх того уже прошло три дня, а деталей нет!..

— Может быть, вы об этом напишете в нашу газету?..

— Это для меня не составляет труда. Но я не пойду на такой шаг. Выглядеть просителем у бездельников не желаю. Их нужно громить коллективно по всему фронту. Ныне после обеда сам пошел к Лубяко. И что же? Рабочие трудятся, а их начальник со своим распредмастером никак не могут вничью свести партию шахмат...

«Товарищ Лубяко, — говорю ему, — скажите честно, до каких пор вы будете нас резать без ножа? — Стою перед ним, как солдат в строю, а он даже локтей не оторвал от стола с шахматной доской. — Пора бы и совесть знать! Вы же еще на прошлой неделе обещали директору по затвору Ф22 закрыть программу?» — «Сейчас посмотрим»... Пошли в цех к токарю. Тот сказал, что для бойка на складе завода нет нужной марки стали.

«Видите», — говорит мне Лубяко и спокойно смотрит в глаза. И, представьте, не краснеет. Я ему: «Нет стали — достаньте». А он: «У меня крутятся не только ваши детали!..

У меня под завязку программа по «ретурбентам»... И бегать по складам я не обязан. Вы берите за галстук не меня, а всеми уважаемого Максимовича. Он, кажется, главный по снабжению?» Ну и орел!

Грабин умолк. Около клуба ИТР нас обогнали Лубяко и его дружок. Они по-мальчишески вбежали на крыльцо и прошмыгнули в бильярдную. Оттуда послышались голоса болельщиков и стук костяных шаров.

— Меня, если хотите знать, — вновь заговорил Василий Гаврилович, — больше всего тревожит не безалаберность на заводе. С ней мы так или иначе справимся. Опытные образцы Ф-22 будут изготовлены в срок. Нас может подсечь другое. Я не допускаю, что маршалу Тухачевскому неизвестно о проекте новой пушки. Пребывая на заводе, он ни разу не проявил к ней интереса...

В конце первой декады мая, ранним утром 76-мм дивизионная пушка Ф-22 оповестила стрельбой рабочий поселок о своем рождении. Начались заводские испытания на полигоне.

1935 год. 8 июня. Пятница

На столе цеховой конторки увядающий, но не потерявший своей прелести букет сирени. Сюда его принесли девушки из хозяйственного цеха. Они красили и прихорашивали новорожденных сестер — пушки Ф-22.

Одну со складывающимися станинами, как и полууниверсальную Ф-20, они покрасили в защитный цвет — зеленый, другую с цельными станинами — в желтый. Последняя особенно броско выглядела на солнце. Элегантностью и непривычным цветом она сразу привлекла внимание. Люди дали ей ласковое имя «желтенькая».

Пушки конструкции КБ нашего завода оказались легче полууниверсальной с той же мощностью на триста пятьдесят килограмм.

Они уже накрыты брезентом. И может быть, завтра по телефонному звонку под вооруженной охраной отбудут на смотрины в Москву. И там, где-то в лесах Подмосковья, их покажут правительству и армейской комиссии. На этот смотр будут представлены орудия из Ленинграда и других мест. Молодому Грабину придется противостоять ветеранам, большим знатокам артиллерийского дела. Естественно, коллективы конструкторов и на Волге, и на Неве, и в Подмосковье ждут только своей удачи.

1935 год. 16 июня. Воскресенье

Утро. В опытном цехе работают станки — два револьверных, строгальный и фрезерный. Без пушек в опытном пусто.

Иван Андреевич Горшков веселый и беззаботный. Таким давно я его не видел. Крутые плечи аккуратно облегала под широким ремнем военная гимнастерка. Хотя она и не сохранила красно-эмалевых «кирпичиков», их неизгладимый след остался на выгоревших черных петлицах. Полугалифе еще хранили стрелку, сапоги начищены по-парадному. Лицо его чисто выбрито. В бесцветных глазах, всегда чем-то утомленных, ныне мелькали искорки детской игривости.

—Проходи, проходи...

Мы сели за крепко сбитый некрашеный стол. За окнами цеха шихтовый двор. Там ритмично ухало падающее с высоты пятиэтажного дома чугунное крошило. Гремел и визжал железный скрап.

— У Василия Гавриловича в Москве ситуация как у Дмитрия Донского на Куликовом поле в начале битвы. Но он не унывает и держится молодцом. Днями все решится в Кремле.

— Рассказывайте, рассказывайте подробнее.

— Во время смотра близко у наших пушек быть не пришлось. Но на позицию ставил орудия я. На правом фланге первой стояла универсальная 76-миллиметровая пушка «Красного путиловца» КБ Ивана Абрамовича Маханова. За ней в строгом ряду наши полууниверсальная Ф-20 и обе дивизионные пушки Ф-22. Далее встала полууниверсальная дивизионная 76-миллиметровая пушка К-25 КБ Владимира Николаевича Сидоренко, изготовленная по переработанным чертежам шведской фирмы «Бофорс».

Сначала распорядитель подготовки и демонстрации новых образцов артиллерии комдив Дроздов не разрешил мне ставить на позицию «желтенькую». Она оставалась в сарае. Приехал Василий Гаврилович. Я доложил ему о сложившейся обстановке. Он тут же лично обратился к Дроздову. Тот ответил ему: «Ваших пушек и так две, вполне достаточно».

На следующий день приехал комдив Ефимов, начальник Артиллерийского управления. И он, выслушав просьбу Василия Гавриловича, тоже отказал. Что делать? Накануне смотра на полигон прибыл Тухачевский. Василий Гаврилович к нему. Тот выслушал просьбу и тоже отказал.

Грабин решил рискнуть. Он спокойно, но твердо сказал маршалу: «При докладе руководителям партии и правительства я скажу, что нашу пушку закрыли в сарае и все мои просьбы, вплоть до обращения к вам, не привели к положительному результату». «Так и скажете?» — спросил Тухачевский. — «Да, так и скажу». — «Хорошо, мы поставим вашу третью пушку, но стрелять из нее не будем».

С помощью красноармейцев «желтенькую» быстро выкатили на позицию.

— Какие же вы молодцы! Хочется крикнуть «Ура!» — Давайте лучше помолчим. Об этом неприятном случае Василий Гаврилович просил сказать только тебе и больше никому. Ты хорошо понимаешь почему?

После проверки готовности новых орудий и красноармейских расчетов Тухачевский пригласил Грабина и Магдасеева, тоже начальника КБ, поехать к нему на дачу в Покровское-Стрешнево.

На другой день 14 июня вся обслуга — конструкторы и рабочие — наскоро позавтракали в служебном помещении полигона и побежали в свой сарай. Смотрим через открытую дверь. Ждем правительство. Время тянется медленно.

Напряжение нарастает. Первое, что я увидел, — по полю полигона идут Маханов, наш Василий Гаврилович и Сидоренко. Они встали около своих орудий. Значит, вот-вот прибудут гости. Так и есть. На лужок выехали автомашины, остановились. Пока не различишь, кто приехал.

От толпы первым отделился Ворошилов, несколько позади от него Сталин, в сером летнем пальто, в фуражке и сапогах. Рядом с ним молча шагал Молотов, в темном пальто и шляпе. Чуть поодаль от них шел Орджоникидзе, в фуражке защитного цвета с красной звездой и в сапогах.

Почти рядом с ним так же независимо шагал Межлаук в серой шляпе и в сером летнем пальто. С ними гражданские и военные люди, в том числе Тухачевский и Буденный. Все шли спокойно, молча.

Члены правительства подошли к первой универсальной пушке ленинградцев. Видим — Маханов, слегка взмахнув правой рукой, начал доклад. Он долго рассказывал о своей пушке. Затем Василий Гаврилович доложил о наших образцах. Ты понимаешь, как мне хотелось в этот момент быть рядом с ним?

Члены комиссии пошли дальше. Но вот совершенно неожиданно от них отделился Сталин. Он вернулся к нашим пушкам. Подошел. Вижу, стал читать бирки. Его, видимо, интересовали вес пушки, вес снаряда и дальность стрельбы... Когда к нему приблизился Грабин, Сталин, показывая на «желтенькую», как мне потом сказал Василий Гаврилович, тепло произнес: «Красивая пушка, в нее можно влюбиться. Хорошо, что она и мощная, и легкая». Потом долго расспрашивал Василия Гавриловича. Ему особо понравилось, что наши пушки изготовлены целиком на отечественном оборудовании и из отечественных материалов.

Конечно, это у нашего КБ большой плюс. Сталин спросил Василия Гавриловича, какую пушку он будет рекомендовать для вооружения Красной армии? Он сказал: Ф-22.

После смотра из всех пушек по очереди было сделано по нескольку вы-стрелов. «Желтенькая» вела себя хорошо.

1935 год. 25 июня. Вторник

На заседании партийного комитета Грабин сообщил нам, что 15 июня, в субботу, состоялось заседание правительства.

Споров было много, и горячих. В конце заседания слова у предсе-дательствующего товарища Молотова попросил Сталин. Все думали и ждали, что он будет говорить долго. Ошиблись. Он сказал коротко: «Надо прекратить заниматься универсализмом...» И добавил: «Это вредно». Правительство приняло решение — нашу Ф-22 подвергнуть жестким испытаниям. Товарищ Сталин сказал, чтобы мы занимались дивизионными пушками, а Маханов — зенитными. Как все обернется с «желтенькой», покажет ближайшее время. Будем надеяться на благополучный исход.

1935 год. 25 июля. Четверг

Внеочередное заседание заводского партийного комитета. На повестке дня сообщение товарища Грабина об испытаниях дивизионной пушки Ф-22.

Больше месяца он прожил безвыездно на войсковом полигоне. На солнце и ветру лицо главного конструктора осунулось и огрубело. Только серые с голубизной глаза оставались, как и прежде, молодыми и стали более проницательными.

Он коротко доложил, в каких трудных условиях работала Ф-22. По каким только дорогам и оврагам, перелескам с пнями и колдобинам шестерка отборных коней не катала ее! И все же пушка выдержала испытания, выполнила и многие стрельбы. На конце ствола ее давно сгорела краска, а испытания продолжались: на меткость в стрельбе, на дальность.

Василий Гаврилович вытер платком бугристый крутой лоб и блестящую челку черных волос. Немного подумав, он сказал о самом главном:

— Наступило последнее и самое тяжелое испытание на прочность орудия. «Желтенькую» установили на бетонную площадку. Возле нее с той и другой стороны выросли штабеля ящиков с усиленными патронами. Пушку за ними почти не было видно. Стрельба велась непрерывно с предельной интенсивностью. Ф-22 методично «пережевывала» ящик за ящиком со снарядами. Гильзы с дымком и звоном одна за другой ложились на бетонную площадку. Позицию заволокло дымом и пылью. Орудийный расчет работал на пределе. Скоро конец. Близилась радость успеха и отдых. Осталось всего три патрона, два...

Пушка дышит жаром. В камору ствола заряжающий посылает последний патрон. Знакомый щелчок затвора. Выстрел. И тут, оглушенный непрерывной стрельбой, вижу, как дуло пушки взметнулось вверх и ствол, задержавшись на одно мгновение, рухнул навзничь. Вращающаяся часть орудия оторвалась от лобовой коробки и упала между станин.

Наше счастье, что правительство и лично товарищ Сталин разрешили доработать Ф-22 и изготовить для повторных испытаний четыре новых образца. Надеюсь, что оказанное доверие оправдаем. Главное, мы теперь знаем причину неудачи. Нас подвела еще несовершенная технология сварки металла. Кроме того, во время стрельб два-три раза отказывал полуавтомат. Это, конечно, недопустимо. Мы сделаем новую полуавтоматику копирного типа.

В рядах конструкторов, заявляю, нет и тени растерянности. С новыми задачами, надеюсь, успешно справимся.

1935 год. 28 июля. Воскресенье

Хозяйственный актив завода. Коммунисты обратились к рабочим и молодежи с призывом — отдать знания и силы в борьбе за честь и марку завода. Пушки конструкции Грабина зримо определяют лицо завода. У него обещающее будущее.

Новые образцы пушки Ф-22 останутся такими, как и «желтенькая», но в чем-то будут лучше. Прежде всего прочнее, надежнее. Будет спроектирован новый, принципиально отличный от старых, полуавтоматический затвор. Главная его деталь — копирная линейка. В чертеже она по форме напоминала топорик. Простота конструкторского решения вызвала немало насмешек. Слушок о новом полуавтомате достиг Москвы. В Артиллерийском управлении проект нового полуавтомата сочли технической неграмотностью. Его презрительно стали называть «топорным».

1935 год. 29 декабря. Вторник

Готовлю новогодний номер многотиражки. Пять месяцев коллектив завода работает без нормального отдыха. Без единого выходного дня трудятся конструкторы. Сам Грабин в КБ бывает час — не больше, а затем идет в цеха. Но больше времени проводит на заводском и войсковом полигонах.

Главного конструктора часто вызывали в Москву. Видимо, так велика была нужда в пушках...

Новые образцы орудий не раз подвергались жесточайшим испытаниям. С полигона пушки отправляли в мастерские. Там их разбирали. Каждая деталь подвергалась проверке на прочность и жизнеспособность. Потом пушки вновь собирались. И опять спешили на боевые позиции для стрельбы. К великому счастью, все шло хорошо. Безотказно работала и полуавтоматика. Теперь все увидели, что «топорик» заслуживает признания — он новое слово в артиллерии.

Правительство рассмотрело отчет об испытаниях первой советской дивизионной 76-мм пушки Ф-22 и, заслушав предложение военных, приняло решение — принять ее на вооружение. Серийное производство было возложено на завод «Новое Сормово» города Горького. Итак, соплеменница первой «желтенькой» Ф-22 стала базовой родоначальницей советских дивизионных пушек образца 1936 года.

1936 год. 1 мая. Пятница

Праздник красочный, веселый. Не было колонн, чтобы не гремели песни, не заливалась гармошка. Плясали строители, металлурги, машиностроители. Праздник добрый и благодатный. В самом деле: о безработице и помину нет, отменены хлебные карточки. В магазине булки разных сортов, колбасы простые и копченые, тамбовский окорок, каспийский залом и иваси с Дальнего Востока. Всего полно и на сельских базарах. Были бы в кармане денежки.

Городу и деревне жить стало вольготней. Но была и другая правда — человек сыт не только хлебом единым. Ему дай-подай ситец цветастый, батист бывалый, сатин под атлас...

Но с ними пока туго. Можно бы с этим и подождать, но вот бельевое мыло подавайте немедленно... С Гражданской войны не только туалетного мыла, но и простого нет. Руки помыть нечем, а что уж там говорить о стирке заношенных рубашек, чулок и портянок...

1936 год. 26 мая. Вторник

Сегодня редакция заводской газеты «За ударные темпы» перепечатала из «Правды» замечательный документ:

 «Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР постановляет: наградить орденом Ленина Радкевича Л.А.  директора Ново-Сормовского завода, Грабина В.Г. - главного конструктора завода, Костина П.И. - пом. главного конструктора;

орденом Красной Звезды Шеффера Д.И. - конструктора завода, Муравьева П.Ф. - конструктора завода, Ренне К.К. - конструктора завода, Чебышева Л.П. -инженера НКТП;

орденом «Знак Почета» Строгова В.А. - конструктора завода, Водохлебова Ф.М. - конструктора завода, Федяева В.Ф. - бригадира завода. Председатель ЦИК Союза ССР М.И. Калинин. И.О. секретаря ЦИК Союза ССР Н.С. Уншлихт.

14 мая 1936 года».

Награждение конструкторов провинциального КБ стало первой ступенькой в славной истории молодого завода.

Бригадир слесарей В.Ф. Федяев принес в редакцию многотиражки взволнованный отклик: «Не могу подобрать слов, чтобы ярко выразить радость и благодарность правительству за высокую награду. Где и когда и в какой стране правительство награждает рабочего за труд? Нигде. У нас же награждают орденами. Вот что меня волнует и радует.

 Орден «Знак Почета», которым наградило меня правительство, оправдаю честным трудом. Я призываю рабочих завода развернуть социалистическое соревнование за досрочное выполнение программы по новой машине и за присвоение нашему заводу имени Сталина!» На постановление ВЦИКа отозвался и главный герой — Грабин. «Ни в одной семье рабочего капиталистического мира не может быть такого счастья, — писал он, — как у меня — труженика Страны Советов. Я вышел из семьи рабочего, верный сын своего класса, и поэтому я отдаю всю энергию и силу для разрешения поставленных перед нами задач. Получив высокую награду, я искренне рад и глубоко благодарю партию и правительство за мое счастье. Обязуюсь еще в большей мере, еще упорнее работать над осуществлением и разрешением очередных задач, стоящих перед машиностроительной промышленностью».

107-мм.танковая пушка ЗИС-6 для тяжёлого танка .
 «Для тяжёлого танка важны не столько пушка, сколько броня и маневр» или «Танк – повозка для пушки».

1941 год. 7 апреля. Понедельник

Резкий телефонный звонок. За окном еще темно. Кто бы это мог быть?

— Слушаю...

— Горшков...

— Доброе утро, Иван Андреевич! Что-нибудь случилось?

— Видимо... Василий Гаврилович с поезда проехал прямо на завод. Он позвонил с вокзала и попросил до начала работы минут на тридцать собрать членов партийного бюро и руководящий состав. Прошу не опаздывать.

Положение дел в ОГК и на заводе никак не могу связать со звонком Горшкова. Чего ради тревожиться? Танковая пушка в производстве идет полным ходом. Скоро пойдет и ЗИС-2. График по ним выполняется. Конструкторы Муравьев и Ласман вчера из Харькова привезли радостные вести. Изготовители средних танков Т-34 от наших пушек в восторге! Главный конструктор Т-34 А.А. Морозов при первом же разговоре с ними сказал: «Передайте товарищу Грабину большое спасибо. Ваша Ф-34 подошла как нельзя лучше... О такой пушке мы раньше только мечтали». После этого можно ли желать лучшего? И наконец, скоростное проектирование! Параллельная разработка чертежей и технологии конструкторами и технологами! Этот почин Грабина выдвинул наш завод в передовые предприятия наркомата вооружения. Осуществилась давняя мечта Василия Гавриловича о создании мощного отдела главного конструктора. Нет такого на других заводах в нашем наркомате, возможно, нет и в стране! Перед работниками ОГК открылись новые горизонты проявления творческих возможностей.

Чего бы ему в таком случае так торопиться и беспокоиться? С дороги и сразу на завод! Даже домой не заехал.

В Ленинград Василия Гавриловича проводили в хорошем настроении. Он уезжал на техническую конференцию.

Так что же случилось?

Все прояснилось на расширенном заседании партбюро. Грабин сообщил о неожиданном заказе на 107-мм пушку для тяжелого танка и рассказал, как принималось это решение.

— Товарищи! Вы все хорошо знаете, моя поездка в Ленинград была вызвана участием в технической конференции главных конструкторов и технологов нашего наркомата. 3 апреля, во второй половине дня, ее открыл директор института по переподготовке кадров наркомата вооружения Григорий Дмитриевич Загоскин. Мне было предоставлено слово для доклада: «Скоростное проектирование и освоение машин». Не прошло и половины отпущенного времени, как вдруг в актовом зале появился незнакомый человек, который подошел к кафедре и сообщил: «Вас просит к телефону Москва. Одевайтесь и поедемте со мной. Машина у подъезда». Председатель объявил часовой перерыв.

Смольный. Кабинет первого секретаря обкома. В телефонной трубке слышу голос Поскребышева: «С вами будет говорить товарищ Сталин... » Поздоровавшись, Иосиф Виссарионович спросил: «Можно ли в тяжелый танк поставить мощную 107-миллиметровую пушку?» «Можно», — ответил я. «Вы уверены?» — «Да, товарищ Сталин». — «Это очень важно, товарищ Грабин. До тех пор, пока мы не вооружим тяжелый танк такой пушкой, чувствовать себя спокойно мы не можем. Задачу нужно решать как можно быстрее. Этого требует международная обстановка. Скажите, не смогли бы вы быть завтра в Москве? Вы нам здесь очень нужны!» Вернувшись на конференцию, я закончил доклад и извинился, что в обсуждении участия принять не могу — срочно вызывает Москва.

Секретарь ЦК Жданов 4 апреля для обсуждения поручения товарища Сталина пригласил Федоренко — начальника Главного автобронетанкового управления Красной армии, Котина — главного конструктора танка KB, Казакова и Зальцмана — директоров заводов, изготовляющих танки. Нашей пятерке предстояло подготовить проект постановления ЦК и СНК, в котором указывались для производства основные исходные данные танка и пушки.

На совещании шла речь о вооружении нового тяжелого танка KB более мощным орудием, чем наша 76-мм пушка Ф-32. Танкисты считали, что ее мощности достаточно для нового тяжелого танка. Такого же мнения придерживалось и управление Федоренко. Мы, как вы знаете, раньше предлагали новые танковые пушки калибра 85 и 107 мм, а Главное артиллерийское управление молча отклонило наши предложения. Досадно за упущенное время. И вот теперь Андрей Александрович Жданов, открывая дискуссию по этому вопросу, сказал:

«Фашистская Германия разгуливает на Западе. Не исключено, что в ближайшее время она нападет на нас. Немцы работают над толстобронными танками с мощным вооружением...» Танкистов, как и раньше, смущала ничем не оправданная и застарелая мысль, что длинный ствол мощной пушки будет серьезной помехой танку во время хода по пересеченной местности и он может стволом зачерпнуть грунт.

На другой день споры обострились до предела. Танкисты считали, что для тяжелого танка важны не столько пушка, сколько броня и маневр. Я не выдержал и сказал: «Танк— повозка для пушки». Возмущенные коллеги ушли к Жданову и доложили ему о взглядах Грабина на роль танка. В рабочую комнату, из которой мы не выходили два дня, здесь и питались, пришел Жданов. Он сказал спорщикам: «Грабин прав». Споры прекратились. Танкистам волей-неволей пришлось согласиться на совместную с нами работу.

Любопытно говорил Грабин о Котине, главном конструкторе танков КВ: «Котин считал, что главное в танке броня и скорость. А мы считали, главное — огневая мощь, броня и скорость. По нашему мнению, танк должен пробивать свою броню и толще, а у Котина на KB, тяжелом танке, пушка была слабее, чем на Т-34. Морозов-то — один из создателей танка Т-34 — был человек мыслящий. Как только мы предложили ему 76-мм танковую пушку, так он за нее сразу ухватился» - Смирнов. Г.В. «Дела артиллерийские», газета «Дуэль»13 мая 2008 г.№ 20. (Мнение А.А. Морозова о роли пушки в танке см. на стр. 152)

Котин — главный конструктор тяжелого танка, над которым он уже давно работает, обещал правительству дать новую машину к первому выстрелу из нашей пушки.

Приведу окончательный разговор по этому вопросу. Он выглядел примерно так. «Когда будет танк?» — обратился к Котину Жданов. «Как только Грабин даст пушку, танк будет готов». Товарищи, я заверил секретаря ЦК Жданова от вашего имени и всего коллектива завода: 107-мм танковая пушка будет готова за 45 дней!.. Это у моих оппонентов, даже у Андрея Александровича, вызвало улыбку и удивление. Я еще раз подтвердил срок, и его записали в проект постановления... Любой артиллерийский специалист скажет, что этот срок нереальный, но только не из нашего ОГК. Мы имеем уже солидный опыт скоростного проектирования. Учитывая международную обстановку, мы должны выполнить задание партии и правительства.

Я верю в вас, товарищи и друзья! Сегодня начнет действовать штаб, который разработает комплексный план. Прошу утвердить штаб в составе: Грабин, Шеффер, Ренне, Назаров, Гордеев и начальник 12-го подотдела Худяков. Отсчет времени на проектирование и создание опытного образца танковой пушки ЗИС-6 будем считать с 7 апреля 1941 года.

...Апрельский день совсем склонился к вечеру. Под окнами копировальной комнаты ветер нещадно гнет и треплет голые сучья молодого тополя. Если не этой ночью, так завтра днем тронется на Волге лед. И тогда тепло на несколько дней вытеснит холод. На берегу реки в шубках и пальто будут топтаться толпы людей. Перед ними, как живые, кувыркаясь и налезая друг на друга, поплывут льдины. Бывает, они несут на себе зимние шалашики рыбаков, деревенские баньки...

Подоспело мое время. Принес Грабину результаты выполнения плана серийного производства Ф-34 за сутки. Теперь это моя забота. Контроль и учет — трудное, но интересное дело. Сводку выполнения графика «остряки» уже успели прозвать «штаб-картой». Грабин просмотрел ее и предложил пройти с ним в опытный цех.

— Дел срочных больше некуда, а меня тянет посмотреть на ЗИС-3. Из нее сделаны первые три выстрела. Говорят, у матери каждый ребенок любимый. А у конструктора? Что бы ни делал, а мои мысли все возвращаются к «дивизионке»...

У выхода из цеха стояло орудие, которое мне показалось знакомым. Я признался генералу, что вижу готовый образец впервые, но нахожу много сходства с пушкой ЗИС-2.

— И неудивительно, — ответил он. — На легкий и прочный лафет ЗИС-2, достоинства которого подтвердили многочисленные испытания и учения в войсках, мы наложили ствол от УСВ с прекрасной баллистикой. На конец ствола установили дульный тормоз, который при выстреле замедляет откат орудия и уменьшает ударную нагрузку на лафет.

А это позволяет, в свою очередь, делать орудие более легким по весу. Многие другие конструктивные новинки также преследуют цель — уменьшить вес пушки, сделать ее более маневренной на поле боя.

Рабочие, не обращая на нас внимания, чистили орудие после стрельбы и первой обкатки. На конце ее ствола была насадка в виде молочного бидончика с отверстиями. «Это тормоз», — догадался я.

Василий Гаврилович внимательно осмотрел лафет и всю пушку. Он тут же спросил подошедшего начальника подотдела испытаний И.А. Горшкова, когда он произведет обмеры всех деталей и представит отчет об их состоянии.

— Вот так мы и живем, — сказал Василий Гаврилович, поглаживая ствол новой пушки. — Нам с этой «голубкой» еще много придется повозиться.

— Почему вы так плохо о ней думаете?

— Почему? Видите, как ее скособочило, хотя это исправимо. Главное в другом. Не забывайте, она, как и бабушка, — «незаконнорожденная». У таких детей всегда тяжелая судьба. Это я уже очень хорошо знаю.

1941 год. 8 апреля. Вторник

Наш генерал так развернул дело, как мог только он.

Это была первая в полном смысле слова параллельная работа конструкторов и технологов над проектом нового орудия. Контроль за выполнением графика был возложен на 12-й подотдел. Новый проект вобрал в себя 33 % деталей горячей и холодной штамповки. Предусматривалось широкое применение и стального литья, деталей и узлов от других пушек, которые на практике показали высокое качество. Все это в перспективе значительно сокращало сроки изготовления опытного образца и серийных орудий. Плодотворное конструирование пушки по комплексному плану-графику стало возможным только при параллельном совмещенном методе работы конструкторов, технологов и производственников.

Полная ликвидация последовательного многоступенчатого метода проектирования и постановки пушек на производство с применением оперативного сетевого планирования создала благоприятные условия для действия всех подразделений предприятия. Даже снабженцы заранее могли получить в ОГК точный перечень марок и профилей сталей и других материалов на единицу изделия. Это очень важно и для финансистов предприятия. Учетные данные 12-го подотдела ОГК, особенно по затратам машинного времени и ручного труда на отдельную деталь пушки, ускорили работу планового отдела завода. Всем работникам завода скоростной метод работы конструкторов и технологов на практике показал, что ничто не может быть так важно во взаимоотношениях между людьми, как правильный и точный учет их работы! Он создал благоприятную обстановку в подотделах ОГК и цехах, обогатил атмосферу завода своеобразным живительным кислородом доброжелательства и взаимопомощи.

1941 год. 22 апреля. Вторник

Генерал, вопреки установленному им времени для доклада — семнадцать часов, пригласил меня утром. После просмотра результатов работы ОГК и опытного цеха за сутки, возвратив штаб-карту, сказал:

— Звонил Елян. Просил прислать вас к нему, наверное, хочет познакомиться. Вы же с ним еще ни разу не сталкивались? Он — власть!

Секретарь доложила директору о моем прибытии. Вошел в кабинет. Амо Сергеевич сидел за столом.

— Проходите, садитесь, — сказал начальственно, указывая на стул. Сел. Жду. Амо Сергеевич, дожевав мандарин, ногтем большого пальца разрезал наклейку коробки «Казбека», взял папиросу, чиркнул спичкой и закурил.

— Рассказывай, как тебе работается у нас? — наконец-то заговорил Амо Сергеевич, обращаясь на «ты».

— Спасибо! Завод я знаю. Многих людей тоже. К работе начинаю привыкать.

— Хорошо, что так. Я хочу лично убедиться в правильности данных в сводках, которые ты подписываешь. Скажи, можно ли им верить?

— Можно, товарищ директор.

— По сводке старший технолог Антонов на ствол пушки ЗИС-6 сдал все материалы по технологии в синьке на второй день готовности чертежа на сам ствол. Что-то у вас в ОГК, я смотрю, все очень быстро получается. Я понимаю, «скоростной метод, параллельная работа...», но как может технолог отставать от конструктора лишь на одни сутки? Это уж слишком!

— Амо Сергеевич, про Антонова Василий Гаврилович сказал: «Чудо-человек!»

— Может быть, так оно и есть. Но в ОГК все работы смежники заканчивают с небольшим просветом. Это верно?

— Наш учет выполнения графика по пушке ЗИС-6, как и по другим системам — Ф-34 и ЗИС-2, предельно точный. Готов нести за него любую ответственность!

— Расскажи, только покороче, как готовится сводка.

— Если коротко — учет выполнения графика ведем ежедневно. В него входит: разработка рабочих чертежей изделия, разработка технологии, проектирование приспособлений и специального инструмента, заказ их, контроль за изготовлением и далее учет освоения инструментария работ-никами ОГК в механических цехах по всей технологии. Сводку за про-шедший день подаем вам и главному конструктору ежедневно к семнадцати часам.

— Хочу верить, что сводка будет отражать только правду, какой бы она ни была. Понятно? Ты свободен.

О разговоре с Амо Сергеевичем тотчас же рассказал Грабину. Он выслу-шал с большим вниманием. Но ничего не сказал и, повернувшись, стал смотреть в окно. На лице блуждала лукавая улыбка.

— Из пушки ЗИС-6, по нашим расчетам, будет дан первый выстрел не 15-го, как планировалось по графику, а 14 мая.

Задачу такой сложности и такого объема, как проектирование ЗИС-6 с расчетом немедленной организации ее серийного производства, мы еще никогда не ставили перед собой. Мне неизвестны факты подобного опыта ни в отечественном машиностроении, ни в практике зарубежной промыш-ленности. Здесь решающую роль сыграли организационно-технические мероприятия и новый психологический настрой конструкторов и техно-логов. Это важнейшее завоевание скоростного метода проектирования. Да и наше производство разве сравнимо с тем, каким оно было три-четыре года назад?

— Никакого сравнения. Это видно по работе над Ф-34, ЗИС-6 и ЗИС-2. На заводе значительно возросла техническая и технологическая культура, особенно с переходом на скоростной метод. Однако полностью исключить штурмовщину не удалось. Мне думается, что технологам следует досконально изучить возможности оборудования, сделать точный расчет времени прохождения детали по всей цепочке от станка к станку... Они должны знать, где и почему задерживается обработка «люльки», казенника, цилиндров и т. д. Это же очевидно, что без знания оборудования невозможно исключить в производстве заторы. Убежден, что сборщики должны получать детали не с тележки механического цеха из рук изгото-вителя, а со склада.

— Мы к такому порядку сдачи деталей на сборку со склада скоро обя-зательно придем, — прервал меня Грабин. — К этому добавлю — детали должны быть непременно взаимозаменяемыми.

1941 год. 28 апреля. Понедельник

В просторной комнате на стене в золоченой раме висел большой пор-трет. Технологи, рассматривая его, хвалили отдельческого фотографа Ва-силия Георгиевича Морозова за хорошую работу. Надо же! С фотографии на пропуске сделать портрет Степана Федоровича Антонова. Выглядит как живой! А внизу надпись: «Слава С.Ф. Антонову, совершившему подвиг при разработке технологии ствола танковой пушки».

Виновник события стоял в стороне, смущенный от горячих поздравле-ний и всеобщего внимания.

— Ну хватит, хватит. Пойду к нашему генералу, — говорит он, нахмурив кустистые брови. Спрятав свои сдвоенные очки во внутренний карман ра-бочей куртки, Антонов направился к Грабину. С некоторых пор Василия Гавриловича конструкторы и технологи между собой зовут «наш генерал». Так повелось и среди рабочих.

— Василий Гаврилович, прикажите снять мой портрет! В стенгазете ва-ша благодарность. И довольно. Хватит меня хвалить... Так-то у любого че-ловека настроение может испортиться.

И все же фотография Степана Федоровича долго красовалась в отделе главного конструктора. Эти поощрения свидетельствовали о самой высокой оценке Грабиным возросшей роли технологов на заводе.

Следует подчеркнуть, что при старом ступенчатом методе технологи всегда оказывались в проигрышном положении. Их потери времени в со-ревновании с конструкторами и производственниками всегда были неиз-бежными. Их трудности не понимались, и понимать их никто не хотел. Часто без должного основания технологов обвиняли не только в медли-тельности, но и во всех грехах завода.

Никто всерьез не считался с расходом их времени на разные согласова-ния и развязки с конструкторами спорных мест в чертежах. Эти противо-речия нередко бывали очень тяжелыми, даже болезненными. Они требовали личного вмешательства главного технолога и главного конструктора. Дирекция же, как правило, крайне редко вникала в эти неувязки. Она прежде всего была озабочена выполнением производственной программы. Боясь попасть впросак, главный инженер, не дожидаясь нужной тех-нологии, шел на изготовление отдельных деталей и даже узлов пушек по временной технологии с малопроизводительным инструментом и по вре-менным нормам. Все это порождало в цехах тяжелейшие «узкие места» и штурмы. И когда руководители завода начинали объяснять высокому на-чальству причины срыва работы цехов и другие беды завода, то, не утруж-дая себя долго, обрушивали весь гнев на технологов. Они обвиняли их во всех грехах. На хозяйственных активах часто втаптывались в грязь честь и достоинство технологов.

Теперь это полностью исключалось. С первых же дней работы в одном отделе устранялись возможные неувязки и недомолвки между конструк-тором и технологом. Технолог вел конструкцию детали узла от первой ее линии, нанесенной конструктором на ватмане. Вопросы технологичности конструкции, ее прочности, малой металлоемкости всегда были в поле их зрения и решались совместно. Деловые отношения между ними часто перерастали в личную дружбу.

В конкретных случаях дискуссий между конструктором и технологом арбитром становился главный конструктор. Поэтому не случайно в период работы над ЗИС-6 в ОГК родилась крылатая, полная глубокого смысла поговорка: «Конструктор — папа, технолог — мама!»

1941 год. 29 апреля. Вторник

Степан Федорович о статье о нем в первомайский номер стенгазеты и слушать не хотел. Подключил Горшкова. Кого же иначе? Он дал мне по-ручение.

В комнате технологов просторно. Стол Антонова в углу. Сверхурочни-ков мало, мы им не мешали.

— Степан Федорович, с чего начнем наш разговор?

— С чего хотите! Мне как-то неудобно. Какой я инженер-технолог, да еще старший? Я старый рабочий, волжанин. Из бывших крестьян. Но, если говорить по совести, нет дела, с которым бы не совладал. Дай мне инструмент и немного подумать — хоть из дерева, хоть из стали все сма-стерю. На заводе нет станка, на котором бы я не смог работать и соревно-ваться!..

— Откуда у вас такое, Степан Федорович?

— Это у меня с детства. Да всего и не расскажешь. На это нам с вами и целой ночи не хватит.

— Степан Федорович, пожалуйста, расскажите мне что-нибудь из своей жизни. Конечно, что пожелаете.

— Тогда слушайте, коль охота. Мне было двенадцать лет. Жил я с ма-терью в деревне. Отец столярил в Сормове на судостроительной верфи — мебель делал для пассажирских пароходов. Приедет, бывало, на недельку домой. У матери нас было шесть ртов. Мне, как старшему, то стамеску подарит, то рубанок привезет. И покажет, как ими пользоваться. Стал я проситься в город. А он: «Ты, сынок, подумал, на кого мамку с ребя-тишками оставим? А кто весной землю вспашет, картошку в огороде по-садит? А летом сена корове накосит? На страдную пору нас теперь не отпускают... Ты без меня в семье из мужиков самый старший и за все в ответе».

В японскую войну отец заболел и пристроил меня на судоверфь уче-ником токаря по дереву. А сам с чахоткой вернулся домой доживать век. В германскую войну я перевелся в механический точить снаряды. Нужда заставила читать чертежи. Освоил. Стал в них свободно разбираться.

В Гражданскую делал трехдюймовки. Так вот и пошел по пушечному делу.

Закурили по маленькой. Степан Федорович попыхивает цигаркой. Молчит. Ушел в себя. Его седая голова давно уже много волос растеряла — лысеет каждодневно. Глаза хотя и внимательные, но нет в них остроты взгляда. Степану Федоровичу теперь 61 год...

Начальник подотдела Петр Иванович Иванов как-то к слову про него сказал: «Ушлый старик!.. Представьте себе, не гармонист, а сделал баян, да такой, что в праздники в Сормовском дворце культуры рабочие под него пляшут. Он что угодно может сделать. Зайдите в его квартиру. Все — от стола до стульев, от дверных ручек до шпингалетов в оконных рамах — дело его рук. Кстати, он неплохой фотограф».

1941 год. 14 мая. Среда

На общем собрании коллектива ОГК Грабин сообщил о готовности опытного образца пушки ЗИС-6 и подчеркнул, что она создана не за 45, а за 38 дней. Поздравляя коллектив с успехом, он отметил теплым словом конструкторов и технологов, еще раз подчеркнул большие перспективы скоростного проектирования и неожиданно высказал очень важную мысль:

— Всем, особенно молодым, необходимо помнить одну из важнейших традиций — уважительное отношение к рабочим. Наши токари и слесари опытного цеха — Иван Степанович Мигунов, Петр Дмитриевич Ионов,

Михаил Дмитриевич Тулупов, Николай Федорович Крючков, Дмитрий Иванович Румянцев, Иван Степанович Воронин и многие другие, да и на-чальник цеха Николай Евграфович Антипин — артиллерийские мастера высочайшего класса.

Работая вместе с инженерами над первыми образцами, они приобрели конструкторско-технологическое мышление. Они профессора своего дела. И тот, кто этого не поймет и не будет прислушиваться к их, как правило, очень дельным замечаниям по работе, тот обеднит себя как специалист и унизит профессиональное достоинство.

У Василия Гавриловича было прекрасное настроение. Наконец-то на заводе многие, главным образом рабочие, разобрались в самой сути ско-ростного проектирования и поняли его важность. Скептики-маловеры были вынуждены скрываться под личиной наигранной доброжелательности. На заводе были люди, распространявшие разные домыслы, а то и сплетни. Некоторые из них открыто говорили: «Грабин генерал и герой, всех и вся подминает под себя. На других заводах города конструкторы сами по себе, технологи тоже. А он согнал их в один двор! Вот и командует...» Действительно, разговоров было много. Даже соратники, глубоко уважав-шие его, недоумевали: «Зачем ему лишняя головная боль?» Широкое при-знание, незыблемый авторитет, почет — все есть. Хочется больше власти?

Нет и нет! Грабина природа наградила уникальным талантом, неуемной энергией и упорством в достижении цели. Он вырос на идеологии Октября, был настоящим коммунистом, и дело, его работа стали главным смыслом жизни. Тщеславие и карьеризм были чужды ему. Именно ради общего блага Василий Гаврилович смело брал на свои плечи огромную ответственность, не заботясь о личном благополучии. Нельзя забывать, что в то время обвинение во вредительстве злопыхатели и завистники могли сфабриковать за любую конструкторскую неудачу, даже за упорство в отстаивании взглядов в такой секретной сфере, как производство артиллерийских систем. Понимал ли Грабин эту опасность? Понимал и знал, что никакие заслуги не спасут. Аресты некоторых видных деятелей оборонной промышленности, трагическая судьба маршала М.Н. Тухачевского заставляли многих задуматься и поступать осторожно ради личной безопасности, перестраховываться.

Обращение И.В.Сталина к В.Г.Грабину
 с просьбой резко увеличить выпуск пушек.
 Мероприятия, принятые на артиллерийском заводе №92 им. Сталина в городе Горьком.

1941 год. 11 августа. Понедельник

В третьем часу пополудни Грабин позвонил мне домой и пригласил зайти. Василий Гаврилович одет по-домашнему. По сосредоточенному, не-много суровому лицу невозможно понять, для каких дел я понадобился.

Прошли в его кабинет. Сели за стол. Легкий пар курился над стаканами горячего чая, распространяя по комнате приятный аромат. Чай солнечной Грузии теперь редкость в нашем быту.

— Отхожу от ночной суматохи. Столько неотложных задач после раз-говора с товарищем Сталиным, а мысли скачут...

В эту минуту Грабин показался мне молодым Тарасом Бульбой. Он буд-то только что вернулся из похода на шляхтичей, искупался в Днепре и с устатку пьет малиновый напиток. Грабин выждал немного и, отхлебнув два глотка горячего чая, сказал:

— Вчера за полночь пришел домой из ОГК. Только встал под душ, как сообщили с завода, что к телефону вызывает Москва. Елян уже выслал машину и ждет в своем кабинете. Соединили сразу. Спокойным голосом Сталин сказал, что положение на фронтах тяжелое, что гитлеровская армия продолжает наступать и теснить наши войска по всему фронту. Фа-шистская Германия имеет значительное количественное превосходство в вооружении. Я поразился тому, что Сталин, пренебрегая секретностью, обратился с просьбой лично ко мне. «Очень прошу вас, — сказал он, — сделайте все необходимое и дайте поскорее как можно больше пушек. Если для этого потребуется пойти на снижение качества, идите и на это... Учтите, нам дорога каждая пушка».

— Просьба Верховного, как я себе представляю, это не приказ. Это крик человеческой души! В самом деле, под ударом фашистских танков древний Киев! В смертельной опасности Ленинград! Гитлеровцы рвутся к Москве. Есть от чего закричать!

На это Грабин мне ответил:

— Я заверил вождя нашей партии: «Завод в ближайшее время обяза-тельно резко увеличит выпуск пушек».

— Василий Гаврилович! Спрашивается, о чем думал начальник Главного артиллерийского управления Кулик в конце 1940 года, когда принимал решение о снятии с производства нашей дивизионной пушки?.. Разговоры о том, что их вполне достаточно на случай войны, оказались болтовней. Вы бы послушали, как матерятся наши рабочие, особенно те, у кого сын или брат на войне, когда диктор по радио начинает хвалить бойца за то, что он бросился на фашистский танк с горючей смесью в бутылке. Ею Гудериана не остановить.

— Я, как и в начале войны, вновь утверждаю, что только коренная пере-стройка всего производства поможет перейти заводу на подлинно военные рельсы.

— Выходит, не бывает худа без добра! Теперь инициатива в наших руках.

— Так-то оно так. Работая над проектом танковой пушки ЗИС-6, мы делом доказали наши возможности.

А Елян в нас не верит. После возвращения из Москвы от Кулика он категорически отверг мои соображения по коренной перестройке произ-водства. Поосторожничал. Теперь я уверен: как только рабочие узнают о просьбе Сталина, весь завод поднимется.

В разговоре с Председателем ГКО я в деликатной форме попросил его дать указание директору поддержать начинания отдела главного кон-структора, не объясняя детально, какие именно.

— И как он ответил?

— Дословно: «Передайте, чтобы он выполнял все, что вы считаете нуж-ным!» Помолчав, Сталин спросил: «Товарищ Грабин, вы твердо убеждены, что в ближайшее время завод резко увеличит выпуск пушек? Ведь эта задача чрезвычайно сложная». Я сказал: «Понимаю, но у меня сомнений нет... »

— Теперь Елян не должен возражать. Суть случившегося я понимаю так: Председатель ГКО весь завод передал в ваши руки.

— Когда я разговаривал с Верховным, Елян был рядом и слышал весь разговор, а Сталин не захотел сказать ему хотя бы несколько слов. Горькая пилюля, кому ни доведись. Тяжело ему было проглотить ее. Я положил те-лефонную трубку и пересказал Еляну весь разговор. Закурив, Амо Сергее-вич сказал: «Я убежден, вы переоценили наши возможности. Допускаю, что нам удастся до конца года увеличить выпуск пушек в два раза. Но вы недавно утверждали: выпуск орудий можно увеличить в пять-семь раз к довоенному году. Понимаете ли, кому вы дали обещание?!»

— Так и сказал?

— Да. Работникам отдела главного конструктора предстоит тяжелая и бескомпромиссная борьба. Такова реальность! Меня очень беспокоит то, что даже после звонка Сталина Елян пытается отстаивать свое.

— Василий Гаврилович, какой теперь может быть разговор, после того, как все решено?

— Вы правы. Но все же мне хотелось, чтобы в такое тяжелое время меж-ду нами, как и раньше, было полное согласие. Теперь ни к чему чванство и забота о престиже.

— Его можно понять. Для резкого увеличения выпуска орудий надо увеличить станочный парк и производственные площади, которые еще надо построить. Это все требует времени и времени, а фронт ждет пушки сегодня.

— Вот-вот, вы верно уловили мысль Еляна, но, как и он, не учитываете, что решающим фактором в любом машиностроительном производстве является конструкция создаваемой машины. Именно конструкция! Чем она, грубо говоря, проще, чем меньше в ней деталей и узлов, тем меньше времени необходимо на изготовление. Конструкция несет в своем зачатке все — и будущую трудоемкость, и себестоимость, и качество пушки.

Наши конструкторы и технологи ОГК помогут заводу обойтись без до-полнительных станков и дополнительных цехов.

Генерал порывисто встал и, расхаживая по кабинету, рассуждал вслух. Вернее, не рассуждал, а излагал уже обдуманный план:

— Нужна качественная перестройка всего производственного цикла завода. Вначале быстро организуем конструктивно-технологическую мо-дернизацию пушек, чтобы сократить число деталей и повысить их техно-логичность. Уже это позволит увеличить выпуск орудий в 5— 7 раз. А когда внедрим в производство в широком масштабе высокопроизводительную технологию, то через год дадим фронту орудий в 18—20 раз больше, чем делали до войны...

Услышав цифры столь головокружительного скачка, я впервые за время знакомства с Грабиным подумал: ну это уж слишком, фантазия какая-то!

Василий Гаврилович по выражению лица, видимо, догадался о мель-кнувшем сомнении и спросил:

— Сомневаетесь? А зря. Учтите, что перестройка будет идти поэтапно, но наращивание темпов производства начнем сразу. Тяжело будет? Да. Но война есть война...

1941 год. 12 августа. Вторник

10 часов. В ОГК идет экстренное техническое совещание. Присутство-вали директор завода Елян, начальники цехов, отделов завода и секретари партийных организаций.

Директор предоставил слово главному конструктору.

Грабин рассказал о разговоре и обещании товарищу Сталину резко увеличить выпуск пушек, подчеркнув, что согласие Председателя ГКО на снижение качества пушек за счет количества противоречит убеждениям конструкторов и технологов.

Хотя в докладе генерал изложил контуры общей стратегии перестройки, однако из нас никто еще не представлял сложности и масштабов всех предстоящих работ. Грабин выдвинул конкретные предложения: каким образом заводу в самый кратчайший срок, то есть к концу декабря, дать фронту пушек в пять раз больше, чем завод выпускал до войны.

Он предложил осуществить на первом этапе малую модернизацию ору-дий, идущих в производстве. На втором — большую модернизацию, а на третьем этапе подготовить и внедрить «Программу рациональной техно-логии».

Совещание постановило приступить к решению первого и второго этапов незамедлительно, используя успешный опыт скоростного проектиро-вания танковых пушек Ф-34 и ЗИС-6.

Мне поручили написать вводную часть секретного приказа о применении комплексного сетевого графика как для проектных конструкторско-технологических работ, так и для всех технологических секторов механического производства завода — от выхода рабочих чертежей до сдачи пушек заказчику. На совещании был создан и утвержден штаб во главе с главным конструктором, которому поручалось немедленно приступить к разработке и составлению комплексного плана-графика с указанием конкретных сроков исполнения в соответствии со спецификациями всех идущих в производстве пушек: Ф-22 УСВ, Ф-34, ЗИС-2, ЗИС-3.

В штаб вошли: Шеффер, Ренне, Гордеев, Котов, Худяков, Горшков, Мещанинов, Муравьев, Назаров, Семин, технологи Антонов, Лычев, Ма-ринин, начальник КБ по станкостроению Бородкин, начальник произ-водственного отдела завода Максименко, начальник фасонно-литейного цеха Чумаков.

1941 год. 13 августа. Среда

В полном составе штаб собрался у главного конструктора. В течение двух дней непрерывной работы был создан всеобъемлющий график ком-плексного плана с указанием конкретных исполнителей и сроков по малой и большой модернизации с разработкой высокопроизводительной технологии.

На первом этапе без остановки производства планировалось заменить у полевых пушек трубы в кожухе моноблоками; конструктивно и техноло-гически упростить у всех полевых и танковых пушек казенники; заменить клепаные станины на трубчатые у пушек ЗИС-2 и ЗИС-3; технологически упростить изготовление цилиндров противооткатных устройств; нормали-зовать специальные втулки. Все эти работы завершить к середине сентября.

На втором этапе предусматривалось заменить клепаные люльки литыми у пушек ЗИС-2 и ЗИС-3; спроектировать новый верхний и нижний станок для ЗИС-2 и ЗИС-3; заменить клепаные станины пушки Ф-22 УСВ литыми; создать для всех пушек (Ф-22 УСВ, ЗИС-2, ЗИС-3, Ф-34, ЗИС-5) единый унифицированный затвор; заменить трубу в кожухе на моноблок у танковой пушки Ф-34. Все работы по большой модернизации завершить к ноябрьским праздникам.

Жесткие требования предъявлялись технологам: повысить отдачу стан-ками машинного времени, внедрить технически обоснованные нормы выработки станочникам и помочь рабочим значительно поднять произ-водительность труда.

Предварительный расчет — малая и большая модернизации позволят заводу к концу года увеличить выпуск пушек в 4—5 раз, а к маю 1942 года в 9 раз по сравнению с довоенным годом. Контроль исполнения комплекс-ного плана-графика Грабин возложил на 12-й подотдел ОГК.

1941 год. 15 августа. Пятница

Во время доклада о выполнении графика за сутки я напомнил главному, что он собирался поехать к секретарю обкома ВКП(б), председателю ГКО области М.И. Родионову.

Уже был у него. Вчера поздно вечером Михаил Иванович вызвал в обком Еляна, Проскурина и меня. Настоящего разговора в обкоме не получилось. Елян опять повторил свои опасения: «Товарищ Родионов, время не потерпит ни заминки, ни малейшего промаха. Я убежденно заявляю, что переналаживать производство, что называется, с корня — значит издергать весь коллектив завода. Мы и так работаем на пределе возможного. Резкого увеличения выпуска пушек нам все равно не добиться». Я, конечно, возразил. Родионов сказал Еляну: «Вы должны помочь Грабину выполнить просьбу товарища Сталина». Я попросил у Родионова согласия просмотреть план-график намеченных нами работ. «Обком партии выслушает вас в любой час дня и ночи, — сказал Михаил Иванович и тут же спросил: — Чем вам помочь?» Я поблагодарил его. Мне стало ясно — он решил поддержать наш риск... Жаль, конечно, что ни директор, ни главный инженер до сих пор не поверили в метод скоростной работы. Плохо жить и работать, когда тебя не понимает прямое начальство.

1973 год. 25 апреля. Среда.

В.Г. Грабин получил из Горького письмо следующего содержания: «Дорогой Василий Гаврилович!

Письмо получил очень давно, но, к сожалению, даже ответить по со-стоянию здоровья не мог, так что прошу извинить.

Письмо я перечитывал не один раз и, вспоминая прошлое, волновался, так как Вы мне напомнили тот эпизод с Еляном, а они были и после в годы войны, а ведь указание было мне от М.И. Родионова (первого секретаря Горьковского обкома партии. — Прим. Х.С.А.) . Я советовался с ним. Этот эпизод я хорошо помню, хотя не во всех подробностях. Видимо, болезнь моя — парализация не дает возможности сосредоточиться, но, Василий Гаврилович, то, что Вы мне писали, я подтверждаю и очень и очень рад за Вас, что Вы пишете такую книгу. Ведь о «пушкарях» я что-то ничего не встречал, хотя и интересуюсь. Начальником Главного Управления военного издательства работает мой друг детства Копытин Александр Иванович, генерал-лейтенант. Он Вас хорошо помнит. Когда он был у нас год тому назад, мы с ним смотрели снимок, где Вас избирали в Верховный Совет РСФСР в Дзержинске и мы засняты вместе.

Дорогой Василий Гаврилович, еще раз извините, что я оказался неваж-ным для Вас помощником, хотя всей душой и рад Вам помочь.

Желаю Вам и семье самого доброго и первомайские поздравления.

Уважающий Вас М.И. Кузин. 19.04.73г.»

На конверте письма надпись: «Бывший секретарь Горьковского горкома партии вспоминает о том, как к нему пришли директор завода Елян, главный инженер Олевский и секретарь парткома Проскурин жаловаться на Грабина, который, по их словам, захватил власть на заводе. Но «командовал» Грабин по указанию Сталина, который в телефонном разговоре сказал — передайте директору завода, чтобы он выполнял то, что Вы считаете нужным.

В.Г. Грабин.»

1941 год. 16 августа. Суббота

До обеда Грабин стремился больше находиться в конструкторских подразделениях. Он медленно проходил по стройным рядам кульманов, напоминавших парад парусных лодок в Финском заливе. Он опытным взглядом окидывал чертеж конструктора. Спрашивал, как ему работается с технологом и бывают ли у него конструкторы по приспособлениям и ин-струменту? В большинстве случае на третий или пятый день параллельной работы конструктора и технолога был виден результат. Деталь получалась малой металлоемкости, технологичной и прочной. Там, где главный про-ектант детали или очень важного узла пушки вступал в противоречие с технологом, Василий Гаврилович внимательно выслушивал того и другого. После уяснения существа спора, который не смогли решить их прямые начальники Ренне и Назаров, вызывал их к рабочему месту конструктора, где и принималось приемлемое коллективное решение. Если же согласие все же не достигалось, что было редко, главный конструктор принимал окончательное решение. Он знал намного больше своих подчиненных, иначе не был бы главным!

Василий Гаврилович особое внимание уделял конструктору унифицированного затвора Василию Сергеевичу Иванову. Белоголовый, с голубыми глазами молодой человек умел, как никто другой, работать сосредоточенно и продуктивно. Не любил, когда товарищи подходили к его кульману, и встречал фразой: «Не мешай работать!» Завод выпускал сразу пять модификаций пушек, и у каждой был свой затвор, отличавшийся от других. Иванову и технологу Гордееву Грабин поставил задачу: на основе наиболее простого затвора пушки ЗИС-2 спроектировать единый, унифицированный затвор для всех пушек. Забегая вперед, отмечу, что такой затвор, в котором осталась 51 деталь вместо 116, они создали досрочно. Он оказался настолько технологичным, что работницы стали собирать его на поточной линии, которую спроектировали и освоили на своем же заводе. Небывалый случай в артиллерийском производстве! Затворы теперь изготовлялись вчетверо быстрее, чем раньше.

Главный конструктор сутками не уходил с завода, но оставался, как и прежде, доступным и оперативно решал любые вопросы. К 20 августа все руководители подотделов ОГК, решавшие задачи малой модернизации, ведущие конструкторы и технологи перешли на казарменное положение. Последняя декада месяца была самой страшной и горькой. В небо нашего города зачастили немецкие самолеты...

1942 год. 10 января. Суббота

Генерал с утра вызвал меня к себе. У него П.М. Назаров, П.И. Иванов. Они втроем стояли около большого стола. На зеленом сукне лежит «мил-лиметровка» метра два длиной. Она вся в квадратиках и прямоугольниках.

— Андрей Петрович, посмотрите. Вам это тоже необходимо знать, — поздоровавшись, сказал мне главный конструктор.

Подошли Шеффер, Гордеев, Лычев, Бородкин и Маринин. Петр Ива-нович Иванов, накалывая на прямоугольники бумажные квадратики с на-званием станка, объяснил, почему он должен стоять на этом месте, а не на другом.

Разговор шел о новой планировке и размещении оборудования согласно «Программе рациональной технологии».

Дмитрий Иванович Шеффер некоторые станки поставил по-своему. Назаров не согласился с ним. Он взял со стула рабочую «миллиметровку», скрученную в рулончик, развернул ее и показал, что такой вариант разме-щения, какой предлагает Дмитрий Иванович, уже был и он ломает линию движения пушечной «люльки». Во время обработки и других деталей в сле-дующих отделениях получались петли. Шеффер снял свое предложение.

Гордеев обратил внимание на модернизацию внутризаводского транс-порта. При этом указал на необходимость проработать вопрос о внедрении во всех цехах большого числа консольных кранов и цепей «Галя», так как при новом размещении станков одному мостовому крану в пролете не справиться.

Василий Гаврилович молчал. Он умел слушать. Совещание было пре-рвано. Обед.

После обеда к главному конструктору были приглашены заведующие технологическими секторами, и генерал выслушал их мнение. В общем оно оказалось положительным...

Утверждая планировку цехов, Грабин поручил П.М. Назарову еще раз ознакомить с ней всех начальников механических цехов и главного инже-нера завода М.З. Олевского и, если у них не будет возражений, составить график на передвижку станков. Условия: быстрота исполнения и ни ма-лейшего простоя в ущерб производству.

Моему подотделу работы прибавилось. Для двух своих помощников — A.M. Лебедева и Б.И. Горденко, в том числе и для себя, составил подвиж-ный график трехсменной работы. Главный конструктор одобрил его. Наше круглосуточное пребывание на заводе как нельзя кстати. Мы — глаза и уши заводского руководства!..

Технологи с нормировщиками в течение десятидневного наблюдения установили: новая планировка оборудования полностью обеспечивает прямой поток во всех цехах, работающих по замкнутому агрегатному ци-клу. Это значительно сократило время на прохождение деталей. Например, труба (моноблок) танковой пушки Ф-34 от заготовки до станка имела путь прохождения 690 метров, теперь — 364 метра. У казенника он составлял один километр — теперь 173 метра; у «люльки» — 1261 метр, теперь 240 метров; у клина — 350 метров, теперь 132 метра.

Новое размещение станков и оборудования, специализация цехов по агрегатно-замкнутому принципу изготовления узлов и сборок пушек ока-зали самое благотворное влияние на повышение производительности в целом.

76-мм. дивизионная пушка ЗИС-3 – лучшая и самая массовая пушка 2-й Мировой войны. Смотр у маршала Кулика. Изготовление без военной приёмки.Письма артиллеристов Щеглова и Назарова.

1941 год. 24 июля. Четверг

Сегодня в Москве должен состояться смотр наших новых пушек. У Василия Гавриловича большие надежды на них. С главным конструктором в столицу отправлены новая дивизионная пушка ЗИС-3 и два образца (из серии 100 штук) 57-мм противотанковой пушки ЗИС-30 на тягаче «Комсомолец» и на вездеходе.

Мы с нетерпением ждем возвращения Грабина. Сидим как на иголках. С ним уехали Иван Андреевич Горшков — начальник подотдела испытаний, слесари Петр Дмитриевич Ионов, Дмитрий Иванович Румянцев и водитель самоходок Сергей Иванович Петров. Ждать да догонять всегда мучительно.

1941 год. 26 июля. Суббота

В кабинете главного конструктора — Д.И. Шеффер, К.В. Бородкин, А.Ф. Гордеев, П.М. Назаров, П.Ф. Муравьев, К.К. Ренне, В.Д. Мещанинов. Уже пошел второй час, как Василий Гаврилович находится у Еляна.

Наконец-то явился наш генерал. Он возбужден до предела. Это хорошо было заметно по его глазам и лицу. Только могучая воля помогала ему не терять самообладания.

Молча сел за большой стол для заседаний.

— Здравствуйте, мои други! Как рассказывать о встрече с маршалом? Коротко или подробно?

— Подробно, хочется знать все до тонкости, — за всех ответил Антипин. Николай Евграфович с главным конструктором на равной ноге.

— Тогда слушайте. Горшков, Румянцев и Воронин ночевали во дворе нашего наркомата около орудий. В эту ночь фашисты очень сильно бом-били Москву. К счастью, из наших людей, хотя они и боролись с зажигал-ками, никто не пострадал. Когда я пришел к Наркомату обороны, наши пушки уже стояли во дворе — рядом с особняком Кулика. В назначенный час в приемной уже толпились генералы и офицеры.

В кабинете Кулика я увидел председателя Госплана Вознесенского и заместителя председателя Совнаркома Малышева.

Мы все вышли на солнечный двор. Осмотр начали с дивизионной пушки ЗИС-3. Доложил о ее тактико-технических и экономических ха-рактеристиках, заметив при этом, что конструкция пушки позволяет заводу быстро переналадить производство и значительно увеличить выпуск орудий для фронта, т. к. по трудоемкости она в 2,5 раза меньше, чем УСВ, и обойдется стране втрое дешевле.

Кулик предложил показать орудие в действии. Горшков профессиональ-но подал команду: «Расчет, к орудию!» Люди быстро заняли места. Потом было много различных команд: «Танки слева», «Танки справа», «Танки спе-реди», «Танки сзади». Приятно было смотреть на действия наших заводчан. Маршал похвалил расчет за быстроту и четкость работы. Многие генералы подходили к пушке, брались за маховики механизмов наведения и работали ими, поворачивая ствол в горизонтальном и вертикальном направлениях.

То же повторилось и с пушками ЗИС-30. Вам хорошо известно, что наш Петров в прошлом танкист. Он блестяще выполнил все поданные ему команды. Все шло хорошо, и, судя по репликам и вопросам, опытные об-разцы присутствующим понравились.

После осмотра всем предложили пройти в кабинет. Там я гораздо подробнее доложил о пушках, об их экономичности в производстве, что по-зволит быстрее провести перевооружение армии. Жду высказываний. Все молчат. Многозначительно думают. А время идет. Но я зря готовился за-писывать критику и предложения. Поднялся Кулик. Немного помолчав, он заявил: «Вы хотите заводу легкой жизни, в то время когда на фронте льется кровь. Ваши пушки не нужны».

Мне показалось, что я ослышался или он оговорился.

Я только сумел произнести: «Как?» «А вот так, не нужны! Поезжайте на завод и давайте больше тех пушек, которые в производстве».

Василий Гаврилович умолк. Попросил налить из графина стакан воды. Было видно, как ему было трудно говорить об этом.

— А что же другие? Они, выходят, без голоса! Чего ж им тогда ездить на такие смотры? — заметил Дмитрий Иванович Шеффер. Его сухое, скульптурно вылепленное, красивое лицо стало розовым. Карие глаза часто заморгали...

Мне было жаль всех товарищей по работе. Они прекрасно понимали, какую превосходную пушку ЗИС-3 зарубил Кулик.

— Посмотрел на Вознесенского, на Малышева, — продолжил Грабин, — встретился с ними взглядом. Ждал, что они в конце концов скажут что-нибудь. Но они молчали. Я встал из-за стола и пошел к выходу. Меня никто не остановил, никто ничего не сказал. Я был ошеломлен. «Это трагедия! Трагедия!» — подумалось мне. До сих пор не пойму, почему ни Вознесен-ский, ни Малышев не поправили Кулика? Очевидно, у них были на то свои серьезные причины, о которых я не знал. Теперь мне ясно, что вопрос о приеме нашей незаконнорожденной пушки ЗИС-3 может решить только Сталин. Нужен подходящий случай, а его у нас может и не быть.

— Какой бездумный спектакль разыграл маршал!

— Не просто спектакль, а комедию, — прервал меня Горшков.

— Василий Гаврилович, вы лучше скажите нам, что вы решили с Еля-ном? — вмешался в разговор Антипин.

— Я предложил директору ЗИС-3 ставить на производство. Давайте себя спросим: по каким признакам забраковали пушки ЗИС-3 и ЗИС-30? Во всяком случае, не по деловым. Я спрашиваю у вас совета, други мои! Правильно ли я поставил вопрос перед директором?

— Расскажите поподробней о мнении Еляна, — заговорил секретарь партийного бюро Горшков. — Без согласия директора нам ясно: пушки на производство не поставить.

— Правильно, Иван Андреевич! Мы с Амо Сергеевичем обстоятельно взвесили все «за» и «против». Он согласился на продолжение изготовления самоходок в опытном цехе. А вот насчет ЗИС-3 уперся. Побоялся нарушить порядок принятия пушек на вооружение. Но я ему сказал: «От наших пушек сейчас никто не откажется. Нынче всякие пушки воюют, какие только могут стрелять, даже взятые из музеев. А мы предлагаем первоклассную дивизионную пушку!» Долго мы еще обсуждали и спорили, как нам быть. Наконец Елян согласился с моим предложением, но при условии, что всю ответственность за риск я возьму на себя. Он помнит, что завод обещал Москве в ближайшее время увеличить выпуск пушек. А сделать это возможно только при освоении ЗИС-3, которая требует значительно меньше трудозатрат.

Чтобы на заводе не было никаких кривотолков, лафеты для нее берем от пушки ЗИС-2, идущей в валовом производстве, и по мере потребности будем завозить их в опытный цех. 76-мм трубы Ф-22 УСВ ни у кого не мо-гут вызвать удивления, их тоже будем завозить к Антипину.

Остается дульный тормоз. Николай Евграфович изготавливает его, навинчивает на трубу, и пушка готова в отправке... Маскировка орудия на железнодорожной платформе тоже в наших руках. Главный военный при-емщик Иван Федорович Телешев, надеюсь, пойдет нам навстречу...

Начались бои за Москву, когда первая партия пушек ЗИС-3 была от-правлена на фронт. Генерал Грабин убедил представителя военной при-емки, что сейчас ждать формального часа признания ЗИС-3 в столь от-ветственный момент для государства не только непростительно, но и пре-ступно. Инженер-полковник И.Ф. Телешев принял решение принимать ЗИС-3 и посылать на фронт. О своем решении он поставил в известность только что назначенного вместо Г.И. Кулика генерал-полковника артил-лерии Н.Д. Яковлева. Завод, в свою очередь, сообщил об этом наркому вооружения Д.Ф. Устинову. Главное артиллерийское управление и нар-комат вооружения молчали, будто на заводе ничего не случилось. А пушки ЗИС-3, эшелон за эшелоном, обычным порядком уходили в войска. К концу ноября нашему заводу удалось дать не одну сотню ЗИС-3 защитникам Москвы. Выпуск их нарастал. На заводе уже все видели — пошла новая пушка, а в верхах никак не могли решиться ее узаконить.

В своих воспоминаниях («Об артиллерии и немного о себе», Москва, 1981, с. 115—116) маршал артиллерии Н.Д. Яковлев пишет, что в начале войны «Одновременно резко возросла потребность фронтов и в 76-мм дивизионных пушках. Кстати, в армии имелось несколько образцов этих орудий. Кое-где, например, оставались на вооружении стрелковых полков 76-мм полевые пушки образца 1902 года. А в стрелковых дивизиях внутренних округов состояли 76-мм пушки образца 1902/30 годов. Основ-ной же дивизионной пушкой, не считая орудий марки Ф-22, была 76-мм пушка образца 1939 года — УСВ, которая поступала в артиллерию пригра-ничных военных округов.

Это орудие по своим боевым характеристикам было, в общем-то, не-плохим. Оно имело раздвижной лафет и, следовательно, большие углы го-ризонтального и вертикального обстрела. Было легче, чем Ф-22, конструк-тивно лучше доработано и успешно прошло все войсковые испытания.

И все-таки некоторая сложность конструкции пушки УСВ не позволяла резко увеличить ее поставки. К тому же и ее вес был несколько великоват. Но самое главное, УСВ почти не годились для стрельбы по танкам. Следовательно, для орудия дивизионной артиллерии нужно было искать какое-то другое решение.

И оно было найдено еще в начале 1941 года.

Уже в 1942 году мы приняли на вооружение новую 76-мм пушку ЗИС-3 конструкции В.Г. Грабина. Ей и суждено было стать на весь период войны наиболее массовым орудием для нашей артиллерии.

Эта пушка прекрасно показала себя в боях. И в первую очередь, в борьбе с бронированными целями. Высоко оценили ее боевые качества даже враги. Помнится, мне как-то рассказали, что консультант Гитлера по артиллерии заявил по поводу этого орудия буквально следующее: «Пушка ЗИС-3 явля-ется самой гениальной конструкцией в истории ствольной артиллерии».

Из одной воинской части в ОГК пришло хвалебное письмо. Артил-леристы просили выпускать как можно больше таких пушек. Но кто мог знать, что нас ждет впереди?

А вдруг в ЗИС-3 конструкторы в чем-то ошиблись и пушка в жарком бою с танками почему-то откажет? Тогда что?

Этот вопрос, как топор, повис над головой Грабина. Но он верил в ЗИС-3 так, как верил себе и своему коллективу.

Грабин и Елян, вставшие на противоправный, но единственно пра-вильный путь изготовления 76-мм дивизионной пушки ЗИС-3, шли на беспримерный и смертельный риск. Потомки должны об этом знать. Их поступок — истинно гражданский подвиг.

Уже после войны в 1967 году бывший артиллерист Е.В. Щеглов писал В.Г. Грабину:

«Глубокоуважаемый, дорогой Василий Гаврилович! Получил Ваш подарок — фотографию 76-мм пушки ЗИС-3, образца 1942 г.

Я тронут Вашим вниманием, Вашей любезностью.

Мне особенно дорога и приятна эта фотография. Ведь ЗИС-3 — моя любимая система. Я видел, как она на войне безотказно служила. Это самая прочная, самая надежная пушка.Никакие самые тяжелые условия эксплуатации (превышениережима огня, быстрая езда по плохим фронтовым дорогам) не могли вывести ее из строя; всегда она была исправна и готова к бою.

Для своего калибра и веса она обладала прекрасной баллистикой. Истреби-тельно-противотанковые полки и бригады, вооруженные этой прекрасной пушкой, были грозой для фашистских танков; они не только легко справлялись с немецкими танками Т-3 и Т-4, но «по бортам» подбивали и «тигров». А ведь танки, как известно, не идут в атаку прямолинейно, а всегда несколько маневрируют, и если противотанковый полк толково занял огневые позиции — подковой или углом назад, то орудия всегда смогут уловить момент поворота танка бортом.

Это я лично очень хорошо наблюдал в одной операции севернее Орла в 1943 году. Я тогда был командующим артиллерией 16 гв. стр. корпуса в 11 гв. армии. Мы ждали контратаки танков противника справа 5-й танковой дивизии немцев, в составе которой был батальон «тигров».

Наш корпус двигался на правом фланге армии, и ему придали два истребительно-противотанковых полка, с которыми двигался и я, чтобы не упустить момент развертывания полков. И когда я развернул полки, то немецкие танки были от нас всего в 2—2,5 км, и мне все было видно в бинокль, как на ладони. Полки, вооруженные пушками ЗИС-3, подпустили танки метров на 800—850 и потом расстреляли их.

Вот где я увидел силу этой замечательной пушки, сконструированной Вами, и никогда этого не забуду.

Слава Вам, выдающемуся конструктору, и низкий поклон от нас, артиллерийских командиров.

С глубоким уважением, Е.В. Щеглов, бывший командующий артиллерией 43-й армии.

13 апреля 1967г.».

В ноябре 2005 г. С.А. Худяков получил следующее письмо:

 «Уважаемый Сергей Андреевич!

 Члены Клуба истребителей танков (КИТ) с большим интересом и вни-манием прочитали книгу А.П. Худякова «В. Грабин и мастера пушечного дела», где описано создание орудия ЗИС-3, с помощью которого нам пришлось уничтожать немецкие средние танки с усиленной броней на многих фронтах Великой Отечественной войны, сделав «капут» немецкому блицкригу в летних кампаниях 1943— 44 годов.

В послесловии Вы, достойный сын своего отца, просите прислать материалы, и поэтому мы решили написать Вам письмо.

В самый тяжелый период Отечественной войны 1941— 1942 гг., когда народный комиссар обороны Союза ССРИ.В. Сталин получил неопровержимые данные о большом количестве (несколько тысяч) средних немецких танков с усиленной броней (лобовая броня 80мм, борт 40мм), брошенных Германией на нашу Родину, встал вопрос об изменении средств противотанкового вооружения в условиях войны.

Вместо 45-мм орудий прямой наводки, бутылок с зажигательной смесью КС, противотанковых ружей и огнеметов срочно на вооружение были приняты противотанковые 76-мм пушки ЗИС-3 со специальными снарядами. Более того, на базе Ростовского артиллерийского училища, эвакуированного в г. Челябинск, и ряда других артиллерийских училищ была начата срочная подготовка командиров огневых взводов (младших лейтенантов) истребителей танков. В 1942 году за подписью народного комиссара обороны И.В. Сталина был издан секретный приказ № 0528 от 1 июля 1942 г. (рассекречен только в 1990 году) об организации истребительно-противотанковых артиллерийских частей: истребительно-противотанковых полков (ИПТП) Резерва Главного командования (РГК) и противотанковых дивизионов при стрелковых полках.

Орудийные расчеты комплектовались из отборных призывников 1922— 1923 годов рождения. Согласно приказу, всем командирам орудий, наводчи-кам, а при наличии взаимозаменяемости всем присваивались сержантские звания и выплачивались двойные оклады, а за уничтоженные расчетом не-мецкие танки выдавались премии: каждому воину в огневом расчете — от 200 до 500 рублей.

Младший командный и сержантский состав истребительно-противо-танковых полков и дивизионов стоял на особом учете и использовался только в этих частях. Воины, находившиеся на излечении после ранения, возвращались в указанные полки на прежние должности и т. д.

Боевая обстановка для огневых расчетов была более тяжелой, чем в штрафных батальонах, так как расчеты, оказавшись в единоборстве с большим количеством танков, вынуждены были вести бой без поддержки извне и выполняли приказ ценой жизни, принимая на себя главный удар, поэ-тому передний край называл нас «смертниками».

Орудийные расчеты несли большие потери, но и вермахт терял ударные силы,что способствовало срыву захватнических планов германского командования.

Полки за успешные действия на фронтах награждались гвардейскими званиями и многими орденами. Им вручали знамена и присваивали наимено-вание городов, которые они обороняли или освобождали. Принимая актив-ное участие в Сталинградской битве и на Курской дуге, они первыми при-нимали на себя удары танков Вермахта с усиленной броней. Участвовали во многих битвах, дошли до Берлина, покрыв себя славой.

По собранным нами данным, таких полков было 171, и если предположить, что в среднем одно орудие (в полку их было 24) уничтожало один танк, то простой расчет 171 х 24 = 4104 танков за год, что составляет половину танкового потенциала Вермахта.

Орудие ЗИС-3 было лучшим противотанковым средством в Красной армии в прошедшей войне.

С началом применения Вермахтом тяжелых танков Т-VI(Н) «тигр» и «пантера» орудие ЗИС-3 не потеряло своего значения: получив на вооруже-ние новые бронебойные снаряды, с меньшего расстояния, из засад продолжало уничтожать эти новые тяжелые танки Вермахта вплоть до окончания войны.

При Московском комитете ветеранов войны инициативной группой в 1998г. был создан Клуб истребителей танков (КИТ), который смог собрать тех, кто геройски сражался в огневых расчетах, кто и сейчас продолжает принимать активное участие в патриотическом воспитании молодежи, проводит беседы в школах, делится своим боевым опытом, выступает с докладами в ветеранских реабилитационных центрах и Советах, рассказывая историю противотанковых истребительных полков.

Б.В. Назаров, секретарь клуба «КИТ» при МКВВ,
 бывший командир огневого взвода, лейтенант, 23 ноября 2005 г.».

Заседание Государственного Комитета Обороны
по артиллерии 3-4 января 1942 г. Принятие 76-мм. дивизионной пушки ЗИС-3 на вооружение.

1974 год. 4 марта. Понедельник

Перед отъездом в деревню без предупреждения поехал в Валентиновку навестить Грабина. На улице лед, лужи, кругом грязь. Под ногами мерзкая слякоть.

Василий Гаврилович встретил меня на кухне с палочкой, в генеральской папахе, меховой бекеше и сапогах на цигейке. Предупредив, чтобы я не раздевался, попросил пройти с ним на застекленную веранду. Здесь было светло и уютно, в углу небольшой стол и два полумягких кресла. В противоположной стороне стояла кушетка. Перед окнами дома среди яблонь, еще стоявших в снегу, прогуливался веселый март. Он одарял всех и вся животворным светом и синевой небес.

Превозмогая боль, генерал осторожно опустился в кресло. В его глазах мелькнули искорки, которые свидетельствовали о том, что Грабин чем-то взволнован.

— Вы читали вчерашнюю «Правду»? — вдруг спросил хозяин дома, лукаво улыбнувшись.

— Читал.

— Ну и что вы нашли в ней утешительного?

— Старая история. В Узбекистане и Ставрополье на неделю раньше закончили сев.

— Не верю. Это все хитрости газетчиков. В прошлом и позапрошлом годах — всюду заканчивали сев досрочно.

Но это все же не главное. Ныне пишут по-другому: «Началась битва за хлеб». Битва? Не помню таких случаев за свою долгую жизнь. Если уж битва, значит, у нас очень плохие дела в сельском хозяйстве.

— Журналисты при случае могут муху раздуть больше слона.

— Я давно перестал им верить. Один удалец пера мне как-то сказал: «Василий Гаврилович! Вы счастливый человек — все ваши пушки дались вам без особой борьбы и битвы!..» А если быть честным, то битва за пушки была, и не одна. Разве ночь с 4 на 5 января 1942 года не была жесточайшей борьбой не только за отдельную пушку, но и за всю артиллерию? Как мож-но это забыть? И все-таки я тогда не сдался, стоял до конца. В Москву, вы это помните, вызвали не Еляна — директора завода, не Олевского — глав-ного инженера, а Грабина — главного конструктора.

Всю ночь под стук буферов поезда старался понять причину вызова на ГКО. Нарком тоже не мог прояснить, в чем дело.

С Устиновым поехали в Кремль, вошли в зал заседаний. Вижу, сидят одни военные. Я сразу догадался, что это они добились нашего вызова. Из слов выступавшего генерала я понял, что вся работа по модернизации пушек и новой технологии подвергается не только критике, но и резкому осуждению. Другой оратор подверг сомнению надежность наших пушек в боевых условиях и высказал предположение, что они во время ведения бе-глого огня, особенно при длительной артиллерийской подготовке, обяза-тельно будут рассыпаться!.. После каждого выступления товарищ Сталин, имевший привычку прохаживаться по комнате, подходил ко мне и спра-шивал: «Товарищ Грабин, что вы на это скажете?» — «Товарищ Сталин, пушки надо делать только по новым модернизированным чертежам... » Следующий оратор еще энергичнее и красочнее говорил о том, где пушки могут подвести в бою. Гляжу, Сталин опять идет ко мне...

И вот, когда он подошел в шестой раз и спросил: «Товарищ Грабин, что вы на это скажете?» — я не вытерпел, встал и по-военному отрапортовал: «Товарищ Сталин, по каким чертежам прикажете, по таким и будем делать пушки!» «Вы страну без артиллерии оставите! У вас конструкторский зуд! Вы хотите все менять и менять! Работайте, как работали раньше!» — в его голосе были раздражение и гнев.

Он подошел к своему стулу, взял его за спинку и, приподняв, грохнул им об пол. Я никогда не видел Сталина таким раздраженным. Одним сло-вом, ГКО постановил: пушки делать по старой технологии... На этом за-седание кончилось.

— Василий Гаврилович! А почему молчал Устинов? Мне это непонятно. Наших бьют, а он стоит в сторонке и молчит. Он же инженер и, я слыхал, работал конструктором.

— Тем не менее он смолчал. Почему? Трудно сказать. Скорее всего, пе-рестраховался. Возражать разгневанному Сталину могли лишь очень во-левые люди.

Солнечные лучи из окна стали падать на глаза рассказчика. Он осто-рожно отодвинулся и продолжал:

— Возврат к старому и переналадка всего производства, вас в этом не-чего убеждать, действительно могли оставить армию без артиллерии. Вам трудно оценить, а мне спустя столько лет представить, в каком состоянии я покинул зал заседания. Все померкло, и я будто бы уперся в огненную стену. Хочу преодолеть ее, а она горячая и обжигает руки и лицо. Как вышел из комнаты, не помню. Я был глубоко убежден, что ошибочность решения очевидна, и это скоро поймут, но будет поздно.

Сели молча вместе с Устиновым в его машину и поехали в наркомат. Время далеко за полночь. С трудом спускаюсь в бомбоубежище. В подвале деревянные кушетки, обитые дерматином, стол, стулья. Над ними чуть светит синяя лампочка. Ее безжизненный свет коробит душу.

Лично меня судьба не тревожила. Меня угнетала и удручала неизбежная картина пустых железнодорожных платформ на нашем заводе. Я один в белом каменном мешке, тяжело дышать. По всему телу, как в детстве, когда гроза заставала одного в степи, бегут мурашки. Голова горит огнем, начало знобить. Сердце, как в годы болезни, дает о себе знать. Снял китель и повесил на спинку стула. Под ноги положил газету и, накрывшись шинелью с головой, лег на кушетку отдохнуть. Закрыл глаза. Так прошел час, а может быть, немного больше. Стараюсь прогнать мысли о случившемся. Думаю о маленьких сыновьях, а слышу голоса ораторов. Накатилась тоска и сдавила грудь. Попить бы воды, да не знаю, есть ли она. Где выход из тупика? Выше головы и ГКО не прыгнешь! Мелькнула мысль: почему на заседании отсутствовал Ворошилов? В декабре он был у нас на заводе. Когда я подробно доложил ему о модернизации пушек и новых технологических делах, когда он увидел в работе наши станки ГСР-1 и пе-ределаные импортные станки, то воскликнул: «Это вы здорово сделали. Молодцы!» Климент Ефремович не стал бы молчать на заседании ГКО. Под утро, примерно часов в пять, — продолжал говорить Грабин, — прибежал молодой офицер и предложил подняться наверх, к телефону.

Не иду. Душит скверное предчувствие... Пусть, думаю, берут здесь, если хотят арестовать. Офицер второй раз громыхнул железной дверью бомбоубежища. «Вас просят к телефону, — взволнованно проговорил он и добавил: — С вами будет говорить товарищ Сталин!» Я не поверил своим ушам. И все же оделся и быстро, будь что будет, шагнул к двери. А ноги — черт знает что с ними? — так отяжелели. С большим трудом поднимаюсь на второй этаж. В приемной наркома пусто. Вхожу в кабинет.

Устинов в растерянности. Он поднят с постели и полуодет.

Беру красивую телефонную трубку. Говорю: «Слушаю»...

Ответил Поскребышев. Немного погодя послышался и голос Иосифа Виссарионовича. Он поздоровался и подчеркнуто вежливо сказал: «Вы правы. То, что вы сделали, сразу не понять и по достоинству не оценить... Ведь это революция в технике. ЦК, ГКО и я высоко ценим ваши достижения. Спокойно заканчивайте начатое дело!».

Поблагодарил его за доверие. Он не ответил, но трубку не вешает. Слышу тяжелое сипловатое дыхание курильщика. Вдруг стрелой промелькнула забытая мысль: «Вот он, этот случай! Больше пяти месяцев ждал! Другого такого повода может и не быть!» Откашлявшись — в горле запершила сухость — и собрав всю волю, слабым, но решительным голосом сказал: «Товарищ Сталин! Нам бы хотелось показать вам новую пушку»... «Какую пушку?» — с удивлением отозвался он. «Дивизионную 76-миллиметровую. По мощности она равна своей предшественнице, но легче ее на 400 килограмм. Новая пушка экономически более выгодна, чем старая Ф-22 УСВ... Из такого класса пушек она имеет самую низкую линию огня, что очень важно для маскировки орудия в хлебах и луговых зарослях при борьбе с вражескими танками».

Сталин после недолгого раздумья промолвил: «Хорошо! Мы вашу пушку посмотрим в пятницу»... От сердца сразу отлегли все боли и печали. Но Сталин не прощается, о чем-то продолжает думать. Слышу тяжелое дыхание.

«А если бы ваша пушка была в Москве, — тихо заговорил он, — мы могли бы ее посмотреть и сегодня... часов в одиннадцать». — «Слушаюсь, товарищ Сталин, пушка будет в Кремле точно в одиннадцать». — «До свидания, товарищ Грабин».

Обо всем договорившись с наркомом, я ушел в убежище, лег под шинель и мгновенно заснул. Спал не больше трех часов. Встал бодрым. Вышел во двор наркомата. Там меня ждали Румянцев и Калеганов. Я велел им готовить к показу в Кремле ЗИС-3 и для сравнения с ней пушку Ф-22 УСВ.

Мы с наркомом в хорошем настроении поехали в Кремль. За нами следом катили зачехленные в новый брезент два орудия.

На Спасской башне куранты пробили ровно одиннадцать. Из здания Совета народных комиссаров вышли Сталин, Молотов, Ворошилов, Ка-линин, Маленков, Каганович — одним словом, все правительство. С ними группа военных. Взглядом я встретился с Ворошиловым и тут же понял, кто спас нас и наши модернизированные пушки.

Климент Ефремович первый понял и высоко оценил нашу инициативу и практические дела конструкторов и технологов. На ГКО его почему-то не было. После заседания Сталин, возможно, разговаривал с ним. И вот результат!..

Мороз около 20 градусов. Сталин одет налегке — в фуражке и ботинках. Поздоровавшись, он подошел к пушкам.

Потрогав рукой Ф-22 УСВ, сказал: «Мировая пушка! Мы с ней немцев разобьем!» И, переведя взгляд на ЗИС-3, заметил: «А эта, видимо, лучше»...

Он попросил Воронова поработать механизмами наведения. Николай Николаевич занял место наводчика. Верхушка его папахи замаячила над щитом. «Он не для роста Воронова», — подумал я.

В это время Сталин приподнял руку: «Товарищ Грабин, жизнь бойцов надо беречь. Увеличьте, пожалуйста, высоту щита». Не успел он сказать, на сколько, как тут же нашелся советчик: «На сорок сантиметров». «Да нет, всего на три пальца, это Грабин и сам хорошо видит», — сказал Сталин и положил три пальца на ребро щита.

Смотр длился несколько часов. «Эта пушка — шедевр в проектировании артиллерийских систем. Почему вы раньше не дали такую прекрасную пушку?» — спросил Сталин. «Мы еще не были подготовлены, чтобы так решать конструктивные вопросы», — ответил я. «Мы вашу пушку примем. Пусть военные испытают ее», — заключил Иосиф Виссарионович. Но никто из присутствующих не сказал, что на фронте находится не меньше 1000 пушек ЗИС-3 и артиллеристы оценивают их высоко.

На другой день, вы должны помнить, на завод прибыла представительная военная комиссия, которая сразу начала жесткие испытания ЗИС-3. Пушка выдержала самую тяжелую проверку. Всю историю ее рождения по праву можно назвать битвой. Хорошо, что она кончилась без крови. Правда, во время войны мы так не думали, а просто честно работали. А сейчас, в мирное время, нам преподносят «битвы за урожай»

Леонид Кудреватых

1968 год. Август

Встречи людей талантливых и неординарных часто перерастают в длительные дружеские отношения. Известный советский журналист и писатель Леонид Александрович Кудреватых после первой беседы с Грабиным был пленен его обаянием, широтой знаний и смелостью взглядов.

В свою очередь главному конструктору понравились открытость и простота собкора газеты «Известия», его серьезный цепкий подход к обсуждаемым темам. С тех пор они не раз встречались, перезванивались, изредка обменивались письмами.

После войны журналист загорелся желанием накопить необходимый материал и написать очерк о создателе артиллерийских систем. «Я давно бы это сделал, но меня заедают текущие дела, — писал он Грабину в феврале 1967 г. Отвяжусь от одного - нахлынет другое. Вот уеду на дачу и отрешусь от всех московских суетных хлопот, буду писать. о том, что просится на бумагу.»

Очерк «Конструктор «бога войны» Кудреватых опубликовал в августе и позже включил в число основных своих произведений, вошедших в книгу «Радость встреч». На титульном листе подарочного экземпляра он написал:

«Дорогой Василий Гаврилович! Шлю Вам свой творческий отчет, которым я отметил семидесятилетие жизни и полвека журналистской деятельности. Тут есть несколько страниц о Вашем выдающемся вкладе в боевую мощь страны.

С глубоким уважением, Леонид Кудреватых».

В книгу вошли рассказы, очерки и воспоминания о летчике Валерии Чкалове, маршале Константине Рокоссовском, поэте Александре Твардовском, писателе Всеволоде Иванове и многих других выдающихся людях, с которыми встречался автор. И хотя книга вышла 100-тысячным тиражом (издательство «Советский писатель»), отыскать ее ныне непросто. Думается, что современному читателю будет интересно познакомиться с одним из произведений мастера пера. Очерк приводится с небольшими сокращениями биографических данных Грабина, дабы избежать повторений:

«Конструктор «бога войны»

«В пасмурные апрельские дни сорок пятого года в приодерских низинах безумолчно гремела артиллерийская канонада. Шла упорная битва за Зее-ловские высоты. Они стояли на пути войск маршала Жукова и прикрывали ближние подступы к Берлину. На гребне высот немцы поставили все уцелевшие до этого времени пушки — от полковых до тяжелых мортир. На Зееловскую гряду были стянуты и остатки фашистских танковых соединений.

У подножья высот, отвесно обрывающихся в сторону наших войск, лежала равнина без единого деревца или кустика, без каких-либо построек. Негде укрыться не только танку или пушке, но и пехотинцу. По гребню ходили немецкие «тигры». Они, что называется, и вкривь и вкось простреливали «мертвую зону» предгорья. Стоило в эту зону выдвинуть наш танк или пушку, как вокруг них немедленно возникали черные султаны разрывов, а на группы наших автоматчиков, пытавшихся окопаться на равнине, обрушивался кинжальный огонь немецких пулеметов.

Я находился на наблюдательном пункте командира дивизии генерал-майора Дорофеева и невооруженным глазом видел немецкие «тигры». Они властвовали над всем пространством предвысотной равнины. Генерал Дорофеев уже не раз вызывал на помощь девятки штурмовиков, которые, как казалось нам, своими бомбовыми и пушечными ударами перепахивали всю поверхность высот, поднявшихся перед войсками дивизии. Но стоило штурмовикам «отработаться», как на гребне опять появлялись стальные чудовища — «тигры», видимо, удачно прятавшиеся в заранее приготовленные укрытия.

Генерал Дорофеев по телефону докладывал командарму:

— Снова выдвигать пушки на равнину и бить из них по «тиграм» бессмысленно. Несколько артиллерийских расчетов в этом маневре понесли потери. А «тигров» надо расстрелять во что бы то ни стало. Пришлите нам хотя бы парочку «зверобоев». Без них мы тут «протанцуем», того смотри, еще целые сутки.

Тогда я впервые услышал необычное название советского орудия. Смысл клички «зверобой» был ясен. Пушка, нареченная таким именем, предназначалась для расстрела бронированных чудовищ, которым гитлеровское командование для устрашения войск противника давало клички «тигр», «пантера». Вскоре после телефонного разговора командира дивизии с командармом недалеко от наблюдательного пункта, где мы находились, развернулись две приземистые пушки с длинными-длинными хоботами-стволами, похожими на колодезные журавли. Высота станка и колес пушек почти ничем не отличалась от давно полюбившихся артиллеристам семидесятишестимиллиметровых. Но ствол был немного потолще и чудовищно длинен. Казалось, что вся пушка состоит из ствола и колес.

Через несколько минут обе пушки как бы утонули в придорожном кювете, только видно было, что «зверобои» выбросили в сторону свои задние лапы и уперлись ими в землю. Выглянули из кювета длинные хоботы, направленные в сторону гребня холмов. «Зверобои» притаились и приготовились исполнить команду. Ждать пришлось недолго. На гребне холма появились «тигры». Из кювета раздался выстрел. Потом второй, третий. Линзы бинокля приблизили высоту, очертания «тигров» стали явственными. И, как на экране в кино, вскоре мы увидели одну, две, три копны густого черного дыма. Какое-то время «тигры» еще «огрызались», но вскоре они загорелись. Последовала команда: «В атаку!» — и предзееловская равнина огласилась криками «ура».

Так была пробита еще одна брешь в обороне немцев на подступах к Берлину.

А в мае, уже на улицах Берлина, я несколько раз встречал «зверобоев». Они отдыхали. На дульной части — чехлы. Я спрашивал артиллеристов:

—Чья это пушка?

Мне называли номер артиллерийского завода, на котором изготовлена пушка.

—Кто автор пушки? — допытывался я. Собеседники пожимали плечами и разводили руками. Я продолжал искать ответ:

—Мы все знаем бомбардировщики Петлякова и Туполева, истребители Яковлева, Микояна, Лавочкина, штурмовики Ильюшина, неугомонные стрекозы Поликарпова.

Но кто же конструктор пушки «зверобой»?

Мне подробнейшим образом рассказывали, какую замечательную роль сыграли «зверобои» в боях за Будапешт, где они впервые в большом количестве были применены; говорили о том, как эта пушка понравилась всем и была спутницей и участницей побед на многих участках заключительных сражений Второй мировой войны. Но никто не называл фамилию конструктора прекрасного орудия.

Офицеры и солдаты хорошо знали имена авиационных конструкторов и по силуэту летящего самолета называли его: «МиГ», «Лаг», «Петляков», «По-2», «Ту», знали фамилии конструкторов авиационных моторов, создателей танков, даже сверхзасекреченных «катюш». В печати не раз упоминались и фамилии конструкторов современной советской артиллерии, но на фронтах мало кто знал, таланту какого конструктора принадлежит та или иная система орудий для пехотных войск, танков, самолетов и кораблей.

Русская артиллерия самая могучая. Ее история богата немеркнущими победами. В 1939 году было отмечено 550-летие существования артиллерии в России! Впервые орудия появились еще у Дмитрия Донского. Широко известно имя выдающегося литейщика Андрея Чохова, отлившего во времена Ивана Грозного Царь-пушку, которой мы и поныне любуемся, посещая Московский Кремль. Каждый, кто в объеме программы средней школы изучал историю нашего отечества, знает, какую боевую роль играла русская артиллерия в Полтавской битве и в Бородинском сражении 1812 года, в Севастопольской обороне в середине прошлого века, в Порт-Артурском сражении в начале века нынешнего. Уже новая, советская артиллерия подтвердила и приумножила разящую мощь своей предшественницы в боях на озере Хасан и на Халхин-Голе. А в годы Второй мировой войны наша артиллерия в войсках и в народе получила справедливое имя — «бог войны».

Но кто создал «зверобоя», в широких кругах в армии, а тем более в тылу долгое время так и не называли. То ли артиллерийские конструкторы были чересчур скромны, то ли творческий труд был чрезмерно засекречен, но факт остается фактом. Правда, ныне в торжественных случаях, когда отмечаются даты наших славных побед, в юбилейных статьях и речах наряду с конструкторами боевых самолетов называют фамилии и конструкторов-артиллеристов, в их числе всегда первым упоминается Василий Гаврилович Грабин. Но кто в ту победную пору, да, пожалуй, и сейчас, знает, что «зверобой» — одна из многих артиллерийских систем, созданных под руководством В.Г. Грабина в предвоенные и в грозные военные годы!

Судьба случайно свела меня с этим выдающимся инженером, конструктором и ученым. В конце 1939 года в связи с шестидесятилетием И.В. Сталина была учреждена Сталинская премия. В день опубликования постановления об учреждении премии мне, корреспонденту «Известий», позвонили из редакции:

— В вашем индустриальном городе на разных заводах много конструкторов. Выбери из них наиболее примечательного и спроси, намерен ли он бороться за участие в конкурсе на соискание звания лауреата высокой премии?

Действительно, в нашем городе был не один конструктор судов, автомобилей, станков, самолетов, разных машин. Многие из них были, что называется, на виду. Мне подумалось, что лучше поехать на завод нового для города производства и с вопросом редакции обратиться к конструктору, фамилия которого пока не стоит в ряду именитых. И я поехал туда, где недавно было начато производство пушек.

В парткоме завода, куда я зашел посоветоваться, мне сказали:

—Правильно сделали, что пришли на наш завод. Наш главный конструктор — человек нешумный, даже скромный. Многими своими качествами, а особенно правдивостью и деловитостью, он снискал уважение своего коллектива. Работа конструкторов нашего завода, возглавляемых Василием Гавриловичем Грабиным, в нынешнем году по всем показателям признана отличной.

Рекомендация, что и говорить, прекрасная. Я позвонил Василию Гавриловичу.

—Непременно сегодня хотите поговорить? — услышал я ровный, мягкий голос в телефонной трубке. — Через час буду в вашем распоряжении, сейчас у меня совещание.

Через час я здоровался с военинженером второго ранга, подтянутым, всем своим видом подтверждавшим давнишнюю привязанность к армии. На первый взгляд даже суховатый и строгий. Главный конструктор артиллерийского завода — и всего две «шпалы»? Но уже за несколько минут беседы, а тем более позднее, я понял, что не в «шпалах» дело. Я объяснил Василию Гавриловичу поручение редакции, которое теперь адресовал ему. На его простое, скуластое лицо с высоким лбом, точно тень, легла отчужденность.

—Взять обязательство соревноваться на звание лауреата — проще простого, — глухо проговорил Василий Гаврилович. — В «Известиях» появится заметка: смотрите, Грабин дерзает стать сталинским лауреатом! А достоин ли я? Вы помашете кадилом, а вдруг я ничего примечательного не сделаю? Кому будет стыдно перед армией, перед народом, перед партией? Да и Сталин скажет: ну и бахвал же этот Грабин.

Я и не заметил, как в кабинет вошел секретарь парткома завода Алексей Дмитриевич Проскурин. Грабин не успел еще закончить фразу, как зарокотал уже бас Проскурина:

—Конечно, скромность украшает большевика, но вы, Василий Гаврилович, смело можете взять на себя это обязательство.

При содействии такого агитатора, как секретарь парткома, мне удалось получить от В.Г. Грабина небольшую заметку-обязательство, которая и была напечатана в «Известиях» в конце декабря 1939 года.

Журналистская интуиция и многолетний опыт показали: эта встреча с Грабиным только первая, начальная, разговор с ним и о нем будет долгий, на многие годы. Военная собранность, немногословность и точность в определениях, внешняя суховатость при огромной душевной теплоте, которую излучали и глаза, и мягкая, едва трогавшая губы улыбка, а самое главное — широта знаний и взглядов на будущее убеждали в том, что я встретил человека, уже многое сделавшего, но все еще находящегося как бы на старте больших свершений, что слава и почет не раз коснутся его своим крылом.

Наши новые встречи и беседы оставались короткими записями в моих блокнотах, которые позднее оказывали мне добрую услугу: не раз пришлось писать о В.Г. Грабине в «Известиях», а ему — выступать на страницах этой газеты со статьями.

Уже в конце 1939 года, когда я познакомился с Василием Гавриловичем, на вооружении Советской армии были орудия, сконструированные под его руководящим началом. Но прежде чем были созданы образцы этих пушек в эскизах и чертежах, а потом в металле, прежде чем были доказаны преимущества этих образцов перед теми системами, которые находились на вооружении или предлагались другими конструкторскими бюро, и, наконец, прежде чем пушки по этим образцам запускались в производство, на поток, В.Г. Грабину приходилось преодолевать тяжелые рубежи, в жарких спорах доказывать и отстаивать правоту и преимущества своей позиции, привлекая на свою сторону крупнейшие, решающие авторитеты как в армии, так и в правительстве.

В конце двадцатых и в начале тридцатых годов в артиллерийской конструкторской мысли боролись как бы два направления. В Первую мировую войну на полях сражений появились мощные стационарные укрепления, в атаку шли танки, а с воздуха по боевым порядкам стреляли и сбрасывали бомбы самолеты. Все это перед артиллерией поставило новые задачи как оборонительного, так и наступательного плана. Одна группа ученых и конструкторов, в первую очередь американцы и англичане, работала над созданием универсальных артиллерийских систем, естественно поэтому и тяжелых. В.Г. Грабин принадлежал к небольшой группе молодых советских конструкторов — сторонников орудий большой маневренности, со специальным назначением, ограниченных определенным заданием. Горячим пропагандистом этого направления артиллерии и были образцы орудий, созданные под руководством Василия Гавриловича.

Я открываю один из блокнотов, датированный летом 1940 года, и нахожу запись беседы с Василием Гавриловичем.

«Спор продолжался много лет, пока ему не был положен конец на специальном совещании в Кремле, — рассказывал Грабин. — До совещания, длившегося почти два дня, состоялся просмотр образцов артиллерийского вооружения на специальном полигоне. Было показано несколько заграничных, много старых отечественных систем и экземпляры новейших образцов, разработанных советскими конструкторами, в том числе два образца, подготовленные по моей идее и под моим руководством. Кстати сказать, один из этих образцов устроителями просмотра был признан непригодным, и мне предложили оставить его в сарае.

Пришлось потратить немало усилий и времени, потрепать нервы себе и другим, прежде чем было разрешено демонстрировать и забракованный образец. Как потом оказалось, этот образец и пользовался на выставке пристальным вниманием всех специалистов, руководителей партии и правительства. Выставку осматривали И.В. Сталин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, Г.К. Орджоникидзе. Когда очередь дошла до наших образцов, Сталин спросил:

• Что в этой пушке заграничное?
• Ничего, — ответил я. — Она спроектирована нами и целиком построена из советских материалов и на отечественном оборудовании.
• Это замечательно, — сказал Сталин, потом улыбнулся и добавил: — Ваша фамилия Грабин? Грабин — награбленное, а вы. А вы все сами. Хорошо!

Потом были стрельбы. Наши образцы продемонстрировали скорострельность, точность попадания в цель, дальнобойность и маневренность. Это были очень значительные и важные качества, склонившие спор о характере орудий в нашу пользу. На совещании в Кремле было решено оснащать Советскую армию орудиями маневренными, специального назначения. Победили мы, молодые конструкторы, несмотря на то, что сторонниками универсализма были уважаемые нами наши вчерашние учителя.

Заключая разговор на совещании, И.В. Сталин сказал:

—Учтите, что нам некогда. Нам нужно сейчас же, без промедления создать могучую, всесокрушающую артиллерию».

…Ученые и конструкторы, не жалея сил и времени, старались создать такие орудия, которые были бы и неприступным щитом, и все разящим мечом. Когда Василий Гаврилович рассказывал мне о выставке образцов орудий, пушки, созданные грабинским конструкторским бюро, уже доказали свои исключительные качества в боях у озера Хасан, на Халхин-Голе, в финской кампании 1940 года.

Конструкторская деятельность Грабина завоевала признание и уважение. Уже в 1940 году Грабин стал генерал-майором технических войск, лауреатом Сталинской премии.

Ему, вместе с выдающимися авиационными и артиллерийскими конструкторами, было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Все эти почести были как бы свидетельством особых заслуг конструктора. У человека слабого или чванливого от потока славы может закружиться голова. Почести и слава для В.Г. Грабина, как он об этом говорил не раз, значили ответственность, небывалую до сих пор.

Огневой меч

1970 год. Март

Первый фрагментальный набросок будущей книги Грабин подготовил в начале 1970 года. Рукопись отпечатали на машинке и сделали несколько экземпляров в виде брошюры под названием «Огневой меч». Один экземпляр, подписанный автором 2 марта, сохранился в домашнем архиве Худяковых. Заметки на полях разным почерком, подчеркивание некоторых цифр и отдельных строк свидетельствуют о том, что брошюру внимательно читали многие люди. Василий Гаврилович хотел знать мнение товарищей, хотел уточнить даты событий и оценку фактов.

Из содержания наброска видно, что Грабин планировал рассказать не о всем спектре работ конструкторского бюро, а только о создании тех орудий, которые были приняты на вооружение и участвовали в боевых действиях.

Бросается в глаза, что среди многих проблем, которые он хотел поднять, главное внимание уделено освещению новаторской работы конструкторов и технологов по скоростному созданию артиллерийских систем. Именно стремление сохранить для потомков этот опыт, показать эффективность новых методов повышения производительности труда в машиностроении — главная цель его книги.

Ниже приводится текст брошюры «Огневой меч» с небольшими сокращениями производственных показателей завода «Новое Сормово».

Огневой меч

Среди большого многообразия военной техники, принимавшей участие в Великой Отечественной войне, артиллерии по праву отводится одно из первых мест. Интересно упомянуть хотя бы о той части артиллерийских систем орудий, которые сыграли основную роль в разгроме фашистской Германии в Великой Отечественной войне.

Самыми массовыми орудиями против вражеской пехоты, механизированных и танковых частей были дивизионные, танковые, противотанковые и самоходные пушки.

Все разновидности вышеперечисленной артиллерии в большинстве своем создавались нашим КБ, а изготовляли их почти на всех артиллерийских заводах страны.

Конструкторским бюро перед войной и во время войны были созданы и поставлены на вооружение Красной армии следующие пушки:

Ф-22, Ф-22 УСВ, ЗИС-3 — 76-мм дивизионные пушки (Ф и ЗИС — заводской индекс); ЗИС-2 — 57-мм противотанковая пушка; БС-3 — 100-мм полевая противотанковая пушка, спроектированная в Центральном артиллерийском конструкторском бюро (ЦАКБ), которое было создано на базе нашего КБ.

Ф-32 — 76-мм танковая пушка для тяжелого танка КВ-I; Ф-34 — 76-мм танковая пушка для среднего танка Т-34; Ф-35 — 76-мм пушка для подводной лодки «Щука»; Ф-36 — 76-мм пушка для вооружения морских транспортов; ЗИС-4 — 57-мм танковая пушка для танка Т-34; ЗИС-5 — 76-мм танковая пушка для танка КВ-I; ЗИС-7 — 76-мм пушка для ДОТа; ЗИС-С-53 — 85-мм танковая пушка для танка Т-34 (спроектирована в ЦАКБ).

Кроме того, ЗИС-2 была установлена на гусеничном тягаче «Комсомолец», а ЗИС-3, получившая название самоходной установки СУ-76, — на шасси танка Т-60.

В 1936 г. была принята на вооружение Красной армии первая дивизионная пушка Ф-22, которая обратила на себя внимание как весьма совершенное орудие, имеющее большую перспективу. Она применялась в боях на озере Хасан (1938 г.), Халхин-Голе (1939 г.), во время финской кампании (1939—1940 гг.) и в Великой Отечественной войне.

Следует отметить, что во время Великой Отечественной войны фашистским войскам удалось захватить некоторое количество пушек Ф-22. Немцы срочно переделали их в полевые противотанковые и самоходные пушки. Это было вызвано тем, что гитлеровская Германия не имела противотанковых пушек, способных вести успешную борьбу с советскими танками КВ и Т-34.

В 1939 г. была принята на вооружение новая усовершенствованная 76-мм дивизионная пушка Ф-22 УСВ. Это было вызвано тем, что командование артиллерии считало, что пушка образца 1936 г. тяжеловата и длинна. Пушка Ф-22 УСВ по весу легче примерно на 150 кг и несколько короче, но по мощности меньше примерно на 25 %. Этой пушкой была вооружена Дунайская флотилия. В таком виде пушка вступила в войну, но в 1941 г. подверглась конструктивно-технологической модернизации, а в феврале 1942 г. была снята с производства и заменена 76-мм дивизионной пушкой ЗИС-3 образца 1942 г.

Пушки Ф-22 и Ф-22 УСВ были хорошими орудиями, но имели недостаток при стрельбе по движущимся танкам.

Прицел был расположен слева, а механизм вертикального наведения — справа (такое расположение диктовалось прицелом), что не обеспечивало быстрой и точной наводки по цели. В производственном отношении они были довольно-таки сложны. Ф-22 УСВ все же не была такой пушкой, какая требовалась армии, и КБ продолжало поиск.

В 1942 г. на вооружение была принята 76-мм дивизионная пушка ЗИС-3. Эта пушка по мощности такая же, как и пушка Ф-22 УСВ, но по весу легче на 400 кг. По габаритам значительно меньше, по удобству обслуживания лучше: механизм вертикального наведения был установлен слева, где располагался и прицел, что очень выгодно отличало пушку при стрельбе по движущимся танкам. Наводчик при стрельбе по танкам мог видеть весь процесс наведения, прицеливания и производство выстрела, не отрывая глаз от окуляра панорамы. Этим повышалась точность прицельного огня, скорострельность и создавались хорошие условия введения коррективов при стрельбе. В производственном отношении ЗИС-3 была значительно проще (технологичнее) и дешевле в 3 раза.

Появившись на фронтах, ЗИС-3 сразу стала одной из лучших дивизионных пушек. Легкая и маневренная, простая в обслуживании и безотказная в бою и на марше, она получила большое признание в армии. Пушка была грозой для вражеской пехоты, мотомеханизированных средств, артиллерии и танков.

Интересно отметить, что отечественная дивизионная артиллерия ХХ века начала свою историю 3-дюймовой пушкой образца 1900 г.и 3-дюймовой полевой скорострельной пушкой образца 1902 г. с боевым весом 1100 кг.

Через 40 лет создали ЗИС-3, вес которой остался таким же, но при этом мощность возросла в 1,6 раза, а конструкция и служебно-эксплуатационные качества стали несравнимо совершеннее. Стремление КБ создать такую дивизионную пушку зародилось примерно в 1934—1935 гг., и только в начале 1941 г. такая пушка была создана, но не признана, о чем будет сказано ниже. Необходимо сказать, что ЗИС-3 осталась непревзойденным образцом не только среди отечественной артиллерии. Ей не было равной во всем мировом арсенале артиллерийского вооружения.

Грозная красавица ЗИС-3, наводившая страх и ужас на врага, как ни странно, снискала себе и его уважение. Враги пытались ее копировать, переделывать. Мир еще не знал ни одной пушки, которая имела бы такую популярность.

Наше КБ рассматривало ее венцом в проектировании и не ошиблось. ЗИС-3 была последней системой в семействе 76-мм дивизионных пушек.

После ЗИС-3 дивизионные пушки калибром 76-мм больше на вооружении Советской армии не появлялись.

Правильно ли это? Интересно привести оценку ЗИС-3 и ЗИС-2, сделанную в письме личного советника Гитлера по артиллерии профессора В. Вольфа (Германия) на имя радиокорреспондента А.И. Зеленцова. Сравнив ЗИС-3 с немецкими пушками, он пишет:

«Приведенные цифры показывают значительное превосходство советской системы ЗИС-3... Это превосходство проявляется и в максимальной дальности выстрела.

При этом сопоставлении следует учитывать, что немецкие артиллерийские конструкции превосходили орудия других государств, за исключением Советского Союза.

Во Второй мировой войне я проводил сравнительные стрельбы из французских и английских пушек, попавших к нам (трофейные), которые наглядно подтвердили превосходство немецких конструкций. Потому ваше мнение, выраженное в пункте 3, что ЗИС-3 является лучшим 76-мм орудием Второй мировой войны, абсолютно оправданно. Можно без всякого преувеличения утверждать, что это одна из самых гениальных конструкций в истории ствольной артиллерии».

57-мм противотанковая пушка ЗИС-2 образца 1941 г. по мощности не имела себе равных. Так, например, она мощнее германских противотанковых 37-мм пушек в 7,8 раза, а 50-мм — в 2,2 раза; американской 37-мм — в 5,4 раза; английской 57-мм — в 1,6 раза. По своему конструктивнотехно-логическому и художественному оформлению, относительному весу и т. д. ни с какими пушками не может быть сравнима.

Немецкий профессор В. Вольф, сравнивая ЗИС-2 с немецкими противотанковыми пушками, писал: «Это свидетельствует вновь о значительном превосходстве советской конструкции».

Здесь будет интересно привести полный текст письма Профессора В. Вольфа радиокорреспонденту А.И. Зеленцову:

«Многоуважаемый господин Зеленцов!

Я считаю целесообразным коротко сообщить Вам о моей прежней деятельности в фирме «Крупп», чтобы Вам была ясна та позиция, с которой я буду отвечать на поставленные Вами вопросы.

До 1945 г. я был руководителем отдела артиллерийских конструкций. Этот отдел именовался «отделом артиллерийских конструкций Вольфа», и его задачей была разработка всех баллистических проблем, возникающих при проектировании и создании новых орудий и расчете таблиц стрельбы. В соответствии с этим я оказывал определенное воздействие на проектирование орудий и снарядов.

Вплоть до начала Второй мировой войны фирма «Крупп» придавала основное значение разработке и продаже орудий за границу. В рамках заграничной программы разрабатывались системы всех калибров. Во время Второй мировой войны, когда прекратилась продажа за границу, моя задача в основном состояла в проектировании тяжелых орудий. Это были, например, 170-мм пушка на лафете мортиры, 800-мм пушка. Я занимался также разработкой специальных орудий — безоткатных орудий, орудий с коническим стволом, специальных снарядов — прыгающих снарядов и снарядов с ракетным двигателем.

Отвечу вначале на Ваш вопрос № 1. Для конкретной оценки я высчитал отношение дульной энергии к единице веса, другими словами частное от деления дульной энергии на вес орудия, выраженное в кгм/кг (1 кг = 9,81 кгм/сек²). Сравнение на этой основе вполне оправдано, если дело идет об орудиях, одного типа при небольшой разнице в калибрах. В дальнейшем я буду обозначать через Н отношение дульной энергии к единице веса. Чем это частное больше, тем лучше орудие, потому что в этой цифре находят свое отражение не только баллистические свойства, но и подвижность. Помимо всего следует помнить, что орудие и снаряд это одна система.

Для ЗИС-3, 76-мм пушки 1942 г., получаем Н =131 кгм/кг. Это удивительно высокая цифра. (Яиспользовал при этом данные таблицы стрельбы: вес снаряда — 6,2 кг, вес орудия в боевом положении — 1116 кг).

Для лучшей немецкой полевой пушки, 75-мм полевой пушки 38Л/16, Н=80,3 кгм/кг. Чтобы сравнить и другие орудия, приведу как пример 75-мм полевую пушку 38Л/34, которую фирма «Крупп» спроектировала для Бразилии. По контракту следовало поставить 340 орудий. До 1940 года 60 орудий были отправлены в Бразилию. 80 следующих взяло командование немецкой армии и поставило их на вооружение в 1942 г. Они именовались: 75-мм полевая пушка 38Л/34. Для этого орудия Н=68,4 кгм/кг. Для дальнейшего сравнения приведу 75-мм легкую полевую пушку 18Л/26, созданную для кавалерии и проданную в Бразилию. Для этого орудия Н=59 кгм/кг.

Приведенные цифры показывают значительное превосходство советской системы ЗИС-3. Ее Н составляет 1,63 от лучшей немецкой полевой пушки, 75-мм полевой пушки 38Л/16, 1,92 от 75-мм полевой пушки 38Л/34 и 2,22 от кавалерийской пушки. Это превосходство проявляется и в максимальной дальности выстрела. ЗИС-3, вес которой составляет 0,73от веса 75-мм полевой пушки 38Л/16, стреляет на 1000м дальше, причем ее снаряд на 13 % тяжелее.

При этом сопоставлении следует учитывать, что немецкие артиллерийские конструкции превосходили орудия других государств, за исключением Советского Союза. Во время Второй мировой войны я проводил сравнительные стрельбы из французских и английских пушек, попавших к нам в плен, подтвердили превосходство немецких конструкций.

Поэтому Ваше мнение, выраженное в пункте 3, что ЗИС-3 является лучшим 76-мм орудием Второй мировой войны, абсолютно оправданно. Можно без всякого преувеличения утверждать, что это одна из самых гениальных конструкций в истории ствольной артиллерии.

Тот факт, что немцы переделали 76-мм пушку Ф-22 образца 1936 года в противотанковое орудие 36/Р/Л/51, говорит о хорошем качестве ствола. В настоящее время я не располагаю данными об Ф-22, но из данных противотанковой пушки можно заключить, что дульная энергия была существенно увеличена. Для этого была увеличена зарядная камора. С этим связано увеличение максимального давления газов. Конструкция ствола была настолько превосходна, что давление газов можно было повысить. Для оценки 57мм противотанковой пушки ЗИС-2 я сравню ее с немецкой 50-мм противотанковой пушкой 38.

Данные ЗИС-2: вес бронебойного снаряда — 3,19 кг, начальная скорость — 990м/сек, вес орудия — 1250 кг, Н = 127 кгм/кг. Немецкая противотанковая пушка 38: вес бронебойного снаряда — 2,25кг, начальная скорость — 823 м/сек, вес орудия — 986 кг, Н=78 кгм/кг. Следовательно, НЗИС-2 составляет 1,61 от Н противотанковой пушки 38. Это свидетельствует вновь о значительном превосходстве советской конструкции. Это находит свое выражение и в воздействии на цель, т.е. в большей бронебойности. Если пересчитать пробивную способность бронебойного снаряда БР-271 на калибр немецкой противотанковой пушки, то при угле в 90 градусов на расстоянии 457 м он пробьет броню в 87 мм, тогда как на этом же расстоянии немецкая противотанковая пушка пробивала всего лишь 78 мм.

На Ваш вопрос № 3 я уже ответил.

Имена советских конструкторов у Круппа были неизвестны. Мне неизвестно, использовались ли отдельные узлы советских орудий немецкими конструкторами. Но конструктора знали, что общая конструкция советских орудий проще, лучше и надежнее. Но это мнение не разделялось управлением вооружения, которое вообще в своих взглядах было отсталым и ответственно за многие недостатки в развитии немецкой артиллерии. Я надеюсь, что мои ответы в какой-то степени Вас удовлетворили.

Уважающий Вас профессор В. Вольф».

На полях письма профессора Вольфа В.Г. Грабин 14.06.1969 г. сделал следующие замечания: «Вес в боевом положении ЗИС-2 точно такой же, как у ЗИС-3. Поэтому Н=142 кгм/кг, а не Н=127кгм/кг и отношение коэффициентов использования металла ЗИС-2 и немецкой пушки 38 будет не 1,61, а 1,8. А если учесть, что немецкая пушка с дульным тормозом, тогда конструкция пушки ЗИС-2 будет еще более эффективной по сравнению с немецкой 38, т.е. пушки не сравнимы. ЗИС-2 значительно лучше, чем пушка 38».

В официальных источниках ЗИС-2 чаще всего значится как пушка образца 1943 г. В действительности же она была принята на вооружение в 1941 г. Ее лафет послужил основой для 76-мм дивизионной пушки ЗИС-3 образца 1942 г.

Пушка ЗИС-3 отличается от ЗИС-2 только одной трубой ствола. В 1941 г. во время войны ЗИС-2 подверглась конструктивно-технологической модернизации.

В конце 1941 г. ЗИС-2 была снята с производства, но оставлена на вооружении, а в 1943 г. вновь поставлена на производство и очень скоро появилась на фронте. Это, пожалуй, единственный случай в истории отечественной артиллерии, когда так трагически складывалась судьба пушки. Объясняется это следующим.

В середине декабря 1941 г. на завод позвонил И.В. Сталин. Привожу почти дословный разговор.

Сталин. Товарищ Грабин, нельзя ли ствол 57-мм противотанковой пушки укоротить на метр-полтора?

Грабин. А чем это вызвано, товарищ Сталин?

Сталин. Это вызвано тем, что пушка очень мощна. Для нее нет целей — соответствующих танков. Все немецкие танки для этой пушки ничего не стоят. Она пробивает их насквозь, и снаряд уходит дальше. А меткость этой пушки очень высокая. Н.Н. Воронов рассказывал, что приходилось стрелять по отдельному солдату противника на расстоянии более тысячи метров и промаха не было. Пушка очень хорошая.

Грабин. А кто рекомендует укоротить ствол, товарищ Сталин?

Сталин. Говоров.

Грабин. Он ошибается, товарищ Сталин. Сталин. Нет. он хороший артиллерист.

Грабин. Укорачивать ствол пушки нерационально, так как она потеряет свои высокие боевые качества как противотанковое орудие и в этом случае может быть легко заменена 76-мм дивизионной пушкой, а укороченная ЗИС-2 не заменит дивизионную, так как у нее очень слабый фугасный снаряд. Этим пушку мы только испортим. Товарищ Сталин, я убежден, что такая пушка армии еще понадобится. Укоротив пушку, мы подорвем веру в нее у бойцов.

Сталин. Значит, вы не согласны укорачивать пушку?

Грабин. Товарищ Сталин, я считаю это нецелесообразным.

Сталин. Тогда мы ее снимаем с производства.

Грабин. Я согласен, товарищ Сталин.

Сталин. Тогда мы ее снимаем.

Решением ГКО производство пушки ЗИС-2 было прекращено. Под руководством отдела главного конструктора были разработаны организационные мероприятия, на основании которых издали по заводу приказ: «...Все незавершенные в производстве стволы собрать, законсервировать и убрать. Всю технологическую оснастку и техническую документацию сохранить, убрав в соответствующее место с тем, чтобы при возникшей необходимости немедленно развернуть производство 57-мм пушки

ЗИС-2.».

Весной 1943 г. фашистская армия применила толстобронные танки «тигр», «пантера» и самоходные орудия «фердинанд». В это время наши войска имели на вооружении 45-мм противотанковые пушки, пробивавшие броню 40 мм с дистанции 500 м под углом 30°. Вот как характеризует их маршал Рокоссовский: «.Против танков наша пехота применяла и 45мм пушки. Броню «тигров» они пробить не могли. Стреляли с близких расстояний по гусеницам...»¹ Только ЗИС-2² могла оказать сопротивление мощным немецким танкам, вооруженным 88-мм пушкой, но к этому времени некоторые «круги» ее уже успели забыть.

ЦАКБ в обстоятельной докладной записке на имя И.В. Сталина предложило возобновить производство ЗИС-2.

Кроме того, предлагалось создать 100-мм мощную полевую пушку и перевооружить танк Т-34 85-мм пушкой. Все три предложения были одобрены. Через три недели после решения ГКО о возобновлении производства ЗИС-2 армия стала получать эти пушки.

В 1943 г. была создана и 100-мм полевая противотанковая пушка, серийное производство которой началось на одном из ленинградских заводов. Пушка получила индекс БС-3 (ЦАКБ и заводской). Для БС-3³ был Рокоссовский К.К. Солдатский долг. — М.: Воениздат, 1968. — С. 218. ЗИС-2 пробивала броню 86 мм на дистанции 500 мм под углом 30°. БС-3 пробивала броню 130 мм с дистанции 500 м под углом 30°.

спроектирован специальный бронепроламывающий снаряд, чтобы надежнее выводить из строя танк, т. е. чтобы невозможно было его отремонтировать в условиях фронтовых мастерских.

За блестящие боевые качества и высокую пробивную силу солдаты прозвали 100-мм пушку «зверобоем». Равной пушки ни одна армия мира не имела.

Перед войной в Красной армии появились новые танки КВ и Т-34. КВ были вооружены 76-мм пушкой Ф-32, а Т-34 — более мощной 76-мм пушкой Ф-34. Следует отметить, что мощность пушки Ф-34 превосходила в 7,7 раза мощность пушки немецкого танка Т-3. В силу этого, а также хорошей брони и скорости танки Т-34 на полях сражения были грозой.

Во время войны для танка КВ была создана пушка ЗИС-5, а для танка Т-34 — 57-мм пушка ЗИС-4. В ходе войны танк Т-34 был перевооружен 85-мм пушкой ЗИС-С-53.

С этой пушкой танк Т-34 приобрел новые тактические качества.

В начале войны, кроме вышеуказанных пушек, была создана 57-мм самодвижущаяся противотанковая пушка ЗИС-30 на базе тягача «Комсомолец». Обладая большой скоростью и маневренностью, эта пушка наносила удар там, где враг его не ожидал. Она принимала участие в боях под Москвой.

Затем была создана самоходная установка с пушкой ЗИС-3, получившая индекс СУ-76. На фронтах эти самоходные пушки были очень популярны. Вот что пишет о них маршал Рокоссовский: «Особенно полюбились солдатам самоходные артиллерийские установки СУ-76. Эти легкие, подвижные машины поспевали всюду, чтобы выручать пехоту, а пехотинцы в свою очередь готовы были грудью заслонить их от огня вражеских бронебойщиков и фаустников»¹.

В конце войны ЦАКБ было поручено создать мощную 57-мм зенитную автоматическую пушку (с начальной скоростью 1000 м/сек и весом снаряда 2,8 кг). В то время таких пушек ни одна армия в мире не имела. Опыта по созданию столь мощных зенитных автоматических пушек в нашей стране не было.

ЦАКБ разработало 15 вариантов зенитных автоматических пушек. Из них выбрали только два: один — полевой, для сухопутных войск, С-60; другой — для морского флота.

Одновременно ЦАКБ проектировало выстрел к пушке С60 (комплексное проектирование — это залог более удачного решения как по пушке, так и по выстрелу к ней).

Каждая пушка имеет свою историю создания и принятия ее на вооружение. Кратко остановимся только на одной из них — на 76-мм пушке

ЗИС-3.

Эта пушка была создана в начале 1941 г., как уже говорилось, на базе 57-мм противотанковой пушки ЗИС-2 образца 1941 г. ЗИС-3 имела огромные преимущества перед 76-мм пушкой образца 1939 года. Но в то время предложить ее на вооружение мы не могли, потому что в 1941 г. производство дивизионной пушки Ф-22 УСВ было прекращено.

Началась война. Фронту нужно было все больше и больше пушек, но наш завод требования фронта удовлетворить не мог, так как его производительность не увеличивалась. Мы, можно сказать, топтались на месте.

Желая как можно скорее дать фронту больше пушек, было решено сделать это за счет ЗИС-3. Поэтому я обратился к маршалу Г.И. Кулику с просьбой посмотреть новую дивизионную пушку ЗИС-3. Он согласился. 22 июля 1941 г. пушка была доставлена в Москву. На осмотре присутствовали: маршал Г.И. Кулик, председатель Госплана Н.А. Вознесенский, заместитель председателя Совнаркома В.А. Малышев и многие другие ответственные работники НКО и НКВ. Я доложил основные характеристики ЗИС-3 и обратил особое внимание всех присутствующих на то, что серийное производство пушки (перевооружение) не только не вызовет никаких затруднений, но, наоборот, создаст благоприятные условия для немедленного увеличения выпуска дивизионных пушек, так как ЗИС-3 создана на базе ЗИС-2 и они отличаются только одной деталью — трубой ствола.

На этом осмотре пушку ЗИС-3 забраковали. Мне было ясно, что теперь вопрос о принятии ЗИС-3 может решить только И.В. Сталин, и никто другой.

Мы считали, что это решение было неправильным, и по собственной инициативе забракованную пушку включили в серийное производство. Пушки пошли на фронт, но производство пушки Ф-22 УСВ не прекращали. На это никто никак не отреагировал. Вскоре мы стали получать из армии очень хорошие отзывы о ЗИС-3. Это было приятно, но формально пушка считалась забракованной. И только 5 января 1942 г. при телефонном разговоре с т. Сталиным я ему подробно доложил о ЗИС-3 и попросил посмотреть ее.

Верховный, правда, не сразу дал согласие, но потом попросил тотчас же доставить пушку в Кремль. ЗИС-3 и Ф-22 УСВ (для сравнения) были доставлены в Кремль.

...После одобрения пушки И.В. Сталиным и последующих испытаний ее приняли на вооружение взамен 76-мм дивизионной пушки Ф-22 УСВ образца 1939 г.

Война потребовала коренной перестройки всего народного хозяйства. Гражданская промышленность перешла на изготовление вооружения, а оборонная — к наращиванию производственных мощностей. Однако перестройка требовала времени, а его не хватало. Положение на фронте становилось все тяжелее и тяжелее. Фронт требовал от завода больше пушек, а завод практически топтался на месте.

Положение с вооружением настолько обострилось, что 10 августа 1941 г. на завод позвонил Председатель ГКО.

Ознакомив меня с положением на фронтах и с тем, что фашистская армия имеет количественное превосходство в танках, самолетах и пушках, сказал: «Все равно мы фашистскую Германию победим, но, чтобы победить с меньшей кровью, нужно в кратчайший срок производить больше вооружения. Я очень прошу вас, сделайте все необходимое и дайте скорее как можно больше пушек. И если для этого потребуется пойти на снижение качества, то идите и на это».

«Ваше задание и просьбу, товарищ Сталин, я передам коллективу завода, а вас могу заверить, что завод в ближайшее время обязательно значительно увеличит выпуск пушек».

Верховный поблагодарил и сказал: «При переходе на увеличенную программу так организуйте работу, чтобы не только не снизился выпуск пушек, а наоборот, непрерывно увеличивался».

Я пообещал, что мы постараемся так сделать. Председатель ГКО пожелал успеха и попрощался.

Почему я мог заверить И.В. Сталина, что завод в ближайшее время обязательно увеличит выпуск пушек, тогда как завод вот уже два месяца топтался на месте? Это объясняется следующим.

Наше КБ как самостоятельная организация берет свое начало с января 1934 г. Основным его костяком были конструкторы из других КБ (ГКБ-38). Поэтому при создании 76-мм пушки Ф-22 образца 1936 г. были использованы теоретические основы и практические методы проектирования прежних КБ. Выбор основных параметров, компоновка, конструктивное формирование, разработка рабочих чертежей для серийного производства были такими же, какие существовали в тех КБ. А они были следующими.

Параметры выбирались без учета глубокой взаимосвязи всех элементов; только конструктор (без технолога и производственника) закладывал в проект три главных требования: служебно-эксплуатационные, экономические (технологичность) и художественные. Порядок выполнения всех работ был строго последовательным.

В результате пушка Ф-22 была создана за 30 месяцев от начала проектирования и до передачи рабочих чертежей для серийного производства. Пушка была красива, достаточно хорошо решены вопросы, связанные с удобством обслуживания, надежностью и т. д., а технологичность конструкции была на низком уровне.

Нас совершенно не удовлетворяли ни методы проектирования, ни порядок проведения работ при разработке конструкций, изготовлении рабочих чертежей и опытного образца, ни испытания и т. д. Кстати, ничего подобного ранее мы не замечали, работая в проектно-конструкторском бюро, нам все казалось нормальным и естественным.

Ясно стало, что нужно все менять, а как? Встал вопрос о разработке новых теоретических основ и создании новых методов работы. Особенно крупными недостатками были очень большой срок создания пушки и невысокая ее технологичность.

Чтобы повысить технологичность и служебно-эксплуатационные качества пушки, решили провести ее конструктивно-технологическую модернизацию. Приступив к выполнению работы, КБ стремилось еще и к тому, чтобы процессы работы по возможности совместить, т. е. нарушить их последовательность.

Работу успешно провели и получили следующие показатели: если до модернизации на изготовление пушки требовалось 12 000 кг металла при чистом весе пушки около 1650—1700 кг, то после модернизации — только 6684 кг; заводская стоимость была соответственно 120 479 руб., после модернизации — 60 779 руб.; количество деталей уменьшилось, срок выполнения работ сократился, и было положено начало совмещенному методу выполнения работ и содружеству конструктора и технолога-литейщика (фасонного литья).

Следующим этапом явилась работа по созданию Ф-22 УСВ образца 1939 г. Сюда включалась разработка некоторых теоретических основ проектирования, методы изготовления и отработка опытного образца. Теперь при проектировании все параметры выбирались осмысленно, конструкции создавались равнопрочными, шире применялось углеродистое стальное фасонное литье; процессы разработки всех элементов пушки, изготовления и испытания совмещались. Резко ужесточили программу испытания опытного образца. Впервые установилась совместная и параллельная работа с цехом стального фасонного литья, а также содружество в работе с кузнецами. В результате пушку создали за 20 месяцев, конструкция была более технологичной, чем Ф-22, особенно высокотехнологичны были конструкции литых и штампованных деталей, что значительно упростило их механическую обработку. У конструкторов появилась тяга к технологии, к содружеству.

Началась работа по созданию танковой пушки Ф-34.

При проектировании использовали типовые схемы механизмов, агрегатов и пушки в целом, шире применили параллельность в работе, консультировались с технологами по механической обработке. Содружество в работе, совмещение процессов, применение типовых схем и т. д. позволили создать пушку за 6,5 месяца от начала проектирования до передачи рабочих чертежей для серийного производства. При этом был проверен созданный в КБ скоростной параллельный метод проектирования и освоения образца в серийном производстве.

3 апреля 1941 г. я сделал доклад на широком совещании работников Наркома вооружения о наших методах работы.

И, кроме того, выступил в печати.

Но этот успех наше КБ не удовлетворил, потому что срок 6,5 месяца все же был велик, и конструкция была недостаточно технологичной. Однако теоретические основы были разработаны. Мы стремились создать такие методы проведения работ, которые были бы приемлемы в военное время. Решение этого вопроса мы видели в совместной и параллельной работе конструкторов пушки, технологов и производственников. В лучшей мере решался этот вопрос при объединении отделов главного конструктора и главного технолога в один отдел, т. е. нужно было создать общий отдел подготовки производства. Это удалось осуществить в начале 1941 г. По инициативе КБ было произведено объединение КБ и ОГТ в один отдел ОГК. Структурно этот отдел состоял из конструкторов пушки, технологов, конструкторов по приспособлениям, инструменту, станкостроению, технологическому планированию цехов, технологических бюро цехов по механической обработке, лаборатории резания, опытного цеха и т. д. Это было совершенно новым, и казалось, что такая структура полностью удовлетворяет новым методам работы. Вскоре предоставилась возможность проверить это в работе.

4 апреля 1941 г. т. И.В. Сталин лично дал задание нашему КБ срочно создать мощную 107-мм пушку для тяжелого танка. Уже 7 апреля, применяя новые методы, ОГК приступил к выполнению задания. В этот же день начали работы конструкторы пушки, технологи, конструкторы приспособлений, инструмента, т. е. начали работу совместно, одновременно и параллельно. 12 апреля приступили к проектированию штампов; 15 апреля — к проектированию и освоению кожуха; 16 апреля был выдан заказ на изготовление инструмента;18 апреля началось изготовление опытного образца; 14 мая был изготовлен опытный образец; 19 мая — началось освоение техпроцессов в механических цехах.

К началу войны — пушка в серийном производстве (с 7 апреля по 22 июня 1941 г.). 107-мм танковая пушка ЗИС-6 была надежной и высокотехнологичной.

Новые методы работы оказались вполне приемлемыми в военное время. Таким образом была проверена мобилизационная готовность, и она оказалась очень высокой.

Вот это и позволило мне заверить И.В. Сталина, что завод обязательно в ближайшее время увеличит выпуск пушек.

Только не мешали бы нам в работе, а мешали многие, и сильно.

После разговора со Сталиным я позвонил секретарю обкома М.М. Родионову, он оказался на рабочем месте, хотя время было очень позднее, и попросил разрешения подъехать к нему. Приехал я с директором, который присутствовал при разговоре со Сталиным. Доложил о разговоре с Верховным. Секретарь обкома подробно расспрашивал о новой программе и путях решения поставленной задачи.

Беседа была деловая и длилась очень долго. В конце ее Родионов сказал: «Задание Сталина является заданием не только коллективу завода, но оно обязывает обком и лично меня. Я считаю себя обязанным помогать вам, и, пожалуйста, обращайтесь ко мне в любое время. Если понадобится, мы подключим силы области, чтобы решить поставленную задачу».

Утром следующего дня собрался руководящий состав отдела главного конструктора и завода. Я доложил о телефонном разговоре с Председателем ГКО. В зале стояла мертвая тишина...

Спустя некоторое время почти все дружно решили, что нам, сормови-чам, негоже повышать выпуск пушек за счет снижения их качества. Мы дадим больше пушек, и высокого качества. На этом совещании было выдано задание — определить новую программу завода по выпуску пушек и пути решения поставленной задачи. Был установлен день технического совещания по этим вопросам. На техническом совещании ОГК установили новую программу-максимум и минимум. Исходя из программы-минимум и того, что конструкция пушек и технология остаются неизменными, ОГК подсчитал потребные производственные мощности. Оказалось, что для выполнения программы-минимум при условии, что предприятие непрерывно будет наращивать производительность, необходимо примерно 15 заводов, аналогичных нашему. Для изготовления такого же количества пушек на нашем заводе, при тех же условиях, дополнительно потребуется несколько сот станков, для которых нужно построить соответствующие производственные площади, изготовить технологическую оснастку, подготовить кадры и т. д., на что потребуется много средств и времени.

Средств в то время не было. Не было и времени. ОГК от этих вариантов отказался и счел необходимым решить задачу за счет внутризаводских резервов, опыт в изыскании которых ОГК имел еще в 1936 г.

Такими резервами оказались: конструктивно-технологическая модернизация пушек, идущих в производство, с целью значительного сокращения количества деталей в них и резкого повышения их технологичности; разработка высокопроизводительной, рациональной технологии и внедрение ее в производство.

Задача была поставлена так, чтобы при переходе на новую программу не только не снизился выпуск пушек, но непрерывно увеличивался. Объем работы предстоял огромный и очень ответственный. В связи с этим всю работу разбили на три самостоятельных, но взаимосвязанных этапа.

1-й этап — провести конструктивно-технологическую модернизацию только некоторых элементов конструкции пушек, разработать технологию и оснастку и внедрить в производство. Этот этап был назван малой модернизацией.

Он должен был обеспечить увеличение выпуска пушек в декабре 1941 г. в 5 раз.

2-й этап — провести конструктивно-технологическую модернизацию всех остальных элементов конструкции пушек, разработать технологию и оснастку и внедрить в производство. Этот этап был назван большой модернизацией.

Он должен был обеспечить увеличение выпуска пушек в мае 1942 г.
в 9 раз.

3-й этап — разработать и внедрить рациональную технологию.

Он должен был обеспечить увеличение выпуска пушек, вместе с первыми двумя этапами в 18—20 раз.

Работа началась 15 августа 1941 г. Первый и второй этапы модернизации закончились в конце 1941 г. В результате конструктивно-технологической модернизации (технологического упрощения деталей) было заново спроектировано около 70 % деталей всех пушек. По существу говоря, были созданы новые пушки. В итоге ОГК за три с половиной месяца закончил все работы по первому и второму этапам и испытал опытные образцы.

После модернизации количество деталей в пушках резко сократилось, а технологичность их значительно возросла.

Например, дивизионные и противотанковые пушки ЗИС-3 и ЗИС-2 до модернизации имели 2080 деталей, после — 1306; танковые пушки до модернизации имели 861 деталь, после — 614.

Для примера приведем только один агрегат — затвор ствола. До модернизации каждый вид пушки, а их было в производстве пять, имел свой затвор, который состоял из 114 деталей. После модернизации для всех пушек стал применяться один затвор, унифицированный, он состоял из 51 детали. А время на изготовление одного затвора снизилось в 4 раза.

Закончив модернизацию пушек, мы поняли, что дальнейшее снижение нормо-часов за счет переделки конструкции пушек уже не даст больших возможностей. Следует отметить, что рабочие чертежи были настольно отработаны, что их можно было использовать для крупносерийного поточного производства и конвейерной сборки.

Теперь как самостоятельное средство повышения производительности выступала технология, которая в этом отношении беспредельна.

После окончания работ по второму этапу, в конце 1941 г., ОГК приступил к разработке и внедрению рациональной технологии.

Рациональная технология — это такая технология, которая предусматривает поточное производство, организованное по замкнутому агрегатному принципу с применением конвейерной сборки, автоматизации, широкого внедрения высокопроизводительного инструмента, многоместных приспособлений, многошпиндельньгх головок, специальных и агрегатных станков. Причем предусматривалось, что все проектируется силами ОГК, а изготовляется заводом (выдача заказов другим предприятиям исключается).

Таким образом, рациональная технология являлась логическим продолжением начатых работ по модернизации пушек и, следовательно, вторым этапом в использовании внутризаводских резервов на новой научно-технической основе.

Отныне оборудование подчинили требованиям рациональной технологии, т. е. технолог перестал быть рабом действующего на заводе оборудования. Теперь технология «предъявила» оборудованию свои требования, вызванные повышением производительности.

При разработке технологических процессов оказалось, что большая их часть не удовлетворяет требованиям рациональной технологии. Оборудование подверглось модернизации силами ОГК, в результате чего большое количество станков были модернизированы и внедрены в производство.

Что же дала модернизация оборудования?

Например, модернизация токарного станка ДИП-300 с применением двухшпиндельной головки и четырехместного постоянного приспособления позволила сократить машинное время в 4 раза, высвободить 5 станков, 10 рабочих, 40 м² производственных площадей и резко снизить разряд работы.

Внедрение в производство только 54 модернизированных станков и 50 многоместных приспособлений заменило 164 универсальных станка, сэкономило 2453 м² производственных площадей, высвободило 247 рабочих и сэкономило 23 900 000 руб.

Интересно отметить модернизацию специальных импортных орудийных станков, например станка «Бютаст» для нарезки канала ствола. Модернизация заключалась в том, что, используя станину и всю силовую часть станка, переоборудовали его на спаренную работу, т. е. стали одновременно обрабатывать две детали. Это увеличило съем со станка в 1,8 раза, освободило 40 м² производственных площадей и высвободило 4 рабочих (а когда ввели 16-резцовую головку вместо 4-резцовой, то производительность еще больше возросла).

Значение модернизации оборудования огромно, особенно специальных и импортных орудийных станков. Переоценить ее невозможно. И в самом деле, это так. Наш завод при его становлении не достиг, пожалуй, и половины запроектированной мощности только, может быть, потому, что Германия в свое время (1932—1933) отказалась поставить СССР специальное оборудование. В СССР такого оборудования не производили. Значит, не проведя модернизации специальных импортных станков, завод не смог бы увеличить выпуск пушек.

Массовость производства потребовала создания специальных и агрегатных станков. ОГК приступил к проектированию таких станков, а завод — к изготовлениюи внедрению их в производство. Задача была непомерно сложна и тяжела, так как не было опыта в станкостроении. Высокая общетехническая подготовка кадров позволила успешно решить и эту задачу. ОГК спроектировал 27 типов специальных и агрегатных станков, а завод их изготовил и внедрил. Были созданы многошпиндельные (до 23 шпинделей), 2 и 3-сторонние агрегатные высокопроизводительные станки, а также протяжные, горизонтально-сверлильные станки и кузнечно-прессовое оборудование. Размах станко- и машиностроения достиг огромных размеров.

До сих пор мы говорили только о многоместных приспособлениях, но этот тип приспособлений по своему назначению разнообразен. Однако не все виды приспособлений одинаково эффективны и в равной степени способствуют повышению производительности. Мы применяли каждый тип приспособления так, чтобы получить при данных условиях наибольшую эффективность, и особое внимание обращали на то, чтобы повысить съем, сократить вспомогательное время. Так, например, применяя многоместное приспособление с уменьшенным вспомогательным временем, получили следующую эффективность: машинное время уменьшилось в 3—5 раз; вспомогательное время сокращалось на 90 %; упрощалась работа станочника; сокращалось количество оборудования.

Кроме того, стремились создать приспособления непрерывного действия. Это приводило к очень большой производительности. Применение таких приспособлений позволяло сократить машинное время в 3 раза, вспомогательное время свести к нулю, уменьшить количество фрезерных станков и число рабочих.

Несколько слов о высокопроизводительном инструменте. Введение шестирезцовой коронки повысило производительность в 7 раз, цилиндрической протяжки — в 5,5 раза, а плоскостной протяжки — в 7 раз. Там, где применялся высокопроизводительный инструмент, производительность повышалась в 3—7 раз.

Вот они — внутризаводские резервы. Вот тот способ, который повысил производительность. Но нас удовлетворяла только такая производительность, которая при минимальных затратах давала максимальную выгоду.

Итак, проведенная работа позволила снизить количество нормо-часов, приспособлений и режущего измерительного инструмента. Точнее говоря, дала резкое повышение производительности за короткое время, резкое снижение себестоимости и повышение качества пушек.

Например, если принять за 100 % количество нормо-часов, необходимое на изготовление одной дивизионной пушки до модернизации, то после ее потребовалось 39 %. Соответственно для танковой пушки после ее модернизации потребовалось 44 %.

В результате проведенной работы по выявлению и использованию внутризаводских резервов были налажены поточное производство и конвейерная сборка пушек. В истории артиллерийского производства эта задача была решена впервые.

Изготовление пушек возросло: к концу 1941 г. — в 5,5 раза; в мае 1942 г. — в 12,9 раза; к концу 1942 г. — в 16 раз, и далее — в 18 раз. В сутки изготовлялось до 120 пушек. Не так давно это было месячной программой завода. За время войны завод изготовил 100 000 пушек высокого качества.

Фашистская Германия вместе со всеми оккупированными странами за это же время изготовила 102 000 орудий.

Отпускная цена на пушки резко снизилась. До войны дивизионная пушка стоила около 60 000 руб., после модернизации ЗИС-3 стоила 15 000 руб., а танковая пушка соответственно — 35 000 и 6 500 руб.

Если расход электроэнергии на изготовление одной дивизионной пушки до войны принять за 100 %, то в 1942 г. он составил только 14 %... А время?!

Таким образом, в результате рационального использования внутризаводских ресурсов производительность завода в очень короткий срок резко возросла, себестоимость снизилась, качество повысилось. Завод стал высокорентабельным и один выполнял норму пятнадцати заводов. Но это не было его пределом повышения производительности.

Вследствие того что потребность армии в наших пушках была полностью удовлетворена (пушки с завода шли на склад), отпала необходимость продолжать работу по подготовке к переходу на программу-максимум. Хотя следует сказать, что в этом отношении отдел главного конструктора сделал многое. Все обстояло прекрасно, но случилось нечто совершенно неожиданное и потрясающее.

4 января 1942 г. меня вызвали на заседание Государственного Комитета Обороны, на котором присутствовали нарком вооружения и начальник ГАУ. Я доложил о ходе производства пушек с применением новых методов в работе. На заседании эту работу подвергли очень резкой критике, меня обвинили в том, что я оставлю страну без пушек, и кончилось тем, что было принято решение: прекратить производство пушек по новой технической документации и восстановить производство по старой. На совещании никто мне не помог, хотя некоторые могли это сделать. Переход производства на старую техническую документацию грозил не только резким снижением выпуска пушек, но и временным прекращением их выпуска вообще. Мне было совершенно ясно, что теперь-то страна действительно останется без пушек, но я сделать ничего не мог. Решение ГКО для меня было трагедией с возможными очень тяжелыми последствиями. Но не это меня волновало, а то, что страна останется без пушек. В очень тяжелом и совершенно безнадежном состоянии я покинул Кремль, не зная, что же теперь делать и к кому обратиться за помощью.

Рано утром 5 января 1942 г. позвонил И.В. Сталин.

В связи с вчерашним решением ГКО он сказал: «Ваши достижения огромны. То, что вы сделали, сразу не понять и по достоинству не оценить. Больше того, поймут ли вас в ближайшее время? Ведь то, что вы сделали, — это революция в технике. ЦК, ГКО и я высоко ценим ваши достижения. Вы правы... Продолжайте спокойно начатое вами дело...» Из изложенного материала ясно видно, что коллектив завода и ОГК сделали настолько много и к тому же вовремя, что трудно переоценить его заслуги в разгроме фашистской Германии.

2 марта 1970 г. Грабин В.Г.

Б. Е. Черток. «Великое объединение».

1959 год. 21 июля. Вторник

В институте последнее партийное собрание. Грабина на нем уже не было. Он отстранен от любимого дела в расцвете творческих сил и направлен в Министерство обороны, в группу консультантов. Хотел человек — и верил в это — умереть конструктором, но не получилось. Все уже решено, в производственных помещениях и инженерном корпусе стучат топоры и ломы. Рушатся перегородки комнат, убирается в цехах ненужное оборудование, горят архивные документы и синьки чертежей ЦНИИ-58. И в это время казался удивительным и бессмысленным приезд на наше партийное собрание председателя Государственного комитета оборонной техники (ГКОТ) (ранее Министерство вооружения) Константина Николаевича Руднева.

В зале клуба собралось 460 коммунистов. Они уже который день не у дел. Высокий гость, разумеется, выступил. Он бездоказательно пытался опорочить Василия Гавриловича за его несговорчивость, самостоятельность мышления и технический риск. Он старался убедить слушателей в нетерпимости характера Грабина, что он-де всегда страдал оторванностью от Министерства оборонной промышленности, любил решать вопросы без его санкции. Оратор обвинил генерала за просчеты в определении мощности дальнобойной пушки специального назначения, у которой на испытаниях при заключительной стрельбе казенник дал трещину. Будто бы это новость в конструкторском деле. Руднев так разохотился поучать коммунистов, что не удержался и сказал напрямую:

— Я лично в последнее время много занимался тем, чтобы изгнать Гра-бина из МОП.

В зале тишина. Кто-то высказал сомнение. Секретарь парткома Б.В. Рублев пригрозил, что будет записывать в протокол особое мнение тех, кто не согласен. На этом собрание кончилось. Мы расходились молча, как люди покидают кладбище после похорон дорогого человека.

Многие сотрудники тогда не знали, что истинные причины ликвидации ЦНИИ-58 связаны с решениями руководства страны, которое в 50-е годы уверовало в универсальность ракетно-ядерного оружия и посчитало дальнейшее развитие ствольной артиллерии бесперспективным.

Многие артиллерийские конструкторские бюро были ликвидированы, а институт В.Г. Грабина присоединили к ОКБ-1 С.П. Королёва, решавшего проблемы по ракетнокосмической тематике.

Спустя многие годы о событиях тех дней рассказал академик Б.Е. Чер-ток в книге «Ракеты и люди»¹ в главе «Объединение ракетчиков с артиллеристами». После ее выхода в свет стали известны новые обстоятельства и ранее секретные документы, которые были не известны Борису Евсеевичу. Еще до выхода второго издания книги «Ракеты и люди» Б.Е. Черток любезно предоставил С.А. Худякову эту существенно доработанную главу под новым характерным названием «Великое объединение» со следующей надписью: «Автору книги о Грабине Худякову С.А. с наилучшими пожеланиями. Б.Е Черток 13.09.2004г.». Вся эта глава приведена ниже:

                                    Великое объединение

«В марте 1959 года Королёв, собрав ближайших заместителей, сообщил о предложении Устинова присоединить к ОКБ-1 расположенный по соседству ЦНИИ-58. Территориально нас разделяла только линия железной дороги.

На размышления Устинов дал всего три дня.

Предложение Устинова «закрывало» все претензии Королёва к правительству и министерству о необходимости значительного усиления производственной базы и увеличения численности инженерно-конструкторских подразделений нашего ОКБ-1.

Напомню, что в это время Дмитрий Федорович Устинов был не просто министром, а заместителем председателя Совета министров СССР и председателем комиссии по военно-промышленным вопросам при Совете министров СССР.

Прежде чем перейти к обсуждению этого неожиданного и очень заманчивого предложения, Сергей Павлович, основательно подготовившись, зачитал справку, сопровождая ее сухой текст своими комментариями.

В 1942 году в Подлипках было создано ЦАКБ — Центральное артиллерийское конструкторское бюро. Его начальником и главным конструктором с момента образования был Василий Гаврилович Грабин. В 1945 году ЦАКБ получило статус научно-исследовательского института и после этого именовалось как ЦНИИАВ — Центральный научно-исследовательский институт артиллерийского вооружения. После преобразования Министерства вооружения в Министерство оборонной промышленности ЦНИИАВ было переименовано в НИИ-58, а с 1956 года стало именоваться как ЦНИИ-58, то есть как Центральный научно-исследовательский институт.

Основное творческое ядро созданного в 1942 году ЦАКБ составляли кадры отдела главного конструктора завода № 92, или «Новое Сормово», в Горьком, директором которого долгое время был Амо Сергеевич Елян.

Королёв обратился к Туркову (директору завода в ОКБ-1. — С. Х.):

• Роман Анисимович, ты Еляна должен хорошо знать. Это тот, который был директором КБ-1 у метро «Сокол»?
• Тот самый, — ответил Турков, — во время войны он вместе с Гра-биным в Горьком совершил революцию в технологии артиллерийского производства. Сталин их не зря награждал. Знаменитые 76-мм пушки Грабина помогли разгромить немцев под Москвой. Они проектировались скоростным методом при параллельной подготовке производства. В годы войны пушек конструкции Грабина на фронтах было больше, чем пушек других типов. На фронт они поступали в основном с завода Еляна.

Когда Турков отвлекался от текущих забот ракетного производства и вспоминал о героических буднях артиллерийских заводов времен войны, на его лице появлялась теплая улыбка. Он мог долго рассказывать о необычайных событиях при производстве пушек, при этом давал понять:

«Да, были люди в наше время... богатыри — не вы».

Мы относились к Туркову с большим уважением. На нашем заводе он пользовался вполне заслуженным авторитетом у рабочих и руководителей. За честность, прямоту и принципиальность его не любили только всякие прохиндеи, махинаторы и лодыри.

Королёв без согласия Туркова не принимал никаких решений, касающихся завода. Каждый из заместителей Королёва стремился работать с

Турковым в тесном контакте. Он принес из артиллерийского производства времен войны опыт работы в едином творческом порыве: проектирование — конструирование — разработка технологии — производство — испытания.

Мы все шли на поклон к Роману Анисимовичу, когда, обнаружив проектную ошибку, должны были вносить доработки или даже останавливать изготовление «изделий».

В таких случаях Турков, детально разбираясь в причинах и необходимости изменений, вместе с разработчиками и руководителями цехов искал компромисс, позволяющий внести изменения с минимальным сдвигом сроков. Сам процесс поисков решения при, казалось бы, безвыходном положении на производстве доставлял ему удовольствие.

Как-то он признался: «Если конструкторы в самый последний момент вдруг не вносят изменений, значит, они что-то проглядели. Это у меня всегда вызывает подозрения».

Королёв продолжил чтение, и мы узнали, что за разработку систем артиллерийского вооружения в предвоенные годы и во время войны Грабин кроме наград получал высокие воинские звания. В настоящее время он имеет звание генерал-полковника.

Еще до Великой Отечественной войны ему в числе первых было присвоено звание Героя Социалистического Труда, а затем позже ему четырежды присуждалась Сталинская премия. Коллектив, возглавляемый Грабиным, награжден орденом Ленина. Общая численность сотрудников ЦНИИ-58 на конец 1958 года превышала 5000 человек, из них свыше 1500 инженеров. Среди инженерно-технических работников и рабочих много награжденных орденами и медалями, а ближайшие сотрудники Грабина получили и Сталинские премии.

—И было за что их награждать, — прокомментировал Королёв.

На вооружение было принято более 15 типов дивизионных, танковых, противотанковых орудий, спроектированных конструкторским бюро Гра-бина на заводе № 92 и затем в Подлипках в ЦАКБ. Дивизионная пушка ЗИС-3 была самой знаменитой и самой массовой в годы войны.

Огневую мощь легендарного танка Т-34 также обеспечивали танковые пушки Грабина. Наша противотанковая артиллерия была вооружена 57 и 100-мм пушками Грабина. Последнюю артиллеристы прозвали «зверобой». Это орудие пробивало броню тяжелых немецких танков «тигр» и «пантера». Успехи коллектива Грабина определялись не только удачными конструкторскими решениями, но и внедрением в массовое или «валовое» производство так называемой «рациональной технологии».

—Надо признать, — сказал Турков, — что революционные предложения Грабина иногда встречали противодействие директоров заводов и более высоких руководителей. В послевоенные годы Грабин работал над зенитными пушками-автоматами. В 1953 году на вооружение войск ПВО была сдана 57-мм пушка с темпом огня 100 выстрелов в минуту.

— Вы представляете, — прервался Королёв, — что такое 100 снарядов в минуту, да еще такого калибра! Когда на Красноярском заводе что-то не заладилось с производством этой пушки, Сталин приказал арестовать маршала Яковлева и начальника ГАУ Волкотрубенко. Слава богу, сейчас они на свободе.

Турков опять вмешался и осторожно намекнул, что Яковлев, Волкотру-бенко и еще ряд видных руководителей были арестованы по обвинению во вредительстве. Конкретной причиной являлся массовый отказ во время Корейской войны зенитных автоматов конструкции Грабина.

Но Грабина и Устинова Сталин не тронул. Грабин, по словам Туркова, безусловно, очень талантливый конструктор и одновременно прекрасный технолог. Руководитель он очень властный, жесткий, волевой. Прекрасно знает производство. Грабин первым еще до войны предложил метод скоростного конструирования, технологического обеспечения и производства. Он смело принимал иногда очень рискованные решения. Еще до войны Грабин для Сталина стал высшим авторитетом по артиллерийской технике.

Устинова при жизни Сталина Грабин демонстративно игнорировал. Турков, ссылаясь на многочисленных друзей и знакомых по временам работы в артиллерийском производстве, подтвердил, что такого отношения к себе Устинов не прощает.

Оба, и Грабин и Устинов, обязаны Сталину своими высокими военными званиями. Сталин впервые заметил Грабина в 1935 году на смотре артиллерийского вооружения и с тех пор оказывал ему действенное покровительство, внимательно относился к его новым предложениям и по достоинству оценил по тем временам революционные действия по перестройке технологии проектирования и производства пушек.

С Устиновым Сталин впервые познакомился перед самой войной, назначив его по рекомендации Андрея Александровича Жданова на высокую должность народного комиссара вооружения вместо разжалованного и арестованного, с подачи того же Жданова, Бориса Львовича Ванникова.

От Устинова требовалась организация массового производства вооружения. Это была тяжелейшая задача для первых лет войны. Трудности военного времени увеличились с эвакуацией на восток московских и ленинградских заводов.

В предвоенные и военные годы Грабин, находясь на должности главного конструктора артиллерийского завода, являлся «нештатным» консультантом Сталина. По его, сталинской инициативе, Грабин привлекался к разработке решений по выбору, принятию на вооружение и запуску в производство полевых артиллерийских орудий и танковых пушек.

Устинов, которому подчинялись все артиллерийские заводы, обязан был выполнить решения, принятые Сталиным. Никаких дискуссий — он головой отвечал за количество и сроки поставок армии всех видов артиллерийского вооружения.

За время войны заводы Наркомата вооружения, возглавляемого Устиновым, выпустили 490 тысяч орудий и минометов всех калибров, в том числе 188 тысяч орудий.

Из этого количества более 100 тысяч были сделаны в городе Горьком на заводе, где главным конструктором был Грабин, а директором Елян. Еще 30 тысяч полевых орудий было изготовлено на других заводах по проектам и технической документации главного конструктора Грабина. Знаменитая дивизионная пушка ЗИС-3 оценивалась специалистами, в том числе и немецкими, как шедевр конструкторской мысли.

Справка, которую нам зачитывал Королёв, и воспоминания Туркова были для собравшихся тогда в кабинете Королёва интересной и новой информацией. Однако подробные сведения и волнующую историю деятельности очень яркой фигуры Грабина я получил значительно позже. Забегая вперед скажу, что я проработал свыше 30 лет в том самом кабинете, в котором трудился Грабин будучи начальником ЦНИИ-58, и до 2004 года мое рабочее место находилось в инженерном корпусе, который в 1942 году был первым пристанищем для грабинского ЦАКБ.

Королёв продолжал читать справку, которую я воспроизвожу по памяти. Я дополнил ее теми данными, которые нашел в этих и других источниках.

В 1954 году НИИ-58 не получил достойных его возможностей производственных заданий от своего министерства. До войны у Грабина сложились хорошие отношения с тогдашним наркомом вооружения Борисом Львовичем Ванниковым. Теперь в 1954 году Ванников был первым заместителем министра среднего машиностроения, фактически заместителем главы атомной империи. Грабин обратился к Ванникову с просьбой дать инженерный заказ, достойный коллектива. Постановлением правительства НИИ-58 было поручено спроектировать и изготовить для физико-технического института в городе Обнинске реактор на быстрых нейронах с жидкометаллическим теплоносителем мощностью 5000 киловатт. Научным консультантом был назначен член-корреспондент АН СССР Александр Ильич Лейпунский. Все работы по реактору были выполнены в срок. Более того, один из конструкторов грабинских пушек в числе других был удостоен Ленинской премии за атомный реактор!

После таких успехов на атомном поприще Ванников предложил Грабину перейти из Министерства оборонной промышленности в Министерство среднего машиностроения. Однако при подготовке решения правительства по этому вопросу Вячеслав Александрович Малышев — заместитель председателя Совета министров, он же министр среднего машиностроения, — назначил новым директором НИИ-58 академика Анатолия Петровича Александрова, который был заместителем И.В. Курчатова по институту атомной энергии. Александров занял кабинет Грабина, а генерал-полковника приютил его заместитель К.К. Ренне. Кто являлся истинным инициатором такого удара по самолюбию великого конструктора, сейчас сказать трудно.

Можно только предположить, что Малышев делал это с согласия Устинова.

Королёв опять оторвался от своей шпаргалки и прокомментировал: — Все же молодец Курчатов. Отхватил у артиллеристов такую базу! И ведь делали они эти самые реакторы и даже отправили в Египет, Венгрию и еще куда-то. — Вот, Костя, — Сергей Павлович обратился к Бушуеву, — если это невероятное предложение пройдет, ты будешь делать космические аппараты вместо реакторов на быстрых нейтронах и всяких там пушек!

Знающий все Турков снова дополнил слова Королёва деталями, украшавшими сухую справку. Александров, заняв кабинет Грабина, развил очень активную деятельность по перестройке НИИ-58 из артиллерийского предприятия в базу для исследований и разработок по атомной технике.

Он набрал много новых специалистов по атомной физике, измерительной технике и автоматике, получил десятки выпускников МИФИ (Московского инженерно-физического института) — основной базы подготовки специалистов по атомной технике. За время правления Александрова производство НИИ-58 перестроилось на серийный выпуск ядерных реакторов с быстротой, присущей пушечному производству военного времени. Старые грабинские кадры вместе с вновь пришедшими молодыми атомщиками впервые разрабатывали систему контроля и автоматического управления новыми реакторами. Соединение опыта специалистов атомной науки с артиллерийской технологией оказалось очень плодотворным.

О событиях, связанных с борьбой Грабина за восстановление в должности директора, я услышал уже много позднее. Тогда же, в 1959 году, было известно, что в результате коллективных обращений многих заслуженных артиллеристов в ЦК партии и лично к Н.С. Хрущёву последовало новое постановление. В начале 1956 года НИИ-58 передается из Минсредмаша в Госкомитет оборонной техники. При этом институт переименовывается не просто в НИИ, а в Центральный НИИ-58. Грабина назначают директором и главным конструктором ЦНИИ-58, а Александрова — его заместителем. Теперь уже Александров не пожелал быть заместителем у властного Грабина и вернулся в родной Институт атомной энергии к Курчатову.

ЦНИИ-58 продолжил проектировать как орудия, так и новые атомные реакторы.

Устинов не простил Грабину пренебрежительного к себе отношения в былые времена. Несмотря на восстановление в должности, Грабин тоже не изменил своего отношения к Устинову.

—Мне передавали, — рассказывал Турков, — что, когда Устинов приезжал в ЦНИИ-58 без предупреждения и проходил прямо в цеха, Грабин с ним не встречался. Он оставался в своем кабинете, несмотря на то, что министр вооружения знакомился с производством.

Такое поведение резко контрастировало с тем уважительным приемом, который устраивался Устинову совсем рядом, за железной дорогой, — в НИИ-88 со времен Льва Робертовича Гонора и теперь уже во времена Королёва.

С Королёвым у Устинова тоже отношения были далеко не гладкими. При Сталине Королёв никогда не перечил Устинову. Теперь, при Хрущёве, после космических успехов авторитет Королёва неизмеримо вырос. Хрущёв тоже часто обращается к нему напрямую, как прежде Сталин к Грабину.

Но Королёв был куда более осторожным. Он всегда докладывал все, что надо, Устинову и просил, пусть даже для формы, его совета. Уж если кого и поддерживать, считал Устинов, то лучше Королёва, чем новую восходящую ракетнокосмическую звезду Челомея. Владимир Николаевич Челомей пользовался поддержкой Хрущёва и, вроде Грабина, тоже демонстративно не признавал авторитета Устинова.

В 1959 году Устинову предоставился очень удобный случай убить двух зайцев: окончательно рассчитаться за все обиды с Грабиным, доказав ему наконец «кто есть кто», и удовлетворить настоятельные, законные требования Королёва о расширении производственно-конструкторской базы. Это предложение, безусловно, будет поддержано Хрущёвым, который является энтузиастом создания ракетного оружия в ущерб обычной артиллерии и авиации. Он обещал помощь Королёву и дал Устинову задание подготовить по этому поводу предложения.

Устинов не любил промедлений. Видимо, были и другие варианты по изменению судьбы ЦНИИ-58 и самого Грабина. Поэтому он дал Королёву всего три дня на размышление.

—Что будем делать? — спросил Королёв после всех рассказов. Предложение не было неожиданным. Разговоры об объединении предприятий были и раньше. Мы сразу без хлопот получаем специалистов с готовыми рабочими местами, большое налаженное хозяйство со всеми вспомогательными службами. Производство оснащено новейшими уникальными станками. По самым дефицитным профессиям рабочих-станочников у Грабина положение куда лучше, чем на нашем заводе. Он лично знал каждого квалифицированного рабочего. Посещение основных цехов производства, встречи и разговоры с мастерами и рабочими прямо у станков для Грабина были не снисходительной демонстрацией демократичности руководителя, а насущной потребностью, выработанной еще в годы войны. Тогда он, молодой, изобретательный и энергичный, доказал, что можно создавать новые образцы артиллерийских систем за три-четыре месяца вместо привычных двух-трех лет.

После паузы снова выступил многоопытный Турков.

Он повторил, что очень высоко оценивает Грабина, это заслуженный человек и сильный организатор. В коллективе его любят и уважают, с ним считаются не только как с начальником. Для артиллеристов он настоящий главный конструктор. Если мы выступим в роли агрессоров, которые воспользовались конъюнктурой, то есть тем, что Устинов сводит с Грабиным старые счеты, это будет нечестно и вызовет враждебное к нам отношение в коллективе.

Королёв все это и сам прекрасно понимал. Все согласились с Турковым и решили, что Сергей Павлович в ответе Устинову должен заявить, что готов подчиниться постановлению, но при условии, что, во-первых, ни в коем случае там не будет формулировки типа «принять предложение главного конструктора Королёва» или чего-нибудь в этом духе, и, во-вторых, судьба Грабина должна быть решена с учетом всех его заслуг.

Когда закончилось совещание, Сергей Павлович, отпустив всех, попросил задержаться меня и Бушуева.

— Вот что, субчики-голубчики, — такое обращение свидетельствовало о хорошем настроении и высочайшем доверии, — я с Грабиным практически незнаком. Только пару раз встречался на городских конференциях. Мне его просто по-человечески жаль. Потерять такую работу и коллектив, после стольких лет! У нас ведь умеют человека сразу и забыть, и затоптать. По себе знаю. Не вам объяснять.

Грабину уже наверняка наговорили, что Королёв хочет все отнять, а его самого не пускать на территорию. Дядя Митя (Устинов. — С. Х.) будет чистым, а я окажусь злодеем, который воспользовался благорасположением Никиты Сергеевича. Мне встречаться для предварительных объяснений с Грабиным нельзя. Это я поручаю вам двоим. Не спешите.

Обдумайте, под каким предлогом прийти к нему и поговорить о возможностях совместной работы по космическим аппаратам. Объясните, что у нас не хватает сил и мы готовы эту тематику или даже весь марсианский аппарат со всеми потрохами передать ему для разработки и производства.

Вместо артиллерии и атомных реакторов!

Получив такое задание от Королёва, мы с Бушуевым решили предварительно провести глубокую разведку всей ситуации в ЦНИИ-58, а потом уже напрашиваться на встречу с Грабиным. Но события опередили нашу неспешную подготовку к такой сложной дипломатической миссии. В начале мая я и Бушуев получили через А.И. Лелянова — референта Королёва, бывшего сотрудника КГБ — сообщение, что на 11 часов завтра нас приглашает к себе Грабин. Проход «по списку» — без бюро пропусков.

В проходной нас уже ждал уполномоченный и сразу провел в просторный кабинет. Василий Гаврилович восседал в полной генеральской форме за большим рабочим столом, обтянутым сверху зеленым сукном. Мы представились. Несколько удивило, что Грабин не встал, не протянул руку. Правда, через широкий стол это сделать было трудно.

Пригласил кивком погрузиться в тяжелые и неудобные кресла. Бушуев, как мы предварительно договорились, начал рассказ о новом автоматическом аппарате для полета к Марсу, предложил Василию Гавриловичу посмотреть проект. Спросил, может быть, имеет смысл изготовить его здесь, на опытном производстве.

На портретах художники придавали Грабину величественную осанку. Крупные черты лица выражали гордость, надменность и властность. Настоящий «бог войны» при всех регалиях. Но лицо сидевшего перед нами человека было совсем не похоже на выставочный портрет. Он молчал и смотрел то на Бушуева, то на меня, недоумевая, зачем весь этот разговор. Крупная голова стремилась вдавиться в плечи, будто уходя от опасности. На усталом лице — выражение обреченности. Столько лет прошло с тех пор, а я и сейчас вспоминаю смешанное чувство неловкости и жалости, которое испытал, сидя перед Грабиным.

Пока Бушуев говорил, я успел оглядеть просторный кабинет. Большой стол для заседаний, стулья, простые диваны, столик у письменного стола, тяжелые, без резных выкрутасов, кресла — все из светлой карельской березы.

На стене над хозяином кабинета — в позолоченной раме большой портрет Сталина. Когда мы готовились к встрече, кто-то из аппарата Королёва, кажется, тот же всезнающий Лелянов, нам сказал: «Обратите внимание на мебель в кабинете Грабина. Ее изготовили в правительственных мебельных мастерских, помещавшихся в Бутырской тюрьме, по личному указанию Сталина».

Стены грабинского кабинета были сверху донизу расписаны вьющи-мисярастениями, стебли которых изобиловали листьями и крупными светло-сиреневыми цветами.

Эту настенную живопись мы внимательно изучили позднее. Художник изобразил некий гибрид лианы, лотоса, лилий и магнолий. Хозяин кабинета и все его посетители, вероятно, по замыслу художника, должны были чувствовать себя как в саду. Непривычной была и гипсовая лепнина, украшавшая потолок по всему периметру, и нарядные плафоны, с которых свешивались бронзовые люстры. Потолок подпирали пилястры с позолоченными завитушками капителей.

Архитектурно-художественное оформление кабинета контрастировало с обликом самого хозяина. Ему совершенно неинтересна была речь Бушуева, и сам наш визит для него был отработкой чьих-то увещеваний. Вероятно, был звонок из аппарата ЦК. Он уже знал, что там, «наверху», Устинов все согласовал и вот-вот появится постановление ЦК и Совета министров, которое поставит крест на его карьере. Для приличия предложат какой-либо пост в Министерстве обороны — в так называемой «райской группе». Была учреждена такая группа для ушедших в отставку по старости или неугодных партийному руководству маршалов и высших генералов. Теперь ему предстояло проститься с коллективом, с которым он прошел войну, для которого столько сделал, расставаться с конструкторскими залами, забитыми кульманами, на которых наколоты листы с чертежами новых узлов, с производственными пролетами огромных цехов с их неповторимым машинным запахом, гудящими станками, спешащим его встретить мастером и начальником цеха...

Приказ К.Н. Руднева — министра и председателя Госкомитета оборонной промышленности, — объединяющий ЦНИИ-58 с ОКБ-1, появился в июне 1959 года. Грабин собрал в «красном зале» совещаний руководящий состав и ведущих специалистов и обратился к ним с речью-завещанием:

— Я считаю, — сказал он, — что принято верное решение. Вопрос о нашей дальнейшей судьбе был поставлен давно и теперь решен правильно. Мне совершенно не безразличны ваши судьбы. В этом плане я считаю, что из всех возможных вариантов воссоединение с нашим соседом — наилучший. Никогда не забывайте, что вы — грабинцы. Мы с вами прошли славный путь, и наша совесть чиста перед Родиной. Я напутствую вас работать так, чтобы никогда ни при каких обстоятельствах не ронять наших традиций.

Это была последняя речь Грабина, после которой он покинул территорию института, чтобы уже никогда не возвращаться. Я воспроизвел ее со слов участника этого прощального совещания.

Королёв вместе с Турковым проявили максимальную щепетильность в определении судьбы каждого сотрудника ЦНИИ-58. Королёв объявил, что он готов лично беседовать с каждым сотрудником КБ и лабораторий, а Турков — с любым работником производства.

Грабин получил назначение в консультативную группу при министре обороны. Это его не очень загружало. Он стал работать профессором на кафедре в МВТУ и читать курс по артиллерийскому вооружению. Но чтение лекций его тоже не удовлетворило. Грабин создал в МВТУ молодежное ОКБ и стал его главным конструктором. Из Подлипок в МВТУ и обратно он ездил электричкой и городским общественным транспортом, пока позволяло здоровье. Его деятельность по развитию артиллерийской науки достойно завершилась передачей бесценного опыта новому поколению.

Из ЦНИИ-58 многие старые кадровые артиллеристы, не пожелавшие изменить свою специальность, ушли на другие предприятия оборонной промышленности. Но основной состав ЦНИИ-58 и вся молодежь остались. Мы начали вместе организационную перестройку, расширяли наши старые отделы, создавали новые, подбирали руководителей по взаимному согласию двух сторон: «наших», то есть кадров Королёва, и «ваших», то есть кадров Грабина. К середине 1960 года формально такая перестройка в основном была завершена. Всего через две недели после приказа министра многие из грабинских специалистов включились в новую для всех нас работу по созданию ракет на твердом топливе.

Мы получили благоустроенную территорию, на которой располагался большой конструкторско-лабораторный корпус, опытный завод с замкнутым циклом и всякие вспомогательные службы. Большой фруктовый сад, березовая роща и цветники украшали территорию. Летом они производили впечатление парковой зоны, а не предприятия по производству вооружения.

По замыслу Королёва территория ЦНИИ-58 должна была стать космическим филиалом ОКБ-1. Обязанности заместителя главного конструктора по всей космической тематике первоначально Королёв возложил на Константина Давыдовича Бушуева и переселил его в грабинский кабинет.

К Бушуеву перешел не только кабинет, но и «кремлевский» телефон Грабина. Соответственно в справочниках кремлевской АТС исчезла фамилия Грабин. Бушуев оставил в неприкосновенности историческую мебель кабинета, но вынужден был снять большой портрет Сталина, висевший за спиной хозяина кабинета. По настоянию Королёва была проведена реконструкция «закабинетных» комнат: персональная душевая и туалет были перестроены под рабочие помещения для узких «персональных» совещаний.

Стены основного кабинета были покрыты новой краской, которая закрыла изображения вьющейся субтропической растительности. ЦНИИ-58 был переименован во «вторую территорию» ОКБ-1, или филиал № 1.

Однако личный служебный автомобиль Грабина — ЗИС-110 перешел не к Бушуеву, а к самому Королёву.

60-летний генерал-полковник Грабин, пользовавшийся 25 лет государственными автомашинами с персональными водителями, не имел ни собственной машины, ни водительских прав.

Для меня, заместителя Королёва по системам управления и, как он иногда любил шутливо говорить, «заржавленного электрика» объединение ОКБ-1 с ЦНИИ-58 имело гораздо большее значение, чем для других заместителей Королёва. Два события 1959—1960 годов: объединение ОКБ-1 с ЦНИИ-58 и перевод из НИИ-1 в ОКБ-1 коллектива Б.В. Рау-шенбаха привели к созданию первой в нашей стране, а может быть, и в мире, научно-технической школы по системам управления космическими аппаратами.

За два года на новой территории был действительно создан космический филиал ОКБ-1. Где-то в «верхних руководящих кругах» появилась идея о превращении теперь уже космической, но не грабинской, а бу-шуевской территории в самостоятельный «почтовый ящик». Так или по другим соображениям, но Королёв решил раз и навсегда исключить возможность тематического отторжения космического филиала от основной

базы ОКБ-1.

В конце 1962 года Королёв производит реорганизацию — возвращает Бушуева и часть космических проектантов в свой 65-й корпус на первой территории, а меня отправляет на территорию Грабина с задачей превратить ее преимущественно в филиал, разрабатывающий системы управления, и там же организовать достойное приборное производство.

В связи с этим я вселяюсь в кабинет Грабина в должности заместителя начальника предприятия по научной работе и начальника филиала № 1 (с дополнением «д. т. н.», т. е. доктор технических наук).

Одним из моих первых указаний местной администрации был категорический запрет на замену исторической мебели в кабинете, несмотря на попытки услужить новому руководителю чем-либо более современным.

Я проработал после Бушуева в этом историческом кабинете до 1997 года — без малого 30 лет. Мебель разрешал только ремонтировать — никаких замен.

В 1997 году хозяином кабинета стал Олег Игоревич Бабков, а в 2002 году — Владимир Николаевич Бранец.

Они также остались верны традиции сохранения грабинской мебели, тяжелейшей многоламповой люстры и настенных светильников.

Но в 2004 году строители предъявили ультиматум. Четырехэтажное здание, в котором с 1942 года находился кабинет генерал-полковника Грабина, затем будущего президента Академии наук СССР А.П. Александрова, затем снова Грабина, потом Бушуева, в течение 30 лет Чертока, затем Бабкова и, наконец, Бранца, подлежит капитальной реконструкции. Дальнейшее пребывание в здании, где трудились восемь Героев Социалистического Труда (В.Г. Грабин, И.И. Иванов, А.П. Александров, К.Д. Буашев, Б.Е. Черток, М.К. Тихонравов, И.Е. Юрасов, В.М. Караштин), более двух десятков лауреатов Ленинской, Сталинской, а затем Государственной премий, сотни кавалеров многих орденов, — опасно!

Что будет теперь с кабинетом, который, по моим соображениям, стоило бы превратить в мемориальный уголок памяти главного конструктора Грабина, неизвестно.

С образованием в ОКБ-1 своих ученых советов, в «грабинском» кабинете регулярно проводились защиты кандидатских диссертаций и дипломных проектов. На правах председателя ученого совета или председателя государственной экзаменационной комиссии я поздравлял каждого успешно защитившего диссертацию или дипломный проект с присвоением соответственно ученой степени или звания инженера.

В июне 2004 года в том же кабинете, как председатель государственной экзаменационной комиссии, я проводил заседание, на котором студенты Московского физико-технического института защищали проекты для получения звания бакалавров. Слушая студентов, я невольно подумал, что всего-то лет 40 назад — менее, чем продолжительность жизни одного научного поколения, — работавшие в этом кабинете не могли себе представить проблем, о которых сейчас говорили эти 20-летние ребята. Все защиты получили оценки «отлично». Поздравляя новых бакалавров, я сказал, что они вправе гордиться, что после них никто уже не сможет похвалиться, что защищал проект в кабинете бывшего легендарного создателя «оружия Победы».

Объединение королёвского ОКБ-1 и грабинского ЦНИИ-58 позволило расширить общий фронт работ по космической тематике. В частности получили ускорение программы создания спутника-разведчика и первых пилотируемых полетов, которые до этого казались далекой перспективой. Появление первой межконтинентальной твердотопливной ракеты РТ-2 (8К98) стало одним из результатов исторического объединения. Ракетчики ОКБ-1 и артиллеристы ЦНИИ-58 совместными усилиями создали межконтинентальную твердотопливную ракету, которая была принята на вооружение и простояла на боевом дежурстве 15 лет! Из всех артиллеристов незаслуженно униженным и оскорбленным оказался самый заслуженный и самый великий артиллерист Грабин.

Королёв как в воду глядел, когда говорил, что у нас ни за что человека затоптать очень просто.

Главным энтузиастом развития ракетно-ядерного вооружения в конце 50-х — начале 60-х годов был глава государства Никита Сергеевич Хрущёв. Не вдаваясь в стратегические исследования военных теоретиков, он исходил из таких простых соображений, что одновременное создание принципиально новых и существенная модернизация классических видов вооруженных сил в условиях ожесточенной «холодной» войны стране не потянуть. Выбор был сделан в пользу ракетно-ядерных средств и ракетного подводного флота в ущерб надводному флоту, военно-воздушным силам и классической артиллерии. С небольшим сдвигом по времени произошло второе «великое объединение», существенно усилившее конструкторский и производственно-технологический потенциал советской ракетно-космической отрасли. ОКБ-52 авиационной промышленности, находившееся в подмосковном Реутове, получило в качестве «филиала № 1» крупнейшее авиационное ОКБ-23 главного конструктора В.М. Мя-сищева и фактически авиационный завод № 23 на Филях на территории бывшего завода № 22.

Заслуженный главный конструктор Мясищев лишился своего коллектива, с которым создал по тем временам лучший в мире дальний бомбардировщик. КБ Мясищева и авиационный завод им. Хруничева, что в Филях, были переданы Челомею. Однако министр авиационной промышленности П.В. Дементьев не оставил Мясищева без работы, а перевел на вполне почетную должность начальника ЦАГИ.

В результате двух «великих объединений» ракетно-космическая отрасль за один год была усилена за счет артиллерийской и авиационной промышленности более чем тремя тысячами инженеров и передовой производственно-технической промышленной базой, насчитывающей более 15 000 рабочих и служащих.

Грабин и Мясищев сплотили и воспитали прекрасные кадры, выполнив лозунг первых пятилеток: «Кадры, овладевшие техникой, решают все». Мы должны быть благодарны Грабину и Мясищеву не только за то, что каждый из них создал в своей области, но и за тот огромный вклад, который внесли их люди, объединившись с коллективами Королёва и Челомея».

Б.Е. Черток пишет, что ракетчики ОКБ-1 и артиллеристы ЦНИИ-58 совместными усилиями создали межконтинентальную твердотопливную ракету. При этом необходимо отметить, что артиллеристы В.Г. Грабина уже с 1956 года занимались разработкой пусковых и транспортно-заряжающих установок для тактических твердотопливных ракет, а также разработкой зенитных твердотопливных ракет по теме «Круг» и противотанковых твердотопливных управляемых реактивных снарядов. Именно эти люди, накопившие значительный опыт работы с твердотопливными ракетами, обеспечили создание в ОКБ-1 впервые в СССР стратегических межконтинентальных баллистических твердотопливных ракет и комплексов на их основе». (См. раздел «Вспоминают ветераны» стр. 485—520).

В настоящее время ЦКБ «Титан» (г. Волгоград) — признанный лидер в области пусковых установок и наземного оборудования мобильных ракетных комплексов для Ракетных войск стратегического назначения и Сухопутных войск («Темп», «Темп-С», «Точка», «Ока», «Сфера», «Пионер», «Искандер-Э», «Тополь-М» и др.). Однако первые шаги в этом направлении сделало СКБ-221 (в дальнейшем ОКБ, ЦКБ «Титан»), созданное в1950 году на базе завода «Баррикады» и начавшее внедрять в производство пусковые установки для тактических ракет «Марс» и «Луна», разработанных в ЦНИИ-58 под руководством В.Г. Грабина.

Нужно отметить, что СКБ-221 создавалось не на пустом месте. В предвоенные годы при сталинградском заводе «Баррикады» действовало конструкторское бюро, главным конструктором которого был талантливый инженер-артиллерист, генерал-майор технических войск, Герой Социалистического Труда И.И. Иванов. КБ занималось разработкой артиллерии большой мощности резерва Главного командования. Однако в 1942 году с началом боев за город специалисты КБ были эвакуированы и влились в другие конструкторские коллективы, причем большая часть (около 90 человек), включая И.И. Иванова и будущего первого главного конструктора СКБ-221 Г.И. Сергеева, влились в ЦАКБ, где И.И. Иванов стал заместителем В.Г. Грабина.

После войны часть работников из ЦАКБ (В.С. Кусмарцев, С.И. Кур-деванидзе, В.Н. Курдеванидзе, Г.И. Пассажиров, В.Б. Городецкий и др.) и других КБ вернулись на завод «Баррикады».

С 1950 по 1956 год преобладающим направлением в деятельности СКБ-221 было изготовление, модернизация и поставка на серийное производство артиллерийских систем крупного и среднего калибра, в том числе разрабатываемых в ЦАКБ. При этом сам Г.И. Сергеев и многие его сотрудники часто бывали в ЦАКБ. Однако затем преобладающим направлением в тематике СКБ-221 становится сначала сопровождение изготовления, а затем разработка пусковых установок и наземного оборудования мобильных ракетных комплексов.

С середины 50-х годов прошлого века в СССР создавались неуправляемые тактические ракеты «Марс» для нанесения ядерного удара (разработчик — НИИ-1 МОМ, в дальнейшем Московский институт теплотехники, руководитель проекта Н.П. Мазуров). Ракета имела также фугасную боеголовку. Максимальная дальность стрельбы была 17,5 км.

Постановлением Совмина СССР № 3, принятым в январе 1956 года, ЦНИИ-58 была поручена разработка пусковой и транспортно-заряжающей установки для комплекса «Марс». В 1956—1958 гг. в ЦНИИ-58 на шасси плавающего танка ПТ-76 (Сталинградский тракторный завод) были разработаны, изготовлены и испытаны на местном полигоне пусковая С-119А и транспортно-заряжающая С-120А установки. На пусковой установке находилась твердотопливная ракета с ядерной или фугасной боеголовкой, а на транспортно-заряжающей машине — две ракеты с боеголовками и кран для их перегрузки на пусковую установку.

В соответствии с Постановлением Совмина СССР № 1465—674 от 31.12.1957 года «Об организации производства пускового комплекса

«Марс», на заводе «Баррикады» началась подготовка серийного производства, инженерно-технологическое сопровождение которого вело

СКБ-221.

От ЦНИИ-58 работы на заводе «Баррикады» возглавлял зам. главного конструктора Р.Ф. Черкасов, который до войны работал здесь. Сюда также часто приезжали Н.В. Пименов, Б.В. Тюрин, А.А. Смердов, Е.А. Ду-бинский, Н.В. Коптелов, А.С. Хуртин, К.А. Синягин, А.В. Смирнов, А.Г. Рапп, Н.В. Шевченков, Б.В. Ряблев, И.Г. Кириллов, Н.С. Некипелов и многие другие.

Большая нагрузка легла на технологическую службу завода «Баррикады». Для выполнения отдельных операций потребовались уникальные станки, которых у завода не было. Выручил Сталинградский тракторный завод, предложивший воспользоваться своим станочным парком. Технологи-баррикадцы оперативно «разобрались» с новыми станками и разработали соответствующие технологии. Но главную нагрузку в то время несли командированные сюда грабинцы, которые прибыли с полным комплектом документации и буквально дневали и ночевали на заводе. Сам В.Г. Грабин неоднократно приезжал на завод «Баррикады» и на Сталинградский тракторный завод.

Проектирование более совершенного ракетного комплекса «Луна» было начато в 1953 году в НИИ-1 МОМ под руководством Н.П. Мазурова, а полномасштабные работы пошли с 1956 года. Целью разработки нового комплекса было увеличение дальности стрельбы по сравнению с «Марсом», который в этом существенно уступал американскому аналогу «Онест Джон» (25,9 км — с ядерным зарядом, 40 км — с фугасным зарядом).

Ракета «Луна» подобно «Марсу» имела ядерную и фугасную боеголовки. Дальность стрельбы с ядерной боеголовкой составляла 32,2 км, а с фугасной боеголовкой — 44,5 км.

Пусковой комплекс для ракеты«Луна» был спроектирован в ЦНИИ-58. Он представлял собой маневренную полевую систему, состоящую из двух самостоятельных агрегатов: самоходной пусковой установки С-123А и самоходной заряжающей установки С-124А. Для ходовой части был выбран специальный гусеничный транспортер. Конструкцию этого транспортера разработали на Сталинградском тракторном заводе на базе танка ПТ-76, при этом конструкторы сохранили лишь схему ходовой части. Практически было создано новое шасси.

После защиты эскизного и технического проектов вышло постановление правительства № 558—583 от 16.05.57 г. «Об изготовлении опытных элементов комплекса «Луна» и проведении их испытаний». На опытном производстве ЦНИИ-58 были изготовлены по одной пусковой и транспортно-заряжающей установке, и в том же году начались их испытания. Особый вклад в этот пусковой комплекс внесли сотрудники ЦНИИ-

58 А.Г. Донской, Е.А. Тюлин, В.Г. Русин, Л.Г. Чернявский, В.А. Щетина (бывший работник завода «Баррикады»), М.Н. Лохов.

На основе директивы главнокомандующего Сухопутными войсками № КС/589261 от 27.12.58 г. комиссией, назначенной приказом начальника ГАУ № 001 от 13.01.59 г., в период с 30 января по 28 февраля 1959 года были проведены испытания ракетных комплексов «Марс» и «Луна» в условиях естественных низких температур на Агинском артиллерийском полигоне Забайкальского военного округа. Испытаниям подверглись головные образцы комплекса «Марс» — ПУ 2П2 и ТЗМ 2П3, изготовленные заводом «Баррикады», а также образцы комплекса «Луна» — ПУ 2П16 и ТЗМ 2П17, изготовленные в ЦНИИ-58.

На этих испытаниях проверялись водяные и электрические системы обогрева, были выполнены запланированный пробег и 8 пусков ракет (2 ракеты «Марс» и 6 ракет «Луна»).

Результаты испытаний были удовлетворительными.

Как только первые машины В.Г. Грабина из комплекса «Марс» пошли в войска (1959—1960 гг. заводом «Баррикады» было изготовлено 25 пусковых установок и 25 транспортнозаряжающих машин), а аналогичные машины В.Г. Грабина для комплекса «Луна» пошли в серию на заводе «Баррикады, фактически была решена судьба ЦНИИ-58 и его руководителя. Вся техническая документация ЦНИИ-58 как по пусковым ракетным установкам, так и по артиллерийским системам была передана в ОКБ завода «Баррикады». Оно в дальнейшем проводило доработку и ведение в производстве пусковых комплексов «Марс» и «Луна», которые стояли на вооружении до 1970 года и 1982 года соответственно.

Ветеран ЦКБ «Титан» А.Ф. Рябец, который любезно предоставил материалы для данного раздела, вспоминает:

«В спецбиблиотеке ФГУП «ЦКБ «Титан» до сих пор бережно хранятся кальки десятков разработок В.Г. Грабина, высланных С.П. Королёвым в наш город в 1959—1961 годах.

Многие поколения конструкторов изучили и изучают их. Теперь это, бесспорно, реликвия.

Многие музеи страны после смерти автора «Оружия победы» переписывались с его женой А.П. Грабиной — просили передать вещи мужа. Но не многим повезло. Зная величайшее уважение В.Г. Грабина к городу Сталинграду, Анна Павловна подарила музею-панораме Сталинградской битвы огромные альбомы фотографий знаменитых творений своего мужа. Другие альбомы содержат групповые снимки коллег по работе в ЦНИИ-58. Ценно в них то, что указаны фамилии и инициалы всех сотрудников — сподвижников Василия Гавриловича. Еще подарены городу-герою мундир В.Г. Грабина, пачка карандашей, которые лежали на столе в последний день пребывания на работе в ЦНИИ-58, и карманные часы, остановленные им в день ухода из кабинета ЦНИИ-58. Все, великое время главного конструктора В.Г. Грабина закончилось, — как бы подчеркивают они.

В дни 60-летия Сталинградской битвы часы, карандаши и мундир были выставлены рядом с вещами прославленных военачальников великой битвы».

Воспоминания А.Г.Туктанова, В.ФКозлова и студентов
о преподавательской деятельности В.Г.Грабина
 в МВТУ им. Баумана.

1960 год. 2 августа. Вторник

Генерал-полковник Грабин уволен с воинской службы.

Советская армия была сокращена на 1 млн 200 тысяч человек. Как и для многих уволенных генералов и офицеров, для него отставка тоже была неожиданной. Почти месяц ушел на поиск работы. В нескольких почтенных ведомствах, даже в Госплане, где его часто привлекали для консультаций, Грабину вежливо отказали. И только Михаил Александрович Анучин — проректор МВТУ им. Баумана настоял на том, чтобы доктору технических наук профессору Грабину было предоставлено место на технологической кафедре Э.А. Сателя для чтения лекций. За Грабиным в МВТУ проследо-вало его личное секретное дело — переписка с членами советского пра-вительства по вопросам артиллерии.Однако вскоре его сожгли якобы за ненадобностью. Большее варварство трудно придумать.

Кандидат технических наук, доцент Алексей Григорьевич Туктанов вспоминает: «Грабин приходил на работу в генеральской форме, и на всех это производило большое впечатление. Его просьба к руководству кафедры была: «Хочу работать с молодежью». Но прежде чем вести са-мостоятельные занятия, Грабин попросил как бы постажироваться с другими преподавателями, ознакомиться со стилем работы сотрудников кафедры. На консультации по курсовому проекту (на 5-м курсе по спе-циальности «Технология производства стрелково-пушечного вооружения») Василий Гаврилович приходил ко мне, и мы, сидя рядом, работали со студентами.

Я в те годы по молодости лет достаточно сурово (внешне) относился к студентам. И Грабин постоянно призывал меня к более мягкому обраще-нию с ними. Через некоторое время я выработал привычку обращаться к студентам только на «вы» и по имени-отчеству.

Через некоторое время Грабин стал профессором секции кафедры по технологии производства космических аппаратов и работал совместно с доцентом Камаловым Вильсоном Сахаповичем (впоследствии профессором и заведующим нашей кафедрой). Предмет был для Грабина достаточно новым. Относился к занятиям Василий Гаврилович очень ответственно и к каждой лекции готовился очень тщательно, а после прочитанной им лекции всегда сетовал, что не весь материал удалось изложить.

Грабин вместе с Камаловым вел научно-исследовательские работы (НИР) и студенческий научно-технический кружок. В те времена довольно часто преподавателей военкомат призывал на переподготовку. Предстояло уехать на сборы и Камалову как раз тогда, когда необходимо было проводить заключительные работы по НИР. Руководство МВТУ не имело права предоставлять отсрочку. Тогда Грабин в генеральской форме поехал к военкому и все уладил с пользой для дела.

Кафедра в те времена иногда собиралась в неформальной обстановке в каком-нибудь кафе или ресторане.

На одно такое неформальное «заседание» Василий Гаврилович приехал со своей женой Анной Павловной. После деловых разговоров началось застолье с песнями. Василий Гаврилович и Анна Павловна дуэтом велико-лепно спели несколько украинских песен, очень просто и искренне.

Так же просто и искренне они принимали сотрудников училища у себя дома. Всегда эти встречи сопровождались откровенными беседами, а также вкуснейшими угощениями Анны Павловны. На память Грабин часто дарил свои фотографии и снимки разработанных под его руководством пушек с автографами и дарственными надписями.

Те, кто на кафедре работал вместе с Грабиным, никогда не забудут этого великого, но чрезвычайно скромного с большой буквы Человека.

Однако новая работа не приносила удовлетворения Грабину. Он привык к большому размаху и нагрузкам, решению крупных практических задач во главе единомышленников, мечтал до конца жизни заниматься любимым делом. Эту неудовлетворенность он скрывал, хранил в себе, но друзья и соратники догадывались о переживаниях генерала и стремились его поддержать.

Валентин Федорович Козлов— бывший начальник одного из отделов ЦАКБ — возглавил кафедру технологии металлов в Московском лесотехническом институте. Бывая в МВТУ, он всегда заходил на кафедру, чтобы повидаться с Грабиным, но никогда не заставал его на месте. Позже, встретившись с Василием Гавриловичем, он спросил:

— Где же вы бываете?

— На кафедре мертвечина, а вся жизнь в КБ, — ответил генерал.

Речь шла о закрытом конструкторском бюро МВТУ, где преподаватели и студенты трудились над воплощением передовых технических идей... Козлов работал под началом Грабина с 1943 года, сохранил глубокое уважение к генералу и после ликвидации ЦАКБ. Он прекрасно понимал состояние бывшего шефа и в меру своих возможностей стремился поддержать его.

И вскоре такой случай представился.

Бывший сотрудник кафедры технологии металлов в Лесотехническом институте К.В. Степанян стал директором Института повышения квалификации Министерства строительно-дорожных машин, расположенного в городе Ивантеевке Московской области. Как-то Степанян позвонил Валентину Федоровичу Козлову и сообщил, что ему нужен заведующий кафедрой строительно-дорожных машин, спросил: «Нет ли кого-нибудь на примете?» Козлов позвонил В.Г. Грабину. Тот выразил заинтересованность, но сказал, что сначала хотел бы все посмотреть, включая и программу переучивания. Степанян заехал за Козловым в Калининград (ныне г. Королёв), и вместе они отправились на дачу в Валентиновку. После короткого разговора поехали в институт. Там познакомились с большим набором строительно-дорожной техники и с программой (курсом) повышения квалификации директоров предприятий и руководящих работников министерства. Договорились, что генерал прочтет пробную лекцию директорам крупных заводов отрасли.

В назначенный день Василий Гаврилович прибыл в институт, и его лекция продолжалась ровно два часа при полной тишине заинтересованной аудитории. Время вышло, по расписанию должно быть очередное занятие, но слушатели потребовали продолжить лекцию. Пришлось отменить остальные занятия, Грабин читал и отвечал на вопросы еще четыре часа. Эрудиция докладчика и новаторские решения в области машиностроения произвели огромное впечатление на всех присутствующих в аудитории.

Степанян предложил Василию Гавриловичу читать одну лекцию в неделю по два часа. Оплата — как заведующему кафедрой при полной на-грузке. Его будут привозить в институт и отвозить домой на служебной машине. Условия очень заманчивые, особенно если сравнить с поездками в МВТУ сначала в переполненной электричке, а затем на трамвае.

Степанян договорился о приеме в министерстве, и они поехали в Мо-скву. Министр очень приветливо встретил Грабина и после недолгого раз-говора поинтересовался его впечатлениями об институте. С присущей прямотой и ответственностью генерал высказал негативное мнение, кото-рое у него сложилось. Программа повышения квалификации, а главное — характер вопросов и высказывания директоров заводов после лекции дали ему ясное представление о состоянии отрасли.

— Там надо все менять и начинать надо с вас, — сказал Грабин.

После этой беседы Степанян получил указание поискать другую кандидатуру на вакантную должность... Возможно, кто-то другой на его месте на вопрос министра ответил бы вежливой дежурной фразой ради достижения цели. Но «дипломатические реверансы» были не в характере генерала, интересы дела он ставил выше личных выгод и считал своим долгом говорить правду.

Отзывы студентов как о преподавательской деятельности Грабина, так и о его отношении к ним были самыми восторженными. Молодой инженер Александр Иванович Полунин писал:

«С Василием Гавриловичем Грабиным мы, студенты, познакомились в 1964 году, когда он стал читать у нас лекции. Надо отметить, что преподаватели кафедры, на которой мы учились, почти не интересовались своими студентами. Поэтому все были удивлены, когда на первой лекции Василий Гаврилович начал каждого расспрашивать, откуда он, чем интересуется, какими вопросами хотел бы заниматься.

К такому вниманию мы не привыкли, и, разумеется, новый преподаватель пришелся сразу по душе. Василий Гаврилович стал для нас не только преподавателем, но и наставником. Рассказывал обо всех сторонах нашей будущей работы, учил не разбрасываться по пустякам, во всяком деле видеть главное, относиться к своей работе самокритично, искать новые, лучшие варианты, никогда не удовлетворяться достигнутым.

Помню, в начале преподавания он как-то сказал, что верит человеку, но если этот человек обманет хоть раз, то полностью потеряет его доверие. И в отношении с ним мы не шли ни на какие хитрости.

Уважение студентов Грабин завоевал сразу, и мы в самых затруднительных случаях нашей жизни и учебы говорили друг другу: «Иди, посоветуйся с Василием Гавриловичем, он поможет». И он помогал.

Во время курсового проектирования по одному из предметов Грабина не назначали консультантом нашей группы, но еще задолго до его прихода в чертежный зал образовывалась очередь для консультации именно у него.

И никто не получал отказа. После бесед с ним всегда появлялось чувство уверенности в своих силах, желание лучше работать. Поражала нас огромная эрудиция Василия Гавриловича, его необыкновенная память и знание предмета.

И еще характерная особенность Грабина — мы всегда чувствовали молодость его души. Это качество, видимо, помогало ему так близко прини-мать к сердцу наши успехи и достижения и, что скрывать, иногда горькие наши неудачи.

А как мы благодарны Василию Гавриловичу за его интерес к нашей судьбе и после окончания учебы! Он внимательно следил за работой молодых специалистов, в нужных случаях помогал советом и делом. Это была поистине отцовская забота. От души мы были признательны Василию Гавриловичу за такую душевную щедрость к молодежи, какую ни от кого из преподавателей мы не ощущали».

Не менее яркие впечатления от встреч с профессором остались у конструктора Александра Николаевича Фомина из города Балаково:

 «Впервые я увидел Грабина на лекциях по спецкурсу в МВТУ им. Баумана. Удивило, прежде всего, в этом человеке большое умение находить с людьми общий язык. Его спокойный голос, в котором чувствовалась внутренняя сила, мгновенно приковывал внимание слушателей. С большим увлечением, охотой мы присутствовали на его лекциях. Они проходили очень живо, ибо он заставлял тут же на лекциях мыслить и отвечать на те или иные во-просы. Излагаемый материал поражал удивительной грамотностью, четкостью, чувствовались большие инженерные знания, эрудиция преподавателя. Особенно ценны были лекции тем, что Василий Гаврилович теоретический материал полностью связывал с инженерной практикой. Большие теоретические знания и практический опыт он умело, по-деловому преподносил нам. Среди студенчества он пользовался уважением не только как преподаватель, но и как очень искренний, простой и приятный в об-ращении человек.

Удивляло его свойство запоминать людей, с которыми он встречался. К студентам он относился не только с отеческой снисходительностью, что в привычке у многих преподавателей, но и с большим уважением и вниманием, как к будущим специалистам. Своими знаниями и советами он помог формированию будущих конструкторов.

В работу конструктора Василий Гаврилович вкладывал большой смысл. Недостаточно знание техники и математических наук, недостаточно природных способностей, необходимо знание технологии производства. На это он постоянно делал упор на лекциях. Надо знать, как нужно выполнить ту или иную конструкцию в производственных условиях. Нужно постоянно организовывать людей, которые непосредственно претворяют в жизнь инженерную идею, необходимо поддерживать с ними постоянную связь, так как это приводит к уточнениям в конструкции.

Передавая нам свой опыт, он не раз подчеркивал, что работа конструктора непроста, нужно научиться преодолевать трудности, постоянно думать, как будет вести себя изделие на практике, заниматься самоанализом, а самое главное — любить работу конструктора. Разработанные конструкции должны быть не только прочны, удобны, но и просты в изготовлении, т. е. технологичны. «Простота — это то, к чему нужно стремиться», — говорил Василий Гаврилович.

После окончания института прошло много лет, но часто вспоминаются его советы, те или иные практические выкладки, которые так необходимы в работе.

Василий Гаврилович обладал огромным организаторским талантом, ценным умением подготавливать конструкторов к практической деятельности в короткие сроки. Одновременно он был искренним, исключительно интересным и симпатичным человеком.

За праздничным столом неизменно оказывался в центре внимания. Охотно отвечал на вопросы, увлеченно рассказывал всевозможные интересные случаи из своей жизни и конструкторской практики. Спокойный, порой властный его голос невольно привлекал внимание, и слушать Грабина хотелось часами. Вспоминается его традиционный тост: «Оставаться всегда человеком, быть честным, всегда иметь что-то святое, во что можно верить и к чему можно стремиться».

Два письма главного конструктора танка Т-34 А.АМорозова В.Г.Грабину о взаимоотношении в танке пушки, брони и маневренности.

1975 год. 4 апреля. Пятница.

Сегодня Василий Гаврилович получил письмо от одного из создателей легендарного танка Т-34 А.А. Морозова:

 «Уважаемый Василий Гаврилович!

Сегодня получил Ваше письмо с просьбой высказаться по Вашему труду, частично опубликованному в пяти номерах журнала «Октябрь» за 1973 и 1974 гг.

Мне стыдно признаться в том, что хотя я об этом труде и знал, но прочесть его не горел большим интересом, не ожидая и в нем увидеть настоящую историческую правду.

С определенного времени я совсем перестал читать подобные воспоминания о Т-34, т. к. они начали терять свою историческую ценность и стали до некоторой степени перепевом многого того, чего в самом деле и не было в действительности. А вся история и ценна тем, что она правдиво освещает то, что было действительно.

Пишут теперь все и обо всем и врут все как очевидцы, хотя большинство этих писак очень далеки от вопроса, о котором пишут с чужих уст. В силу этого я решительно отрезал эту область из своего воспоминания и сам не пишу, и других не читаю.

Учитывая Вашу просьбу и отдавая должное Вам как конструктору, который был и остался для меня примером подражания, я обязательно удовлетворю Вашу просьбу и в порядке исключения из своих правил прочту Ваш труд и постараюсь быть Вам полезен.

Из оставшихся старожилов КБ пока продолжает работать т. Набу-товский Марк Абрамович. Все остальные вооруженцы на пенсии. Набутов-ского М.А. я познакомил с Вашей просьбой, и он пообещал тоже помочь этому.

Я не был особенно удивлен перечнем организаций и лиц, которые отрицательно отозвались о Вашем труде. Что касается организацией, то это те, кому Вы не боялись говорить прямо, а не угодничать. А что касается двух перечисленных Вами лиц, то я не вижу в них ни конструкторов, ни их заслуг в нашем нелегком труде. В лучшем случае заслуга их в том, что за их спиной стояли настоящие работники, выпавшие из истории из-за их ореола, который им, очевидно, видней не у себя, а у других. Они для меня, при всей моей серости и куче недостатков, не пример.

Очень рад, что Вы хотя и далеко не в форме, но не складываете оружия. Желаю Вам здоровья и благополучия.

С уважением А.А. Морозов 31.03.1975 г

. Харьков, 2 Пушкинская ул., 54, кв.90
Морозов А.А.».

1976 год. 9 сентября. Четверг

Сегодня Василий Гаврилович получил второе письмо от
А.А. Морозова:

«Уважаемые Василий Гаврилович и Федор Федорович!¹⁾

Поскольку я получил письма от Вас обоих, то позволю себе также и ответить на них сразу двум адресатам.

Во-первых, хочу в меру своих возможностей удовлетворить Вашу просьбу и направить Вам свои фото сегодняшнего дня и 40-х годов. К сожалению, большого выбора у меня нет, и тут я себя казню за то, что в свое время, не понимая ценности «истории», не сумел сохранить всего того, что теперь приходится особо ценить и собирать по крохам, призывая на помощь тупую память и достаточно уже одряхлевшие свои мозги. А это уже далеко не то, что когда-то находилось в руках и проходило перед глазами.

Сейчас я в бюро занимаюсь сбором такой «истории», тем более что в 1978 году нашему КБ будет 50-летие, как оно существует. Собираем все подряд и все это освещаем на фото стендах у себя в КБ. Интерес к этой истории очень большой, и в силу этого появились и помощники в этом начинании.

В свете поддержания этого мероприятия и реального вклада в эту «копилку» истории, где есть лепта Вашего КБ и лично Ваша, Василий Гаврилович, смею просить Вас взаимно прислать нам для нашего стенда «истории» Ваше (или Ваши) фото этого периода, которыхя, к своему стыду, так и не имею, кроме переснятых с некоторых источников, уже имеющих низкое качество и искажения.

Если по ходу Ваших дел я смогу полезно поделиться и другими материа-лами по истории Вашего и нашего КБ, то я готов всемерно отозваться на это, т. к. вижу в этом ту главную цель этой работы — помочь нашей мо-лодежи не похоронить пусть даже небольшой наш опыт работы, который лично у меня оставил удовлетворение и одновременно сожаление, что все же сделал мало и не все сделал так, как хотелось бы. Но это видно не только наш удел. Все наши собратья по оружию, очевидно, также оценивают свою работу, тем более что «назад» мы все и всегда умнее.

Ваши воспоминания в журнале «Октябрь» я прочел не только с удовольствием, а, прямо скажу, даже с завистью. Ну почему я не могу так просто, ясно, правдиво, а главное, поучительно показать на примере своей повседневной работы, удач и многих неудач настоящую работу конструктора, его главную цель в поисках, борьбе (как правило, в одиночку) с многочисленными, как Вы их называете «доброжелателями», готовыми погреть руки во всех случаях, когда у Вас что-то получается и когда Вы ошибаетесь в чем-то. Ведь также «доброжелатели» всегда остаются правыми, т. к. они еще раньше других «умно сомневались», как бы чего не вышло.

Я понимаю, почему для некоторой категории таких людей Ваши мемуары не пришлись по душе.

Скажу больше, что даже в среде конструкторов нашего КБ нашлись такие люди, которые усмотрели покушение на интересы «чести своего мундира» в Вашем определении танка, являющегося «повозкой для пушки». Не вдаваясь в точность такой формулировки, по сути это определение абсолютно верно определяет танк. Я бы, например, сказал это же самое и так, что танк это пушка «сдобренная» подвижностью и защитой. Во всех случаях пушка — как оружие стоит на первом месте, и от ее качества в первую очередь и определяется мощность и боевые свойства танка. Опыт прошедшей войны это показал особенно убедительно, когда в начальный период мы имели превосходство по калибру (76 мм) перед немецким танковым оружием (37—50 мм), а во второй половине войны нам пришлось «догонять» немцев, которые сумели перевооружиться на калибр 88 мм.

Любой, даже сверхпрекрасный танк с отличными его устройствами, с высокими показателями по маневренности и защите, но не имеющей хорошего оружия, обеспечивающего огневое превосходстве перед оружием противника, ничего не стоит. Это должно пониматься ясно без доказательств абсолютно всеми и не вызывать споров и кривотолков. Но это все не самое главное. Рано или поздно понимание роли пушки в танке в конце концов будет определено и все дело практически сведется к тому, чтобы суметь сделать такую во всех отношениях «хорошую», обеспечивающую боевое, техническое, эксплуатационное, экономическое и многое, многое другое превосходство перед аналогичным оружием и средствами обороны противника пушку.

Вот тут главная роль конструктора является решающей, и успех дела будет зависеть только от его умения найти то одно и единственное правильное решение, которое «помирило» бы многочисленные требования, пожелания, советы, рекомендации, прогнозы и др. «добрые советы», смело и обильно исходящие от влиятельных персон и организаций, на борьбу с которыми не у каждого конструктора, к сожалению, хватает сил, смелости и уменья.

В моем понимании Вам это, Василий Гаврилович, удалось в силу Ваших личных качеств, в своей работе преодолеть и довести свою работу. А сколько хороших конструкторов сгорело по воле «доброжелателей», которые своей «помощью» топили в сомнениях все новое, передовое, а тем более непохожее на общепринятое вчерашнее.

Главное в Вашей конструкторской работе, что нашло хорошее отражение и в Ваших мемуарах «Оружие победы», я считал и считаю, а в своей практической работе даже пытаюсь копировать это и подчинять деятельность своего коллектива этому главному направлению конструирования:

— не делать ничего лишнего в конструкции, производстве и эксплуатации;

— повышать надежность, помня, что самая надежная деталь та, которой в машине нет;

— главное в работе конструктора не умение сделать то, что нужно, а не делать того, что не нужно;

— переусложнение техники хуже, чем ее недоработка;

— простота (не примитив!) конструкции и особенно эксплуата-ции, должны быть главным фоном любой работы;

— экономия всего, всегда и во всем.

Такой перечень можно было бы продолжить и дальше, но главное уже сказано в приведенных основных направлениях, и они ясны без пояснений.

Вот эти пути не находятся в свете внимания очень многих больших и малых «доброжелателей», которые в силу своих мизерных знаний, а опираясь только на свое высокое положение, щедро дают «добрые советы», чем зачастую не только мешают настоящему конструктору идти вперед, а практически тянут его назад, расточая его силы на ненужную борьбу и потерю времени.

Ну, кажется, хватит!

В своем письме Вы и Федор Федорович затронули вопрос о передаче по телевидению о Т-34. Я эту передачу не видел, но судя по тем достаточно многочисленным отзывам она не оставила хорошего впечатления у тех лиц, которые уже кое-что знали о Т-34.

Я не хочу быть судьей того, что не видел, но, зная т. Кучеренко, могу предположить, что он смог допустить такую оплошность. Ну да бог с ним. От этого он ничего не нажил, а я ничего не потерял. С меня хватит и того, что есть, а больше мне ничего не надо. Было бы здоровье. Это в мой век теперь главное.

Ну, теперь уже, кажется, все. Будьте здоровы.

С уважением                                                                                 А.А. Морозов

                                                                                            4 сентября 1976 г.»

Письмо полковника-инженера П.А.Фролова В.Г.Грабину
по поводу скоростного метода разработки и изготовления артиллерийских систем.

1980 год. 24 января. Четверг

Сегодня Василий Гаврилович получил заказное письмо из Ленинграда от П.А. Фролова и С.И. Смирновой:

«13 января 1980 г. Ленинград

Здравствуйте дорогие Анна Павловна и Василий Гаврилович!

Еще раз поздравляем Вас с Новым годом (по старому стилю), очень желаем всем Вам отличного здоровья, счастья, бодрости и больших успехов во всех делах Ваших!

Василий Гаврилович, дела наши с ремонтом квартиры (дела 1-й очереди) подходят к концу. Через неделю уже все закончим и натрем полы. Можно будет нормально жить и работать. Проработаю все последние постановления, речи и т. п. с тем, чтобы быстро выйти на их уровень. Постараюсь повидаться с Ивановым из Горкома партии, — хочу спросить его, — уместно ли, полезно ли приводить во 2-м издании о системе Грабина полезные цитаты из трудов И.В. Сталина? Это интересует вот почему. В связи со 100-летием со дня рождения И.В. Сталина в «Правде» от 21 декабря 1979 года была большая редакционная статья. Там в основном все старое, что и раньше писалось, новым является то, что Запад клюет нас нашими же аргументами, что борьба с «культом», подобно бумерангу, обернулась против нас, нанесла больше вреда, чем пользы. Кроме «Правды», по этому же вопросу имеется редакционная статья в журнале «Коммунист» № 18 за 1979 год. Статья солидная, таких мы давно не чи-тали. Начата со времен Маркса, Энгельса. Затем Ленин и Сталин. О роли в истории масс и отдельных личностей. О Сталине сказано много и в основном хорошо, больше, чем в «Правде». Внимательно проработав обе эти статьи, я пришел к выводу, что мы сейчас — накануне реабилитации И.В. Сталина. В связи с этим я очень прошу Вас написать небольшую брошюрку типа — «Мои встречи с И.В. Сталиным». План написания каждой встречи примерно один и тот же:

— Дата, повод, обстановка в стране, в армии и в промышленности вооружения.

— Ход встречи, вопросы, которые обсуждались, принятые решения, за-дания и т. п.

— Ход выполнения заданий И.В. Сталина, контроль с его стороны, по-мощь и Ваши выводы или итоги.

Особо, по-моему, следует заострить вопрос на высказываниях И.В. в частности по вопросу о системе Грабина, его высказывания по вопросам роста производительности труда еще где-то в 1936—1937гг. В это время И.В. Сталин уже знал, что стахановское движение — конечно, а не вечно. Это я показал в «Письме», подкрепил цитатами из «Вопросов Ленинизма», но Ваши встречи с И.В. в этом вопросе — бесценны (им цены нет!). Прошу соблюсти элемент развития: в первых встречах разговоры просто о росте производительности труда, расспросы, как Вы добиваетесь этого, перед войной — признание И.В. Вашего опыта в этом вопросе, его предложение о распространении этого опыта в оборонной промышленности, чтение Вами лекций в Ленинграде. В августе 1941, когда потребовалось — обратился непосредственно к Вам, что описано в «Октябре», только переписать. В январе 1942 г., когда Елян нажаловался, что страна останется без пушек, а Берия и Устинов его поддержали, Вы здорово пострадали. Вот здесь и надо получше описать свои переживания того времени, как Д.Ф. позвал Вас к телефону, разговор со Сталиным, его ободрительные слова и оценка содеянного Вами — «Поймут ли Вас в будущем», «Вы создали стройную научную систему организации труда и производства и проверили ее на практике», «Мы очень довольны Вашими успехами, продолжайте работать, как работали». Д.Ф. не знает содержания разговора, следовательно, не может опровергнуть ни одного Вашего слова. Он знает, что Вам было разрешено продолжать свое дело, а это главное. Поэтому и пишите все то, что нужно. А нужно то, что И.С. человек, бесспорно, гениальный, первым увидел в Ваших делах научную систему и на Ваши из скромности возражения, что мол опыт, подобный стахановскому, ответил: «Стахановцы будут осваивать Ваш опыт, созданную Вами технику, а Вы поднялись на более высокую ступень, ступень творчества, создания новой техники, технологии и организации труда и производства, что позволит нам в короткий срок догнать и превзойти капитализм в деле повышения производительности труда. Поезжайте на завод и продолжайте спокойно работать, как работали. Вы создали новую научную систему организации труда и производства, лучшую, чем та, что у американцев. Не знаю, поймут ли Вас в будущем. До свидания желаю успехов».

Здесь надо, чтобы И.С. несколько раз повторил мысль о системе, но в разных вариантах. Все мемуаристы подчеркивают, что это — стиль И.С. — повторять в особо важных случаях одно и то же, но в разных вариантах. Кроме того, надо дать несколько последовательных встреч и разговоров, в частности, о заданиях и предложениях испытать Вашу систему науниверсальность в полезных делах послевоенного восстановления (в производстве кирпича, стекла, кабелеукладчиков, атомных реакторов и т. д.). Это очень важно как для дела в прошлом, так и для системы Грабина в настоящем и будущем. Когда Соня впервые приехала к Вам одна, Вы ей говорили, что при одной из Ваших встреч с И.С. он, стоя у окна, сказал: «Вот не станет меня, и сколько гадостей начнут говорить обо мне». За точность не ручаюсь, но Вы вспомните, о чем говорилось на этой встрече и по какому поводу он так сказал. Присвоение Вам последнего звания тоже лучше оформить, как личную встречу с разговором о системе, что она выдержала испытания на универсальность на работах мирного времени, и что, прощаясь, он сказал Вам о присвоении очередного воинского звания, посоветовал (или попросил) продолжить работу над системой.

Я думаю так. Вы набросайте в виде писем все встречи, пришлите мне, я, не марая Вашего текста, дополню как рецензент, на отдельных листах.

Возможно Семен Иванов тоже дополнит, может еще кто-то. И получится то, что надо, на что вскоре будет большой спрос. В «Коммунисте» перечислено, какими работами И.В. мы будто бы пользовались, что они ак-туальны и сейчас («Марксизм и национальный вопрос», «Вопросы Лениниз-ма», выступления на съездах, пленумах, конференциях, борьба с оппозиция-ми, уклонистами, националистами и др.). Получается, что трудами И.С. можно пользоваться. А я хочу у Иванова спросить, вроде я «Коммуниста» не читал.

В общем, Василий Гаврилович, за дело и немедленно. Дело небольшое, но чрезвычайно важное для Вашей системы и для Вас и очень почетное. Если сделаете, то по крайней мере среди нас, Ваших единомышленников и друзей Вы станете не дважды, а трижды Героем Соц. Труда!Повторяю: очень скоро это пойдет — такова обстановка. Жизнь заставит. Люди взбудоражены развитием событий, а в перспективе — муть. Скорее всего, пакистанцы, вооружаемые США, полезут на Афганистан, а там — наши. Отступать — нельзя, надо вести затяжную войну, т. е. войну на истощение. А это заставит повышать производительность труда. Вспомнят и о системе Грабина, ее возможностях. За это ручаюсь! К тому же я напомню им об этом еще раз (2-е издание «Письма» в ЦК). Так что, голову выше, дорогой Василий Гаврилович, и за дело. Думаю, что сейчас мне самое время браться за написание брошюры о Вас по типу брошюр о Баграмяне, Коневе, Яковлеве и др. (серия — Герои нашей Родины). Сейчас это пойдет. Свидетельство тому — недавнее постановление ЦК КПСС, Совета министров СССР и ВЦСПС — «О дальнейшем укреплении труд. дисциплины и сокращении текучести кадров в народном хозяйстве». («Правда», 12 янв. 80). Как видите из Постановления, — дисциплина прямо связана там с ростом производительности труда и считается важнейшей государственной задачей. Так что за дело, и Вы, и я. Надо не упустить такой случай, — кроме крайне обостренной международной обстановки, — впереди очередной съезд КПСС и 11-я пятилетка, необходимость успешно закруглить 10-ю пятилетку. Таковы дела.

Большой привет Анне Павловне, Вам и Павлику от нас двоих!

Здоровья всем Вам, счастья и больших успехов во всех делах Ваших!

До скорого свидания!

Ваши С.И. и П.А.»

Однако состояние здоровья Василия Гавриловича вряд ли позволит ему в ближайшее время выполнить эту очень важную работу.

Письмо полковника-инженера П.А .Фролова 

Л.И, Брежневу, Н.В. Подгорному, А.Н. Косыгину
«О скоростном методе проектирования и организации производства В.Г.Грабина»

ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС товарищу Л.И. БРЕЖНЕВУ

ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГОСОВЕТА СССР
товарищу Н.В. ПОДГОРНОМУ

ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СОВЕТА МИНИСТРОВ СССР товарищу А.Н. КОСЫГИНУ

Дорогие товарищи!

Из материалов XXV съезда партии и Октябрьского (1976 г.) Пленума ЦК КПСС видно, что при разработке плана десятой пятилетки руководящие органы испытывали трудности в обеспечении плана материальными, трудовыми и особенно финансовыми ресурсами. Происхождение этих трудностей известно: дает о себе знать образовавшаяся лет 20 тому назад тенденция к постепенному снижению темпов роста производительности труда, следовательно, и национального дохода. Эта вредная тенденция (о причинах ее - ниже), если не принять решительных мер к ее ликвидации, в 10-й и последующих пятилетках может только усложнить трудности и тем заметно повредить престижу социализма, отдалить его экономическую победу над капитализмом. Чтобы этого не случилось, надо, на наш взгляд, быстро воспользоваться одним из ценнейших достижений социализма в СССР, которое долгое время было засекреченным - системой организации труда, производства и управления, созданной и очень успешно внедренной на одном из крупных машиностроительных заводов бывшим главным конструктором завода Василием Гавриловичем Грабиным (в дальнейшем -«система Грабина» по аналогии с «системой Тэйлора»). Массовое внедрение системы Грабина во все отрасли народного хозяйства СССР приведет к резкому повышению производительности труда, которая в дальнейшем будет расти устойчивыми темпами. Соответственно будет возрастать и национальный доход государства. Резко сократятся расходы на строительство новых предприятий.

В.Г. Грабин и его система

В.Г. Грабин (рождения 1900 г.) - бывший главный конструктор завода, генерал-полковник технических войск, Герой Социалистического Труда (1940 г.), доктор технических наук, профессор. Его уникальные воспоминания - «Оружие победы» - о своей довоенной работе и сложнейшей борьбе за создание лучшей в мире советской артиллерии напечатаны в журнале «Октябрь» № 10, 11 и 12 за 1973 г.; № 8 и 9 за 1974 г. Там же, правда, в самом общем виде, описана упорнейшая борьба В.Г. Гра-бина за повышение производительности труда и качества продукции, что является целью и главным содержанием его системы. Тщательно проработав «Оружие победы», я понял, что В.Г. Грабин не только знаменитый конструктор первоклассных пушек, как т.т. Яковлев, Ильюшин, Петляков, Лавочкин - самолетов, а Кошкин, Мо-розов, Котин - танков. В лице В.Г. Грабина мы имеем еще и талантливейшего ор-ганизатора труда и производства, творца «системы Грабина», лично внедрившего ее в производство и достигшего невиданных в мире, буквально фантастических результатов. Хорошо зная тэйлоризм и его историческую роль в развитии США (занимаюсь НОТ, рационализацией и изобретательством с 1929-1930 гг.), я имел воз-можность сравнения и потому смог увидеть в трудах В.Г. Грабина не частный, обо-собленный почин, каких много, а подлинно научную, детально разработанную и стройную систему организации труда, производства и управления предприятием, успешно испытанную им на практике. Тогда же мне стало ясно, что система Грабина пригодна для внедрения в любой отрасли народного хозяйства СССР.

Разыскав В.Г. Грабина, я в письмах задал ему ряд вопросов, получил на них ответы и данные, характеризующие его систему. С большим сожалением должен доложить, что В.Г. Грабин уже несколько лет тяжело болен, хотя и продолжает работать дома. После перенесенных инсульта и инфаркта он частично парализован и в значительной мере лишился слуха.

Свою систему В.Г. Грабин отрабатывал в период с 1934-1943 гг. в процессе создания артиллерийских орудий. За это время им было создано три поколения самых массовых в армии 76-мм дивизионных пушек: Ф-22, Ф-22УСВ, ЗИС-3. Эти дивизионные пушки - базовые конструкции. На их основе были созданы проти-вотанковые пушки, танковые пушки к танкам Т-34, KB и САУ, пушки для ДОТов, подводных лодок, морских транспортов и ряд других (Приложение 1). Пушки каждого последующего поколения были значительно лучше предыдущих: совершеннее в конструктивном и технологическом отношениях, меньшими по весу и габаритам, проще в обслуживании, дешевле.

Начал В.Г. Грабин с разработки методов скоростного проектирования и освоения машин в производстве. Только при этом условии можно было в военное время оперативно реагировать на новинки врагов и своевременно удовлетворять запросы своих войск. Сроки проектирования и освоения пушек в производстве В.Г. Грабин сократил с З-4 лет в 1934-1935 гг. до 7 месяцев в 1938 г. и до 78 дней в начале 1941 г.

Одновременно с сокращением сроков Грабин совершенствовал свои пушки в конструктивно-технологическом отношении, доведя пушку 3-го поколения ЗИС-3 до уровня лучшего в мире образца.

Немецкий профессор Вольф, консультант Гитлера по артиллерии, испытывавший немецкие, польские, чешские, французские, английские, американские и советские трофейные пушки, так оценил пушку В.Г. Грабина «Пушка ЗИС-3 является самой гениальной конструкцией в истории ствольной артиллерии» (Кузница победы. Политиздат, 1974, стр. 190). Эта оценка врага свидетельствует о безграничных возможностях системы Грабина в деле повышения качества продукции до уровня, опережающего мировой.

Итак, еще до войны система Грабина в главных своих элементах была отработана и частично испытана. Даже в незавершенном виде давала отличные результаты, что не ускользнуло от внимания руководителей партии и правительства, которые с 1935 г. интересовались работами Грабина. Предстояло комплексно испытать систему Грабина, т. е. внедрить ее на одном из заводов. И такой случай вскоре представился.

Началась воина. Противник устремился к Москве. Стране потребовалось много пушек в короткий срок. Председатель ГКО И.В. Сталин, хорошо зная о скоростных методах работы т. Грабина, в ночь с 10 на 11 августа 1941 г. позвонил т. Грабину на завод, обрисовал обстановку под Москвой и попросил его дать фронту поскорее как можно больше пушек, если потребуется, то даже за счет снижения их качества. Грабин доложил, что коллектив завода может выполнить это задание, и попросил дать нужные указания директору завода А.С. Еляну, который присутствовал при разговоре.

И.В. Сталин сказал т. Грабину: «Передайте директору, чтобы выполнял все, что вы считаете нужным» («Октябрь» № 9, 1974, стр. 184) Так т. Грабин получил возможность испытать свою систему. Началась напряженная работа. В.Г. Грабин объявил о своем намерении повысить выпуск пушек в 5-7 раз. Директор назвал это «фантазией» - он с большими оговорками, при условии расширения завода допускал возможность повышения выпуска пушек в два раза. Так новатор т. Гра-бин оказался в изоляции, но, несмотря на это, завод в декабре 1941 г. повысил выпуск пушек в 5,5 раза, дав фронту так нужные ему в то критическое время пушки для обороны Москвы. Дальнейшая работа коллектива завода под руководством В.Г. Грабина привела к тому, что за полтора года (с сентября 1941 г. по март 1943 г.) завод на действующем оборудовании и без остановок производства повысил свою производительность в 20 с лишним раз (Приложение 2). Вместо 5 пушек в сутки накануне войны завод к марту 1943 г. стал выдавать до 120 пушек в сутки и работал так до конца войны. В мае 1945 г. завод выдал 100-тысячную с начала войны пушку, установленную на территории завода, т. е. «сработал» один за 15-16 таких, как сам, заводов (учтено, что все заводы повысили производительность на 40-50 процентов за счет удлинения рабочего дня, отмены отпусков, выходных, праздников и т. п.).

Работая по системе Грабина, завод к концу войны дал 2,44 миллиарда руб. прибыли - по 0,7 миллиарда руб. в год! Это очень много, если учесть, что стоимость пушек была: 76-мм дивизионной - 15 000 руб., 76-мм танковой - 6500 руб. Примерно такие же цены мы имеем сейчас на автомобили, хотя они и проще пушек. Кроме того, завод сэкономил 109,7 тыс. тонн черных и 3,2 тыс. тонн цветных металлов, 52,5 тыс. тонн условного топлива и 23,6 млн киловатт-часов электроэнергии. При росте производства продукции в 20 с лишним раз численность рабочих увеличилась на 40 %, количество станков и производственных площадей увеличилось на 45 %. Станки спроектировали, изготовили и производственные площади построили своими силами и средствами.

Теперь сравним. За время войны в СССР было произведено пушек калибром 75 мм и выше, в том числе дивизионных и танковых - 188 000 шт. Германия вместе со своими союзниками и оккупированными странами за то же время произвела 102 000 таких пушек. А один только завод в СССР, работавший по системе Грабина, дал Родине за время войны 100 000 76-мм дивизионных и танковых пушек! Таков, по выражению К. Маркса, «Господин Факт» в данном случае. Его невозможно игнорировать.

Все это - итог «программы-минимум» В.Г. Грабина. «Программа-максимум» предусматривала: в течение последующих 1,5-2 лет увеличить выпуск пушек в 50-60 раз по сравнению с 1940 г. Осенью 1942 г. были произведены необходимые подготовительные работы и производственные пробы в цехах по командным деталям и узлам пушек на предмет реализации «программы-максимум». Проверка показала не только полную обоснованность этого, казалось бы, фантастического замысла, но и то, что по состоянию на конец 1942 г. завод уже был подготовлен к повышению своей производительности в 50-60 раз. Об этом доложили Председателю ГКО И.В. Сталину. Но случилось так, что уже к началу 1943 г. пушек оказалось достаточно, продукция завода все больше и чаще стала оседать на складах, поэтому решили ограничиться пока 20-кратным повышением производительности данного завода. Бывший нарком Вооружения - Б.Л. Ванников пишет: «Уровень производства на орудийных заводах оказался уже в 1942 г. настолько высоким, что в отличие от других отраслей оборонной промышленности, не потребовал значительного увеличения в дальнейшем», а в 1943 г. «промышленность вооружения обладала избыточными потенциальными производственными мощностями» («Война, народ, победа» кн. 1, Политиздат, 1976, стр. 26). Поэтому В.Г. Грабина перевели с повышением в другое место и приказали свою систему, позволяющую быстро, в десятки раз повышать производительность предприятий, совершенствовать, но держать пока в строжайшей тайне. Думается, что Председатель ГКО решил создать «резерв производительности» на случай непредвиденных обстоятельств. Так что и 60-кратное повышение производительности предприятий является делом вполне реальным.

Что же представляет собой система Грабина как общественное явление? Известно, что после XIV съезда ВКП(б) партия взяла курс на социалистическую ин-дустриализацию страны. Вкладывая в индустриализацию огромные силы и средства, партия, естественно, ожидала весомой отдачи на произведенные затраты. Но производительность труда и национальный доход хотя и росли, но не так, как ожидалось от индустрии, созданной на базе новейшей по тому времени техники, которая только осваивалась.

И вот в 1935 г. в стране возникло стахановское движение. Его база - одновременное массовое освоение новой техники. База, как видим, кратковременная. Для освоения новой техники достаточно 3-5 лет, после чего надо было двигаться дальше. На Первом Всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 г. было сказано, что стахановское движение «содержит в себе первые начатки, правда, еще слабые, но все же начатки... культурно-технического подъема рабочего класса нашей страны» (И. Сталин, «Вопросы ленинизма», изд. 11-е, 1939. стр. 496). Это говорит о том, что руководители партии и правительства отчетливо представляли, что стахановское движение - это лишь первый, начальный и кратковременный этап развития индустрии страны, что отдача от него, это, образно выражаясь, еще не ливень отдачи на силы и средства, вложенные в индустриализацию, а лишь первые дождевые капли, всегда предшествующие ливню, могучему и длительному, который закономерно должен был последовать за стахановским движением. Иначе и не могло быть. В процессе освоения новой техники выросли и закалились в борьбе с трудностями многочисленные кадры высококвалифицированных рабочих, мастеров и ИТР, а освоенная ими техника в значительной мере уже устарела. Следовательно, чтобы не отстать, надо двигаться вперед, творить, совершенствовать существующую и создавать новую высокопроизводительную технику. И сделать это так, чтобы творили не только новаторы-одиночки, что доступно и капитализму, а массы трудящихся, выросшие в процессе освоения новой техники. Но как творить, что и как делать, с чего начинать? Как создать в стране производительность труда, невиданную при капитализме, чтобы делом ответить на призыв партии - «Догнать и перегнать Америку»?

На эти и множество других подобных вопросов ответил тогда В.Г. Грабин, создав свою систему. В 1937-1938 гг. он уже широко применил ее при создании пушек 2-го поколения Ф-22 УСВ (усовершенствованная). Его методами скоростного проектирования и производства пушек очень заинтересовались тогда руководители партии и правительства, ему приходилось докладывать на высшем уровне не только о пушках, но и о своих методах достижения успехов по росту производительности труда и производства продукции. Следовательно, партия уже тогда, в довоенное время, связывала перспективы развития общественного производства с возможностями системы Грабина. Такой вывод следует не только из воспоминаний В.Г. Грабина. В отчетном докладе XVIII съезду ВКП(б) 10 марта 1939 г. одна из первоочередных задач партии была сформулирована так: «Развернуть дальше подъем нашей промышленности, рост производительности труда, совершенствование техники производства с тем, чтобы... перегнать их (главные капиталистические страны. - П.Ф.) также экономически в течение ближайших 10-15 лет» (И. Сталин. «Вопросы лени-низма», изд. 11-е, стр. 591).

Как видим, здесь дальнейший рост производительности труда связывался уже не с освоением новой техники, как на совещании стахановцев в 1935 г., а с «усовершенствованием техники производства», что могло быть достигнуто, особенно в течение 10-15 лет, только на основе системы Грабина (по производительности труда мы отставали тогда от США 6-8 раз).

Так, еще в довоенные годы была создана система Грабина. Рождение ее было обусловлено новой общественной потребностью, возникшей в ходе индустриального развития страны в связи с тем, что период массового освоения новой техники в 1939 г. подходил к концу (производительность труда начала заметно снижаться), а сама техника все более устаревала. Эта новая общественная потребность - массовое совершенствование имеющейся и создание новой высокопроизводительной техники с целью достижения высшей, чем при капитализме производительности труда. Эту гигантскую историческую работу в короткий срок можно было выполнить только на основе системы Грабина, призванной ознаменовать качественно новую, высшую по сравнению со стахановском движением эпоху индустриального развития социализма, не ограниченную ни физическими возможностями человека, как система Тэйлора, ни временем освоения техники, как стахановское движение. Таким образом, система Грабина - закономерное следствие объективного процесса развития общественного производства социализма, величайшее по важности и значимости общественное явление нашего времени.

Система Грабина должна была сменить стахановское движение, что видно из задачи, поставленной XVIII съездом ВКП(б) и последующих событий. В.Г. Гра-бина обязали перед войной распространять свой опыт - читать лекции на спецкурсах в Ленинграде для ИТР оборонной промышленности. Но началась война. Снова началось одновременное массовое освоение техники новой рабочей силой - женщинами и подростками. После войны началось восстановление разрушенного на базе новой техники. Миллионы бывших фронтовиков восстанавливали разрушенное, после чего 3-й раз массово осваивали новую технику. Так продолжалось примерно до 1955 г., когда надобность в одновременном массовом освоении новой техники отпала. Стахановское движение, лишившись своей базы, ушло в историю, сыграв значительную роль в индустриальном развитии СССР. Так, производительность труда во 2-й пятилетке (1933-1937) повысилась на 82 %, по 16,4 % в год против 8,2 % в год в 1-й пятилетке, и 11 % в год в течение трех довоенных лет (1938-1940) 3-й пятилетки. За пять довоенных стахановских лет (1936-1940) производительность труда в СССР повысилась на 85 % темп 17 % в год, а массовое внедрение тэйлоризма в США (1915-1921) привело к повышению производительности труда за 7 лет на 80 % - темп 11,4 % в год. Таким образом, стахановское движение в СССР оказалось более эффективным, чем тэйлоризм в США. Итак, стахановское движение из-за войны отслужило нам три срока. В силу объективных законов развития общественного производства социализма система Грабина должна была сменить стахановское движение, обеспечив Родине вместо «первых дождевых капель» начало могучего и длительного «ливня» отдачи на вложенные в дело индустриализации силы и средства. Но этого, к сожалению, не произошло. Родившись в оборонной промышленности, система Грабина из-за войны 1941-1945 гг. и последовавшей за ней «холодной войны» («резерв производительности» мог потребоваться в любое время!) оказалась засекреченной. Поэтому на смену стахановскому движению пришли разрозненные, случайные почины, которые вследствие своей бессистемности не могут привести к заметному в масштабе страны успеху. Производительность труда, которая примерно до 1955 г. росла довольно высокими темпами, лишившись стахановской базы, начала постепенно снижаться. Так образовалась отмеченная вначале противоестественная для социализма тенденция к постепенному снижению производительности труда, которую, на наш взгляд, надо поскорее ликвидировать.

Единственный путь к этому - массовое внедрение во все отрасли народного хозяйства СССР системы Грабина, что позволит, разумеется, при энергичной помощи партии и правительства, в течение ближайших 5-7 лет, а возможно, и быстрее, перегнать США по достигнутому ими уровню производительности труда и национального дохода.

Сущность системы Грабина легко понять, сравнив ее с системой Тэйлора. Повышение производительности труда у Ф.У. Тэйлора достигается по выражению В.И. Ленина, за счет «научного» выжимания пота из рабочих. Возможности этой системы ограничены физическими возможностями человека (мощность 0,07 лош. силы), поэтому производительность труда отдельных работников удавалось повысить в 2-3 раза, небольших предприятий с 50-70 чел. рабочих - в два раза, а в масштабе США - в 1,8 раза, т. е. на 80 %.

Повышение производительности труда у В.Г. Грабина достигается за счет многократного снижения трудоемкости как самого изделия, так и всех процессов в ходе изготовления этих изделий: подготовки производства, формообразования и последующей обработки деталей, сборки узлов и изделий в целом в цехах завода, их отделки, испытания и отправки потребителям. Для этого производится комплексная конструктивно-технологическая модернизация изделий, а затем - техники и технологии, т. е. оборудования в цехах завода, совершенствование организации и управления подразделениями, службами, подсобными производствами, предприятием в целом и ряд других прогрессивных мероприятий. Если в результате всех этих усилий трудоемкость какой-то детали снизилась, например, в 10 раз, то производительность труда рабочего, обрабатывающего эту деталь, при той же, что и раньше интенсивности труда, повысится в 10 раз. Таким образом, резкий рост производительности труда достигается у В.Г. Грабина не за счет «выжимания пота» рабочего, а исключительно за счет плановой и комплексной разработки (или заимствования) и внедрения в производство самых новейших и наиболее прогрессивных идей, решений и мероприятий научно-технического и организационного характера. Следовательно, сущность системы Грабина можно охарактеризовать одним словом - прогресс, что означает следующее:

1. Внедряя систему Грабина, конструкторский и технологический отделыпредприятия составляют план модернизации продукции и производственных процессов ее изготовления. В плане надо точно определить, что коллектив предприятия может создать своими силами, а что из новинок и прогрессивныхрешений надо прямо или после доработки позаимствовать из опыта родственных предприятий и смежных областей, из иностранного опыта и ряда других источников. Таким образом, система Грабина нацеливает ИТР, новаторов и веськоллектив предприятия постоянно быть в курсе последних достижений науки и техники, творчески осваивать все новое и прогрессивное с целью внедрения на своем предприятии. Это создает условия, когда за наиболее ценныминаучными открытиями, изобретениями и рацпредложениями будут буквальногоняться, а их авторов - разыскивать и помогать им в работе, что приведет кнебывалому расцвету изобретательского и рационализаторского творчества в СССР.

2. Каждая общественно-экономическая формация может создать только одну систему организации труда и производства, в наибольшей степени отвечающую ее социально-экономическим и политическим целям и возможностям. Капитализм создал систему Тейлора - систему выжимания пота из трудящихся. Социализм создал систему Грабина, призванную обеспечить производительностьтруда, невиданную при капитализме, причем на принципиально новой основе: впервые в истории человеческого общества без выжимания пота! Одно толькоэто обстоятельство ставит систему Грабина в разряд величайших научных открытий социализма.

И если система Тэйлора является высшим, эпохальным достижением капитализма, а Ф.У. Тейлор - предметом национальной гордости и преклонения американцев, то система Грабина, которая в десятки раз прогрессивнее и эффективнее системы Тэйлора, тем более является высшим, эпохальным достижением социализма. Осталось позаботиться о том, чтобы профессор МВТУ им. Баумана В.Г. Грабин, как и Тэйлор у американцев, стал бы национальной гордостью советского народа. Очень важно, чтобы его жизнь и героическая творческая деятельность новатора-подвижника стали бы примером для воспитания у молодых поколений беспредельной преданности делу партии и народа, творческого отношения к труду вообще, к выполнению особо срочных и ответственных заданий партии и правительства в частности.

В.Г. Грабин - Герой Социалистического Труда. Это звание присвоено ему в 1940 г. за создание отличных дивизионных, танковых и противотанковых пушек второго поколения, с которыми мы вступили в войну. В свете сказанного целесообразно, пожалуй, присвоить В.Г. Грабину это звание вторично, как творцу принципиально новой системы организации производства и труда с тем, чтобы установить его бюсты, в виде исключения, не только в станице Старонижнесте-блиевской Краснодарского края, но и в Ленинграде, где во время учебы в Арт-академии он начал работу над системой, работал конструктором на «Красном Путиловце», читал лекции перед войной, распространяя свой опыт, возможно, в Москве, а также в Горьком, где свершилось это чудо нашего века - более чем 20-кратное повышение производительности огромного завода за 1,5 года! В мае-июне I977 г. исполняется 35 лет со времени, когда в систему Грабина наконец-то все поверили - завод повысил свою производительность почти в 12 раз. В 1975 г. зачинателям стахановского движения присвоили это звание. Может быть, пока не поздно, так же следует поступить и в отношении В.Г. Грабина?

Но вернемся к делам В.Г. Грабина. Известны и другие системы, но все они только дополняют главную систему капитализма, которой является система Тэй-лора (системы Джильбрета , Гантта, Эмерсона, фордизм и др.). Такие же системы, дополняющие систему Грабина, как главную систему социализма, могут появиться и у нас в СССР в сферах, ею не охваченных, например, в сфере распределения, обслуживания, книгоиздательского дела и т. п.

По мере развития науки и техники появятся новые материалы, способы формообразования и обработки деталей, новые технологические приемы и многое другое. Следовательно, в ходе научно-технического прогресса арсенал средств системы Грабина будет непрерывно возрастать, а возможности системы - все более и более расширяться. Это означает, что в отличие от системы Тэйлора, возможности системы Грабина, как и прогресса вообще, беспредельны. Она призвана служить социализму и коммунизму, поэтому осваивать ее надо основательно и надолго.

3. Экономическая победа над капитализмом может быть достигнута быстро лишь в том случае, если повышать производительность труда мы будем приемами и средствами, недоступными или противопоказанными капитализму в силу присущих ему пороков, с тем чтобы он топтался на месте, а социализм тем временем двигался бы вперед. Резкое, непрерывное повышение производительности труда, качества продукции и национального дохода на таких именно условиях и гарантирует социализму система Грабина (Приложение 2). Массовое техническое творчество, а оно является фундаментом системы Грабина, невозможно в условиях эксплуатации и частной собственности на средства производства, немыслимо без массового образования и обучения трудящихся. А дать все это трудящимся может только социализм. Дружеское сотрудничество и взаимопомощь между людьми и предприятиями на основе социалистического соревнования, обмен опытом, рац. и изобретательскими предложениями, редкими специалистами - при капитализме также невозможно. Частично капитализм все же сможет воспользоваться системой Грабина, но это ему противопоказано, ибо приведет к повышению безработицы и к учащению кризисов перепроизводства, что только приблизит его гибель. Следовательно, система Грабина - это «именное оружие» социализма, предназначенное для ускорения окончательной победы над капитализмом, что также является прогрессивным признаком этой системы.

4. Система Грабина - универсальна, т. е. применима, с разной степенью эффективности в любой отрасли общественного производства, ибо отраслей, которым прогресс противопоказан, не существует. Поэтому всякое сопротивление внедрению системы Грабина есть сопротивление научно-техническому, экономическому и социальному прогрессу. А сопротивление будет. Одна из его причин - некоторая трудность системы Грабина для понимания. Правильно понять и поверить в эту систему многим людям мешает установившееся с древних времен представление: чтобы сделать больше, надо поработать или дольше, или интенсивнее». Третий путь повышения производительности труда - снижение трудоемкости изделий - был с древних времен осквернен бракоделами и потому считался недостойным внимания. Бракоделы с целью повышения своей выработки самовольно снижали трудоемкость изделий, многое упрощали или недоделывали, что приводило к снижению качества, а часто и к браку продукции. Бракоделов всегда наказывали. Даже Тэйлор, талантливый инженер-изобретатель и тот широко применял против бракоделов штрафы, закрепив тем самым представление о том, что повышать производительность труда путем снижения трудоемкости продукции - путь порочный, штрафной. Так у всех людей укоренилось представление о том, что сделать больше, т. е. повысить производительность труда, означает поработать дольше или более интенсивно.

Иначе подошел к делу В.Г. Грабин, бракоделов, конечно, и он не жаловал, но то, чего не сумел оценить Тэйлор, что он небрежно отбросил как порочное, В.Г. Грабин возвел в принцип, положил в основу своей системы. Он стал стремиться к снижению трудоемкости, причем не только продукции, одновременно резко повышая ее качество, но и процессов ее обработки, изготовления. Результат получился поразительный. При неизменной продолжительности рабочего дня, при той же, что и прежде, интенсивности труда, рабочий производит продукции, скажем, в 10 раз больше, чем до этого потому что трудоемкость продукции и процессов ее производства новаторы снизили в 10 раз. Получаем резкий рост выработки рабочего без дополнительных затрат времени или энергии с его стороны. В этом - трудность понимания системы Грабина. Но «вечного двигателя» здесь нет. Повышение выработки достигается у В.Г. Грабина не за счет дополнительного «выжимания пота» из рабочего, как у Тэйлора, а за счет дополнительных затрат труда работников высшей квалификации: конструкторов, технологов, инженеров-производственников, рабочих-новаторов. Всего этого не понимали в 1941-1942 гг. очень многие на заводе, где совершил свой беспримерный героический подвиг В.Г. Грабин.

Характерно, что среди непонимающих оказались директор завода, крупный инженер и хозяйственник А.С. Елян и главный инженер завода М.З. Олевский. Чтобы при внедрении системы Грабина не повторилось все снова, надо предварительно создать в стране благоприятные для внедрения условия, чтобы люди понимали, что к чему. А вывод из сказанного такой: внедрять систему Грабина надо не «большинством голосов» хозяйственников (большинства, по-видимому, не будет), а в приказном порядке, следуя мудрому совету фельдмаршала М.И. Кутузова: «Человек того только не сделает, чего не заставят» (Военно-историч. журнал, 1972, № 7, стр.128).

Система Тэйлора завершила эпоху Возрождения, которую Ф. Энгельс охарак-теризовал как «величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености» (К. Маркс и Ф. Энегельс, Соч., т. 20, стр. 346).

Система Грабина создана почти в самом начале эпохи Социалистического Возрождения, начавшейся в октябре 1917 г. с целью энергично, недоступными для капитализма способами и темпами двигать вперед дело научно-технического, экономического и социального прогресса в СССР. Но система Грабина, как уже отмечалось, была засекречена. И лишь благодаря мудрому, очень дальновидному указанию товарища Л.И. БРЕЖНЕВА на XXIV съезде КПСС (март 1971 г.) ограничения были сняты. В отчетном докладе находим: «Учитывая высокий научно-технический уровень оборонной промышленности, первостепенное значение приобретает передача ее опыта, изобретений и открытий во все сферы хозяйства» (Л.И. Брежнев. Отчетный доклад XXIV съезду КПСС, Политиздат, 1971 г., стр. 56-57). Как видим, богатый опыт, изобретения и открытия оборонной промышленности, в том числе и система Грабина, по инициативе тов. Л.И. Брежнева должна быть внедрена во все сферы народного хозяйства СССР.

В.Г. Грабин воспринял это указание Л.И. Брежнева как руководство к действию, быстро написал свои воспоминания, которые по ценности превзошли все написанное до него классиками рационализации и НОТ, и в 1973-1974 гг. напечатал выдержки из своей работы в журнале «Октябрь». Параллельно он готовил к изданию книгу воспоминаний в Политиздате. К сожалению, книга В.Г. Грабина «Оружие победы» так и не увидела свет, хотя она полностью подготовлена Политиздатом к изданию. Препятствует этому директор Политиздата т. Тропкин, ссылаясь на каких-то специалистов, хотя систему создал В.Г. Гра-бин, а не «специалисты». Получается очень некрасивая история. Не касаясь факта игнорирования т. Тропкиным очень важного решения XXIV съезда партии, меня поражает факт какого-то противоестественного в наших условиях отношения т. Тропкина к тяжелобольному В.Г. Грабину - носителю бесценного опыта, родившегося в оборонной промышленности. Полагая, что в основе этого вопиющего безобразия - незнание того, что сделано т. Грабиным и что еще могут дать Родине его уникальные воспоминания, 28 января 1976 г. я отправил т. Тропкину большое письмо. В письме, детально разобрав рецензию от 19 апреля 1975 г. за подписью «Н. Тропкин», я показал полнейшую необоснованность, поэтому невыполнимость требований т. Тропкина, в рецензии которого все обвинения в адрес т. Грабина надуманны, не соответствуют содержанию воспоминаний т. Грабина, вроде рецензия написана на какую то другую книгу. Н. Тропкин 16 февраля 1976 г. ответил мне, но в ответе, вместо помощи т. Грабину, о чем я его просил, всю вину за неиздание книги свалил на В.Г. Гра-бина. Не берусь судить, для чего все это делается, но очень прошу объективно расследовать это дело с тем, чтобы защитить тяжелобольного человека, ветерана войны и труда, талантливейшего новатора-самородка, около 40 лет тому назад перегнавшего Америку и указавшего советским людям, как это делать, от необоснованных нападок, помочь ему. При наличии двух рецензий Политиздата и моего письма от 28 января 1976 г. сделать это просто. Хорошо бы издать 1-2 млн экз. книги В.Г. Грабина «Оружие победы» к 60-летию Великого Октября. Лучшего и более полезного подарка советским людям к юбилейным торжествам и не придумать. Внедрять систему Грабина без такой предварительной подготовки нельзя. Надо, как учил В.И. Ленин, показать историчность вопроса. Советские люди должны знать, что это такое - система Грабина, откуда она взялась.

Давно известно, что все новое, особенно значительное, встречает при внедрении ожесточенное сопротивление. Пример - стахановское движение. Того же, как минимум, следует ожидать и при внедрении системы Грабина, которая к тому же значительно сложнее для понимания, чем методы стахановцев.

Многие будут утверждать: «Система Грабина была хороша при изготовлении пушек, там есть что совершенствовать. А наша продукция простая, ее не усовершенствуешь, а план мы и без Грабина выполняем». Это образец заблуждения. Совершенствовать можно практически любую продукцию, способы ее изготовления и обработки - процесс этот бесконечный. А если продукцию в данный момент усовершенствовать трудно (шурупы, гвозди, болты, уголь, руда, камень, бревна, нефть, газ и т. п.), то система Грабина совершенствует в таких случаях не продукцию, а только технику, технологию, организацию и управление процессами ее добычи, обработки, переработки, обогащения, складирования, погрузки-выгрузки, транспортировки и т. д. Эффективность системы Грабина здесь ниже, чем в случаях, когда модернизация начинается со сложных изделий, но она все же велика, а с учетом наших масштабов добычи полезных ископаемых - просто колоссальна. Вот свежий пример, относящийся к такой именно продукции. « Комсомольская правда» от 14 января 1977 г. в статье «Инженер, шайбу!» сообщает, что инженера завода доильных установок Богданова, который до института работал токарем, заставили обрабатывать «невыгодную» деталь - болт охладителя. Он решил сделать ее «выгодной», иначе станочники не хотели делать болты. Болт, как гвоздь, предел простоты и совершенства. Его трудно усовершенствовать, поэтому Богданов оставил болт, т. е. изделие в покое, а усовершенствовал только технологию его обработки. В реальность его замысла никто на заводе не поверил, как не верили в свое время и В.Г. Грабину. Тогда Богданов перешел в цех, к станку и за один месяц выполнил 6-месячную норму, повысив производительность труда на 600 % и заработав на «невыгодных» болтах 1300 руб.

Этот пример подтверждает сказанное ранее. Во-первых, начальство ежедневно мешало Богданову. Это и есть сопротивление новаторству. Еще большее сопротивление, и не только в цехах, встретит система Грабина. Поэтому надо предварительно создать условия, благоприятствующие ее внедрению. Во-вторых, на заводе много инженеров, опытных начальников, мастеров. Но в замысел Богданова никто из них не поверил. Явление типичное. Из этого следует, что систему Грабина надо внедрять не большинством голосов, а принудительно, т. е. «сверху», не дожидаясь «просветления мозгов» у заводского начальства. В-третьих, в данном примере продукция - болты. Их нельзя существенно усовершенствовать. Такое же положение с продукцией шахт, рудников, нефтепромыслов, карьеров, лесосек и многих других производств. И все же производительное труда повышена на 600 % за счет усовершенствования технологии обработки болтов, т. е. Богданов использовал возможности, заложенные в системе Грабина, всего лишь на 15-20 %. Это подтверждает сказанное ранее, что система Грабина применима на любых предприятиях, но с разной степенью эффективности. Высшая степень эффективности может быть достигнута на предприятиях, выпускающих сложные изделия: боевую технику, автомобили, тракторы, электромашины, станки, тепловозы, бытовую технику, радиоаппаратуру и т. п. В-четвертых, начальство противодействовало Богданову, но надо понять и начальство. Своей высокой выработкой на одной только детали Богданов создавал диспропорции, вносил элементы дезорганизации в налаженное производство, что не могло радовать начальников. При внедрении на заводе системы Грабина этого бы не произошло. Наоборот, выпуск доильных установок, причем лучшего, чем сейчас качества, повысился бы в 20-30 раз, чему радовались бы и труженики завода, и начальники. А так радуются только Богданов и его жена. В том и сила системы Грабина, что она целенаправленно мобилизует, организует, обучает контролирует и направляет бессистемные творческие усилия новаторов предприятия на комплексное совершенствование производственного процесса в целом, с учетом его многосложных связей, с целью резкого повышения производительности труда, качества продукции и прибыли, снижения материалоемкости и себестоимости продукции. Следовательно, на примере с болтами видим, что сама жизнь настоятельно требует быстрейшего внедрения системы Грабина во все отрасли народного хозяйства. И этому надо здорово помочь с тем, чтобы вместо вечных изнурительных тяжб между новаторами и начальниками увлечь людей высокопатриотичным, полезным делом, творческим решением задач, поставленных XXV съездом КПСС и в речи Л.И. Брежнева на Октябрьском (1976 г.) Пленуме ЦК о резком повышении производительности труда, эффективности производства, качества работы и продукции.

Итак, все данные за то, что систему Грабина надо внедрять и поскорее. Что это может дать государству?

Во-первых, резкий рост производительности труда, национального дохода, качества работы и продукции. В.Г. Грабин повысил выпуск продукции на действующем оборудовании в 20 с лишним раз за 1,5 года. Но это было в условиях войны. А сейчас в качестве «программы-минимум» следует, на наш взгляд, принять 10-кратное повышение выпуска продукции, что в масштабе страны приведет к повышению производительности труда в 7-8 раз. Этого более чем достаточно для того, чтобы в течение 5-7 лет перегнать США экономически и выполнить требование Программы КПСС в этой части (Программа КПСС. Политиздат, 1976, стр. 65 и 68).

Думается, что самое главное сейчас - не терять времени. Каждый год промедления - это чудовищные потери в сотни миллиардов рублей! Напомним: завод Грабина давал ежегодно 0,7 млрд руб. прибыли. Тысяча таких заводов -700 млрд руб. в год - это три годовых бюджета СССР на 1977 г. (238,8 млрд руб.). А ведь таких заводов только эвакуировано было на восток в 1941-1942 гг. около 1500. Сейчас их, надо полагать, столько, что можно говорить об ежегодной потере 15-18 годовых бюджетов страны. Вот они, подлинные возможности социалистического способа производства, тот самый «ливень» отдачи на индустриализацию, о котором говорилось выше. По нашему разумению, этими возможностями надо овладеть любой ценой!

Во-вторых, огромную экономию трудовых и материальных ресурсов, за счет чего сможем организовать 2, 3-сменную работу большинства предприятий, резко снизить себестоимость продукции, сократить капитальное строительство.

В-третьих, новый мощный подъем социалистического соревнования, его новый, высший этап, база которого не освоение, а массовое совершенствование и созидание новой техники и технологии, организации и управления производственными процессами с целью повышения производительности труда и качества продукции, снижения ее себестоимости и роста прибыли. Новый, высший потому, что впервые за всю историю соц. соревнования в СССР его знаменосцами станут инженерно-технические работники и массы рабочих-новаторов производства, т. е. рабочих, достигших уровня работников инженерно-технического труда. Еще больше их вырастает в борьбе за производительность, что резко повысит материальный, культурно-технический уровень трудящихся и увлеченность всего населения творческим трудом.

В-четвертых, резко ускорит внедрение в производство научно-технических достижений, придаст целеустремленность, повысит уровень и активизирует творческую деятельность рационализаторов, изобретателей, деятелей науки, техники и производства.

О внедрении системы В.Г. Грабина

Несколько соображений по внедрению системы Грабина.

1. Внедрять систему Грабина целесообразно одновременно во все отрасли народного хозяйства, причем «сверху» из единого оперативно-организационного центра, по единой методике. Никаких значительных экспериментов и связанных с ними потерь времени не требуется, так как никакого риска при внедрении системы Грабина нет. Самое плохое, что может быть, например, при неумелом внедрении системы - это более низкий, чем на родственных предприятиях технико-экономический эффект, но все же превышающий то, что было на предприятии до внедрения системы.

2. Все работы по внедрению системы Грабина в течение первых 3-4 лет, если это возможно, желательно бы провести, не раскрывая в открытой печати полной сущности системы с тем, чтобы хотя бы временно скрыть истину от иностранцев, особенно от китайцев. Поэтому окончательное редактирование книги В.Г. Грабина «Оружие победы» прошу поручить мне. Xотя система Грабина довольно трудна для понимания, все же в книге материал надо преподнести так, чтобы она не могла служить иностранцам руководством по внедрению системы. А своим людям мы дадим все необходимое в инструкциях и наставлениях с грифом «Для служебного пользования».

3. Наиболее успешно систему Грабина можно внедрить, если эту огромнуюи чрезвычайно важную работу будем рассматривать как задание ЦК КПСС иСовета министров СССР. Для этого, на наш взгляд, потребуется создать дваоргана: представительную Комиссию ЦК КПСС и СМ СССР, созываемую эпизодически для решения наиболее важных вопросов, и постоянный рабочий орган при ней - Центральный оперативно-организационный НИИ, организованный взамен и на базе 1-2 плохо работающих НИИ. Мыслится, что это будет НИИ нового типа, по методам работы и организационно отличающийся от существующих НИИ - для достижения максимально возможной эффективности как от внедрения системы Грабина, так и от других новаторских предложений организационно-технического характера, оперативное внедрение которых позволит быстро взять то, что «лежит на поверхности», а это - многие миллиардырублей в год.

Рабочие органы в министерствах и главках организуются за счет имеющихся у них подразделений НОТ, по рационализаторской и изобретательской работе и им подобных, которые потребуется частично реорганизовать и перенацелить. А в объединениях и на предприятиях рабочие органы имеются, это конструкторские, технологические и другие инженерные отделы, служба НОТ и т. п. Здесь потребуется постановка новых задач, освоение ИТР предприятий методов скоростного проектирования и освоения продукции как одного из главных элементов системы Грабина, приемов снижения трудоемкости продукции и проведение ряда других мероприятий, в основном с производственниками. Как видим, массовое внедрение системы Грабина можно осуществить без серьезных расходов со стороны государства.

4. Внедрению системы Грабина должен предшествовать подготовительный период, в течение которого надо: а) Написать и издать книгу В.Г. Грабина «Управление машиностроительным заводом», противопоставив ее книге Ф.У. Тэйлора - «Управление фабрикой». В книге, возможно, с грифом «Секретно», надо изложить систему Грабина в полном объеме. Это первоочередная и самая неотложная задача. б) Издать подготовленную Политиздатом книгу воспоминаний В.Г. Грабина «Оружие победы». Советские люди должны знать героическую историю превращения своей страны из аграрной в страну индустриальную, о работе тыла в годы войны, в том числе и то, что такое система Грабина и откуда она взялась. в) Подготовить проекты основных документов (постановлений ЦК КПСС и СМ СССР, положений и ряд других), относящихся как к внедрению системы Грабина, так и к созданию условий, благоприятствующих ее внедрению с тем, чтобы еще до начала внедрения быстро получитьзаметный рост производительности труда. г) Разработать детальные предложения по вопросам организации внедрения системы Грабина сверху донизу соображения по вопросам подбора кадров и многие другие, а также написать и издать инструкции и наставления по внедрению системы на предприятиях, согласовав все это с В.Г. Грабиным, как с главным консультантом по всем этим делам.

5. Для проведения всех работ подготовительного периода надо, на наш взгляд, создать небольшую, из 30-40 чел. (с обслуживающим персоналом) группу специалистов-энтузиастов, которая и займется этим делом. Эта же группа может выполнить и ряд других нужных работ. Желательно, чтобы организацию этой группы и ее работу возглавил сам В.Г. Грабин или же лицо по его рекомендации. Даже работая дома и имея заместителя, В.Г. Грабин сделает во много раз больше, а главное, правильнее, без последующих переделок, чем человек новый в этом деле, которому потребуется 2-3 года для активного, творческого овладения данной областью знаний во всей ее сложности к многогранности.

Автор данного исследования, если потребуется, тоже готов принять активное участие в работах подготовительного периода. Надо быстро помочь В.Г. Грабину в редактировании его работ, в написании и издании инструкций, наставлений и других руководящих документов по внедрению, в работах по приспособлению системы Грабина к другим, кроме машиностроения, отраслям народного хозяйства. Кроме того, хотелось бы разработать и внедрить ряд новаторских предложений, создающих благоприятные условия для внедрения системы Грабина, что также приведет к заметному росту производительноститруда.

Итак, систему Грабина надо внедрять. Только тогда начнется длительный и могучий «ливень» отдачи на вложенные в индустриализацию страны силы и средства, что необходимо в интересах успешного осуществления дальнейших планов партии и правительства по строительству социализма и коммунизма. Наши научно-технические, экономические и иные возможности в соединении с преимуществами социализма и достигнутой по инициативе и под руководством Леонида Ильича БРЕЖНЕВА разрядкой международной напряженности позволяют в настоящее время быстро организовать это трудное и очень сложное дело. А важно это для того, чтобы уже в ходе выполнения 10-й пятилетки обеспечить решительный поворот тенденции от постепенного снижения производительности труда к резкому устойчивому ее росту. На наш взгляд, только таким путем можно надежно гарантировать успешное выполнение, а возможно, и перевыполнение плана 10-й пятилетки - пятилетки эффективности и качества, равно как и всех последующих пятилеток с тем, чтобы в течение ближайших 6-8 лет выполнить важнейшую историческую задачу социализма - перегнать США экономически, на необходимость чего указал В.И. Ленин еще в сентябре 1917 года.

Полковник-инженер П.А. Фролов

Приложение 2

Тактико-экономические показатели работы
машиностроительного завода по системе Грабина.
 Система внедрена на заводе под руководством В.Г. Грабина
в период с 1 сентября 1941 г. по 1 марта 1943 г.

Полковник-инженер (П.А. Фролов)
«16» апреля 1977 г.

Книга М.З. Олевского «В тылу как на войне»
Иерусалим 2007г.

В 2007 г. бывший главный инженер Горьковского артиллерийского завода № 92 М.З. Олевский издал в Израиле книгу «В тылу, как на войне». Начинается книга с воспоминаний о детстве автора, который родился в маленьком украинском селе Киевской губернии в дружной трудовой еврейской семье. Советская власть открыла возможность молодому Марку получить высшее образование, стать инженером-артиллеристом, в 31 год стать главным инженером крупнейшего артиллерийского завода страны, получить высшие награды. Учась в Ленинградском военномеханическом институте (ЛВМИ), молодой Марк был секретарем комитета комсомола института, членом профкома и активным спортсменом. В те годы в ЛВМИ училось немало толковых ребят с похожими биографиями, впоследствии ставших известными руководителями оборонных отраслей, конструкторами и учеными. Значительная часть книги посвящена товарищам по институту и сотрудникам по работе на артиллерийских заводах № 8 в г. Калининграде (ныне г. Королёв) Московской области и № 92 в г. Горьком (ныне г. Нижний Новгород). Все было бы хорошо. Однако в книге есть описание событий, которые можно со всей очевидностью назвать «художественным, а скорее преднамеренным вымыслом», при этом некоторые из «художественных вымыслов» порочат добрую память об известных людях. То, что события фальсифицированы, можно убедиться после тщательного анализа других источников. Однако в Интернете и в газетах, в том числе г. Королёва Московской области, появились ссылки на эти «художественные вымыслы» (часть их опубликована М.З. Олевским ранее в израильских газетах) российских и израильских «правдописателей».

Наиболее фальсифицированы события об отношениях с главным конструктором артиллерийского завода № 92 В.Г. Грабиным, однако для понимания причин фальсификации и ее направленности целесообразно привести пример описания событий в отношениях с другой известной личностью.

В 1940 году наркомом вооружения был Борис Львович Ванников (1897— 1962 гг.), впоследствии один из руководителей проекта по созданию атомного оружия, генерал-полковник, трижды Герой Социалистического Труда. Безусловно, он был знаком с М.З. Олевским, назначенным в этом же году главным инженером артиллерийского завода № 92. Как пишет М.З. Олевский, они были еще и близкими друзьями. Вот как он описывает выражение этой дружбы. События относятся ко времени Великой Отечественной войны, когда Б.Л. Ванников был уже наркомом боеприпасов.

«Работая наркомом боеприпасов, Ванников не переставал интересоваться артиллерией. Как только я появлялся в Москве, меня разыскивала его секретарь Верочка и говорила: «Вас ждет Борис Львович». И вот, через подъезд наркома на Кировской улице 20, я являлся к Борису Львовичу. Кто бы ни находился у него в это время, он тут же выходил мне навстречу и, знакомя меня с посетителями, заявлял: «Это главный наш артиллерист». Я краснел, но был польщен, знакомясь с известными генералами, работниками ЦК партии, бывшими у него».

Уверен, что если читающий эти строки знает о том, что существует этика служебных отношений, то не поверит в правду изложенного. Б.Л. Ванников был выдающимся управленцем, иначе он не занимал бы такие ответственные должности, и не только соблюдал нормы этики в служебных отношениях, но, по воспоминаниям знавших его известных людей, был всегда исключительно тактичным и к томуже скромным человеком. Для молодого читателя и тех, кто не знаком с этим понятием по другой причине, дадим некоторые пояснения. Поведение наркома, как описано, могло быть только в случае, если бы в наркомат неожиданно пришел маршал или член Политбюро ЦК или сам Верховный главнокомандующий — И.В. Сталин. То есть такого приема М.З. Олевский, хотя друг и главный инженер завода другого ведомства, никак удостоиться не мог. Что касается «главного артиллериста». Формально так можно было бы назвать Главного маршала артиллерии или начальника Главного артиллерийского управления (ГАУ) армии, тоже маршала артиллерии. Если под словом «наш» подразумевался «главный артиллерист оборонной отрасли», то в этом случае так, наверное, можно было бы сказать в отношении, например, наркома генерал-полковника Д.Ф. Устинова (артиллериста по образованию, тоже окончившего ЛВМИ), начальника ГАУ наркомата генерал-майора И.А. Мирзаханова или главного конструктора артсистем, д. т. н., генерал-полковника В.Г. Грабина, но никак в отношении полковника М.З. Олевского. Из всех вышеназванных В.Г. Грабин в 1940—1942 годах был главным конструктором артиллерийского завода № 92. По всей видимости, М.З. Олевский считал себя не менее достойным такого «звания», чем В.Г. Грабин. Кстати, в своих воспоминаниях «Записки наркома» («Знамя» 1988 г. 1—2) Б.Л. Ванников не вспомнил о «главном артиллеристе» М.З. Олевском, а вот о выдающемся конструкторе артиллерии В.Г. Грабине написал. Между тем Б.Л. Ванников, как нарком боеприпасов, общался с вышеуказанными товарищами, и его поведение, как описано у М.З. Олевского, было бы воспринято, однозначно как неадекватное.

В книге М.З. Олевского есть страницы, посвященные главному конструктору завода № 92 В.Г. Грабину (стр. 73—76), где объективно изложены основные достижения коллектива отдела главного конструктора (ОГК) и заслуги самого В.Г. Грабина. Есть страницы, посвященные некоторым ведущим конструкторам ОГК. Однако в главе «Разговор Грабина со Сталиным и его последствия» (стр. 236—239) описано событие, в котором действующие лица И.В. Сталин (по телефону), В.Г. Грабин и М.З. Олевский, ведут себя как-то странно, так, что даже назвать такой вымысел «художественным» очень трудно. Начинается глава следующими словами:

«21 июня 1942 года произошло событие, повлекшее за собой наши большие переживания. Казалось бы, все шло нормально: завод преодолевал невероятные трудности по выполнению графика, утвержденного Сталиным, потребовавшим увеличения выпуска орудий к концу 1942 года более чем в 18 раз. И этот фантастически крутой рост осуществлялся, о чем ежесуточно, ровно в 12 часов ночи, докладывалось помощнику Сталина Поскребышеву. И вдруг 21 июня, когда я замещал директора, днем зазвонил телефон ВЧ. Звонит Поскребышев: Сталин хочет говорить с Василием Гавриловичем Грабиным. Известно, что Сталин с большим уважением относился к ряду главных конструкторов, в том числе к Грабину. Я, конечно, незамедлительно вызвал Грабина, набрал номер, который мне дал Покребышев, и передал трубку Грабину. Очень скоро Поскребышев соединил Грабина со Сталиным. Я слышу, как Грабин говорит: «Есть, товарищ Сталин, будет выполнено, товарищ Сталин». Когда Грабин закончил разговор, я его спрашиваю, о чем шла речь. Он отвечает: «Сталин просил удвоить выпуск орудий». Я возмутился: «Какое же вы имеете право давать согласие на это, не посоветовавшись с директором Еляном?! Вы должны были сказать Сталину, что доложите директору и дадите ответ».

Что подвигло Сталина на этот разговор с Грабиным, было непонятно. Ведь Сталин лично утвердил график фантастического увеличения выпуска орудий нашим заводом в октябре 1941 года.

Грабин на мое замечание отреагировал бурно: тут же написал на мое имя заявление об освобождении его от работы на заводе. Это заявление у меня сохранилось до сих пор, правда, в поврежденном виде. Но там ясно видно, что, волнуясь, он поставил дату 21 июня 1941 года вместо1942 года и просит об освобождении с завода № 2 — вместо № 92. К счастью для нас, этот разговор практических последствий не имел. Видимо, Сталин разобрался в нелепости такой постановки вопроса» (генерал, входящий в номенклатуру двух наркоматов и ЦК, во время войны подал заявление главному инженеру завода об увольнении??? — Прим. Х.С.А.).

В общем, можно было бы забыть об этом разговоре, но В.Г. Грабин «затаил злобу»(!) против М.З. Олевского. От «затаенной злобы», В.Г. Грабин написал письмо (служебную записку), адресовав ее начальнику цеха приспособлений и станкостроения, начальнику цеха лафетов и начальнику ОТК С.П. Пономареву. В служебной записке главный конструктор предупреждает вышеуказанных руководителей о недопустимости устранения дефектов заваркой и пилой без согласования с начальником ОТК и предлагает ему взять такие доделки под свой личный контроль. (Казалось бы, обычные служебные отношения. Главный конструктор обязан осуществлять авторский надзор за качеством выпускаемой продукции. — Прим. Х.С.А.) Однако последствия этой записки оказались трагическими, начальник ОТК был арестован и расстрелян. Впоследствии, в 1949 году, М.З. Олевского вызвали «на Лубянку», где попросили дать характеристику на репрессированного С.П. Пономарева. М.З. Олевский дал исключительно положительный отзыв о бывшем сотруднике, на что следователь ответил, что и Елян такого же мнения. Эти отзывы дали основания для реабилитации расстрелянного товарища. Напомним что, так причина ареста и расстрела С.П. Пономарева, преподнесена в книге М.З. Олевского.

А теперь уважаемый читатель, предлагаем вашему вниманию историю причины ареста С.П. Пономарева из других источников. Вот выдержка из главы Х «Записки наркома» Б.Л. Ванникова, в которой знаменитый нарком пишет о важности военной приемки в годы войны:

«К сожалению, не всегда и не все руководители промышленности верно понимали значение такого контроля качества. Приведу пример. Как-то во время войны Герой Социалистического Труда А.С. Елян, один из лучших организаторов производства, крупный инженер-новатор, пользовавшийся заслуженным уважением и доверием руководителей партии и правительства, сочтя военную приемку ненужной, обратился в соответствующие инстанции с настойчивым предложением отменить ее. Он был директором прославленного артиллерийского завода и уверял, что отмена военной приемки на его заводе не повлияет на качество продукции, а количество ее увеличит, так как производство избавится от «мелочных придирок». Кроме того, таким путем можно-де сэкономить средства, затрачиваемые на военную приемку. Просьбу удовлетворили. И зря. Очень скоро качество продукции резко ухудшилось. Поскольку ошибочное разрешение отменить военную приемку дали высшие инстанции, а отвечать за это должен был кто-то другой, то по установившемуся порядку на завод были посланы различные комиссии, в том числе и от органов госбезопасности. В поисках «козла отпущения» арестовали одного из руководителей ОТК, который сразу же признал свою «вину». Такой поворот событий оказался, конечно, неприемлемым для А.С. Еляна, и он обратился к Н…Д.. Яковлеву с просьбой восстановить на заводе военную приемку, что и было сделано. Но ущерб, и немалый, уже был нанесен.»

А вот как об этом же факте отмены военной приемки на заводе №92 пишет Д.Ф. Устинов, во время войны нарком вооружения, в книге воспоминаний «Во имя Победы»:

«Несмотря на то, что Наркомат вооружения и Главное артиллерийское управление Красной армии возражали против такого шага, Елян добился- таки через одного из членов ГКО снятия с завода военной приемки, заверив его, что завод не только не снизит качества продукции, но и увеличит ее выпуск, уменьшит себестоимость. Однако «эксперимент» Еляна не удался. Вскоре из войск стали поступать рекламации на заводскую продукцию, чего раньше не было. Директору пришлось спешно давать отбой и просить о восстановлении на заводе военной приемки».

А в книге М.З. Олевского не только нет ни слова о факте отмены военной приемки на заводе, но далее он пишет:

«В августе 1942 года я был болен и дома, лежа в постели, стал писать докладную записку на имя Еляна, стремясь показать абсурдность выставленных Грабиным обвинений. Ни одной рекламации из армии мы не получали. Ответственность и сознательность работников завода были столь высоки, что немыслимо было посылать на фронт некачественные орудия». 

То есть намерение В.Г. Грабина предотвратить поступление некачественных пушек на фронт и, соответственно, подача внутренней служебной записки названо М.З. Олевским «обвинениями». И ни слова о том, что было реальное снижение качества пушек, поступающих на фронт и соответствующие последствия этого факта. Ну, как это называется? Так кто «сдал» начальника ОТК С.П. Пономарева? Начальник ОТК находился в прямом подчинении директора завода А.С. Еляна, который и добивался отмены военной приемки. Причем здесь главный конструктор В.Г. Грабин, к тому же с сентября 1942 года на заводе уже не работавший, и отмена военной приемки была уже без него.

Однако М.З. Олевский продолжил свою линию изложения событий. В докладной записке на имя директора он поставил вопрос о передаче под его руководство отдела главного технолога (ОГТ), до этого входившего в состав ОГК под руководством В.Г. Грабина:

«Поняв, насколько серьезно оборачивается дело с моей докладной и письмом Грабина, Елян уехал в Москву. Мне неизвестно, как и кем решался этот вопрос. Однако вскоре Грабина вызвали в Москву и больше он на завод не возвращался». (Стр. 242). «Вскоре стало известно решение наркомата создать Центральное артиллерийское конструкторское бюро (ЦАКБ). Начальником ЦАКБ был назначен В.Г. Грабин. В своих воспоминаниях Д.Ф. Устинов (Воениздат, 1988 г.) пишет, что ЦАКБ было создано для руководства разработками артиллерии в стране, но на практике это не осуществлялось».(Стр. 245).

Читаем, что действительно написал Д.Ф. Устинов в своих воспоминаниях: «Важную роль в совершенствовании организации опытно-конструкторских работ сыграло создание Центрального артиллерийского конструкторского бюро. До войны артиллерийские конструкторские организации были у нас только на заводах. Они занимались и серийным производством, и разработкой опытных образцов. В целом это себя оправдывало, так как обеспечивалась специализация артиллерийских предприятий и конструкторских бюро по видам изготовляемых систем. Кроме того, благодаря тесной связи с производством достигалась их достаточно высокая эффективность.

Вместе с тем такая система конструкторских организаций не исключала дублирования работ и не обеспечивала полного использования научноконструкторского потенциала. Война усугубила этот недостаток. В условиях острого дефицита времени разрозненные и к тому же недостаточно мощные заводские конструкторские бюро не всегда могли оперативно и в полном объеме решать усложнившиеся задачи, зачастую не располагали возможностями для обобщения, анализа и использования опыта боевого применения оружия, следить за развитием военной техники противника, изучать и учитывать потребности армии и флота и совершенствовать на этой основе материальную часть, создавать ее новые образцы.

Ухудшились и условия конструкторской работы. Опытные цеха на ряде предприятий были перенацелены на серийное производство, и конструкторские бюро вынуждены были выдавать заказы на изготовление разработанных ими деталей опытных конструкций цехам валового производства. А там такие заказы являлись своего рода пасынками. Их выполнение затягивалось, а порой и срывалось.

Наконец, война потребовала привлечь к изготовлению тех или иных артиллерийских систем ряд заводов, которые ранее этим не занимались. Например, производство 76-мм дивизионных пушек в 1941—1942 годах стало основной задачей не одного, как прежде, а еще пяти заводов. Так же было организовано производство танковых и 45-мм противотанковых орудий. Поэтому важно было, чтобы все артиллерийские заводы, привлекавшиеся к выпуску одной системы, работали по единым чертежам, единой технологии, применяли стандартные и унифицированные детали.

Словом, существовала объективная потребность в создании в наркомате такой конструкторской артиллерийской организации, которая могла бы восполнить пробелы действующей системы опытно-конструкторских работ.

После детальной проработки и согласования вопроса с Н..А.. Вознесенским мы в августе 1942 года вошли в Государственный Комитет Обороны с предложением о создании Центрального артиллерийского конструкторского бюро (ЦАКБ) при Наркомате вооружения. Вскоре решение о создании такого бюро было принято. Основу ЦАКБ составили конструкторы завода, возглавляемого А.С. Еляном. Кроме того, в него переводилась часть сотрудников конструкторских отделов ряда других предприятий и из научноисследовательского института наркомата, а также выделялись необходимое оборудование и материалы.

Возглавил ЦАКБ Герой Социалистического Труда Василий Гаврилович Грабин, главный конструктор завода — крупный специалист в области проектирования и производства артиллерийского вооружения. Под его руководством были созданы прославившиеся в годы войны противотанковые орудия. В. Г. Грабину принадлежит большая заслуга в разработке и применении скоростного проектирования артиллерийских систем, суть которого — в соединении создания новой конструкции с одновременной разработкой технологии ее производства и подготовкой необходимых для этого оборудования, оснастки и инструмента, иначе говоря, совместной, одновременной работе над системой конструкторов, технологов и производственников. Главной задачей Центрального артиллерийского конструкторского бюро было проектирование, изготовление и всестороннее испытание новых и усовершенствование существующих образцов всех видов артиллерийского вооружения. На него возлагалась разработка рабочих чертежей, технических условий и прочей технической документации, а также стандартов и нормалей на узлы и детали артиллерийских систем в целях организации в минимальные сроки валового производства принятых на вооружение образцов орудий. Оно же оказывало непосредственную техническую помощь заводам в налаживании такого производства. Все задания и планы работ бюро утверждались наркомом. В установленном порядке через техсовет наркомата представлялись мне и разработанные в бюро проекты и образцы артиллерийского вооружения.

Разместилось ЦАКБ на территории филиала артиллерийского завода, где директором был Б.А. Фраткин. С помощью Наркомата обороны создали вблизи завода артиллерийский полигон, на котором отрабатывались и испытывались новые образцы вооружения. Представители бюро поддерживали постоянную и тесную связь с фронтами, что позволяло оперативно учитывать их требования при конструировании и совершенствовании артиллерийских систем».

А по книге М.З. Олевского получается, что к необходимости создания ЦАКБ послужила его докладная записка директору завода А.С. Еляну и необходимость куда-нибудь пристроить В.Г. Грабина, который к тому же не оправдал надежд наркома. Как все это называется?

Воспоминания ветеранов грабинцев
о работе ЦАКБ и в ОКБ-1 – РКК «Энергия»

Создание авиационных, зенитных пушеки и ядерных реакторов

Рассказывает В.Ф. Козлов — лауреат Ленинской премии.

После окончания в 1939 году Ленинградского военно-механического института по специальности «артиллерия» до 1941 года работал на Ленинградском металлическом заводе им. Сталина в КБ и спеццехе по созданию башенных артиллерийских установок большого калибра (14—16-дюймовых), береговых и корабельных. В октябре 1941 г. эвакуирован с КБ (архивом и матчастью) в Сталинград на завод «Баррикады» и продолжал заниматься артиллерией большого калибра. Затем направлен на артиллерийский завод в г. Пермь, а оттуда с группой конструкторов в начале 1943 г. — в ЦАКБ. Проработал до 1959 г.

Авиационные пушки

У И.И. Иванова и Д.Е. Бриля я начал заниматься авиационными автоматическими пушками. Работа велась совместно с авиационными КБ А.С. Яковлева, С.В. Илюшина с 1943 по 1949 г. (37-мм, 57-мм, 65-мм и 100-мм). Все эти пушки были изготовлены, прошли отработку (стрельбы) на полигоне ЦАКБ в г. Калининграде (ныне Королёв) и демонстрировались в 1949 г. в ГК НИИ ВВС (Государственный конструкторский НИИ ВВС) в г. Ногинске на полигоне. Присутствовало более 100 человек из Геншта¬ба, руководства ВВС, все главные авиационные конструкторы, летчики- испытатели. На аэродроме стояла советская летающая «крепость» ТУ-4. В пяти башнях были установлены 23-мм автоматические пушки ОКБ-16 А.И. Нудельмана.

Сначала были произведены стрельбы из пушек 37-мм калибра (Грабина, Черных, Нудельмана и др.). Стрельба велась с наземных установок не-прицельно под углом 15—20° очередями по 5 выстрелов (всего 25 выстреов). Затем стреляли 57-мм пушки всех главных конструкторов и далее только грабинские 65-мм и 100-мм пушки.

При стрельбе из 100-мм пушки стали лопаться стекла в баллистической лаборатории, которая стояла рядом с пушками. Летчики при этом говори¬ли: «Что будет с самолетом, на котором будет стоять такая пушка?» При стрельбе из 57-мм грабинской пушки восемь снарядов попали в деревню, которая находилась на расстоянии 15—18 км. Такова была мощность пушки при начальной скорости снаряда 800 м/сек.

В заключение из всех 5 башен ТУ-4 были проведены прицельные стрельбы по ярко раскрашенным надувным шарам диаметром 3 м, которые были расположены тремя группами (по три шара в каждой группе) на расстоя¬нии 1200 м на высоте над уровнем земли 80—100 м. Не было ни одного попадания. Присутствовавший вместе со мной первый заместитель Грабина К.К. Ренне сказал: «Вот сучья свадьба. Мы бы попали с первого выстрела». Пушки Грабина отличались исключительно высокой кучностью стрельбы. Так, в ходе испытаний 65-мм автоматической авиационной пушки на дистанцию 600 м вертикальное отклонение составляло 0,16—0,2 м, а боковое 0,19—0,22 м. 100-мм авиационная автоматическая пушка обеспечивала начальную скорость снаряда 800 м/с, эффективную дальность стрельбы 1000—1200 м, скорострельность 30,5 выстрела в минуту.

После этого сбора высшего генералитета, авиационных и артиллерийских главных конструкторов никакого продвижения в создании авиационных пушках среднего и большого калибра не произошло, и вскоре все эти работы были прекращены.

У В.Г. Грабина в кабинете периодически демонстрировались для руководящего состава закрытые фильмы по военной тематике. Однажды была показана атака американского самолета на японский военный корабль. Самолет стрелял из 100-мм пушки (так было сказано диктором) по палубе. Последовали взрывы, и корабль затонул. Эта информация послужила одним из оснований для разработки мощных авиационных пушек.

В дальнейшем было сообщение, что все это было американской дезинформацией. У самих американцев не было авиационных пушек калибра более 22-мм. По мнению А.Б. Широкорада, 100-мм автоматическая авиационная пушка В-0902 стала самой мощной автоматической авиационной пушкой не только в СССР, но и, по-видимому, в мире. С технической точки зрения это был шедевр инженерной мысли. Беда лишь в том, что она опоздала лет на пять. В 1944—1945 гг. скоростной бомбардировщик с поршневым двигателем мог из нее практически безнаказанно расстреливать летящие плотным порядком летающие «крепости» Б-17 и Б-29 с дистанции 1 км и больше. Но появление реактивных истребителей карди¬нально изменило тактику воздушного боя, и тяжелые авиационные пушки потеряли всякое значение, по крайней мере для стрельбы по самолетам.

Зенитные пушки

Начальником КБ зенитных пушек в ЦАКБ был назначен Л.А. Локтев, который до этого был дважды удостоен звания лауреата Сталинской премии за 25-мм и 37-мм автоматические зенитные пушки, которые разрабатывались и изготавливались на 8(88)-м артиллерийском заводе в г. Калининграде. Я был сначала начальником отдела в КБ Л.А. Локтева, а затем его заместителем. В министерстве, в ГАУ и на других совещаниях всегда выступал я, а Л.А. Локтев дополнял выступления или отвечал на наиболее каверзные вопросы (так мы заранее договорились).

57-мм автоматическая зенитная пушка С-60 по своему замыслу была с самого начала хорошей. Ее «отстреляли», приняли на вооружение в 1950 г., получили звание лауреатов Сталинской премии 1-й степени В.Г. Грабин, Л.А. Локтев, П.Ф. Муравьев, М.М. Розенберг. Но в Красноярске на серийном заводе она не пошла. Военпреды отказались ее принимать (это было еще до корейской войны).

В связи с этим были арестованы: маршал артиллерии Н.Д. Яков¬лев, замминистра И.А. Мирзаханов, начальник ГАУ генерал-полковник И.И. Волкотрубенко и ряд руководителей завода. Замечания были как по конструкции пушки, так и по технологии изготовления: выходили из строя пружины досылателя, экстракторы гильз, не срабатывала механическая автоматика затвора, появлялись трещины в затворе, выходил из строя задний стакан, который одевался на гидроцилиндр, появлялись надиры на копире, который отбрасывал затворную часть и т. д. Д.Ф. Устинов «арестовал» всех специалистов, занятых этой темой в ЦАКБ.

Был введен фактически круглосуточный режим работы.Были срочно созданы ударный и другие стенды. Доработка конструк¬ции и технологии длилась около полугода. После этого замечаний прак¬тически не было, и пушка отлично показала себя в Корее, Вьетнаме и многих других региональных конфликтах XX века.

57-мм зенитная пушка С-68 — «спарка» — самоходная установка на базе шасси и агрегатов среднего танка Т-34.

Эта установка была предназначена для сопровождения танковых ко¬лонн и их защиты от нападения авиации. Эту пушку у Л.А. Локтева вел начальник отдела Б.А. Пестов.Она была принята на вооружение в 1957 г.

Далее работа велась над более мощной зенитной 76-мм пушкой. Я отрабатывал ее на полигоне ЦАКБ (в Подлипках). Неожиданно без всяко¬го предупреждения появились Д.Ф. Устинов и маршал М.И. Неделин. Д.Ф. Устинов сел за рычаги управления пушкой и начал ими работать. Рядом стоял заряженный боекомплект авиационной 37-мм пушки, и я попросил разрешения его отстрелять (в комплекте 30 снарядов, скорострельность 450 выстр./мин). После завершения стрельбы Д.Ф. Устинов сказал: «У-у-у, чистенько сработала! Можно еще?» Но больше боезарядов не было.

М.И. Неделин стал подробно расспрашивать про 76-мм зенитную пуш¬ку. Он досконально знал все недостатки С-60, а как они были исправлены, не знал или делал вид, что не знает. Я подробно объяснил о ликвидации всех недостатков в С-60 и о том, как это учтено в новой 76-мм зенитной пушке. М.И. Неделин показом 76-мм зенитной пушки остался очень доволен.

В тот же день я об этой встрече подробно доложил В.Г. Грабину.

Через неделю М.И. Неделин погиб на космодроме «Байконур».

Ядерные реакторы

Еще до прихода академика А.П. Александрова в НИИ-58 я во главе группы конструкторов из пяти человек был направлен в Подольск для начала проектирования реакторов на быстрых нейтронах. После прихода А.П. Александрова я стал начальником отдела по проектированию водо¬водяного исследовательского реактора на тепловых нейтронах. После на¬значения В.Г Грабина вновь директором теперь уже ЦНИИ-58 в 1955 г. стал заместителем начальника СКБ по проектированию реакторов как на тепловых, так и на быстрых нейтронах. Участвовал в монтаже и наладке первого исследовательского реактора в Чехословакии. За участие в созда¬нии реакторов получил звание лауреата Ленинской премии.

Системы стабилизации танковых пушек.Грабин и молодежь. Школа Грабина

Рассказывает А.Ф. Токавищев. По окончании Московского военно-меха-нического техникума в 1949 году он был распределен в ЦНИИАВ в качестве техника-конструктора. Проработал в ЦНИИ-58 — РКК«Энергия» инженером — начальником отдела до 1988 г.

Системы стабилизации танковых пушек

Придя в отдел № 26, я увидел молодой коллектив и среди них несколько человек, как мне тогда показалось, «пожилых» людей в возрасте 40—45 лет. Отдел в составе 30 человек располагался на втором этаже инженерного корпуса в двух комнатах. Одна из них находилась рядом с кабинетом Василия Гавриловича Грабина. Главный конструктор часто заходил к нашему начальнику Я.А. Белову и интересовался, как идут работы по системе стабилизации танковой пушки. В нашей стране такая система создавалась впервые. Это было новое направление в развитии вооружения бронетанковых войск. Опыт войны показал, что одной из слабых сторон танков являлась их уязвимость от огня противника при коротких остановках в ходе боя для производства выстрела по цели. Решение сложных задач по стабилизации танковых пушек позволило бы экипажам вести огонь на ходу, без остановок боевых машин для прицеливания и выстрела.

Во время войны американцы поставили в СССР небольшую партию средних танков М4 «шерман», вооруженных 76-мм пушкой, имевшей гироскопическую стабилизацию в вертикальной плоскости, что позволяло поражать цель на ходу. Но наши танкисты, как рассказывали фронтовики, часто стопорили стабилизатор, считая его недостаточно эффективным.

Создание системы стабилизации танковой пушки Грабин поручил отделу № 26, занимавшемуся ранее разработкой механизмов подъема и гидроприводов для артсистем.

Несмотря на то, что в тактико-технических требованиях (ТТТ), разработанных ГБТУ и ГАУ и выданных предприятиям-разработчикам, предусматривалось создать систему стабилизации танковой пушки только в вертикальной плоскости, Василий Гаврилович, умудренный опытом, предложил одновременно с разработкой системы стабилизации пушки организовать поисково-исследовательские работы по выбору оптимальной схемы стабилизации башни танка. Это впоследствии себя оправдало. На первом этапе начали с экспериментально-исследовательских работ по снятию характеристик.

В 1948 году началось проектирование и изготовление стенда для снятия характеристик гироскопической стабилизации пушки танка «шерман», который доставили в ЦНИИАВ. Стенд смонтировали в старом высоком сарае, расположенном на территории предприятия около проходной. Установленный на стенд «шерман» раскачивался при помощи кривошипно-шатунного механизма, приводимого в движение двигателем танка, с разными амплитудами, имитирующими его движение по местности. Отклонения оси пушки при работе гироскопической стабилизации при качании танка записывались на специальном приспособлении. Задавая различные амплитуды качания танка и возмущающие нагрузки на пушку, определяли режимы работы, при которых система стабилизации вела себя устойчиво, а в каких случаях она входила в автоколебания.

По этим работам был выпущен отчет. Грабин принял решение создать для танка Т-54 новую пушку калибром 100-мм не только с системой стабилизации в вертикальной плоскости, но и со стабилизацией танковой башни по горизонту (индекс «0963»). 31 мая 1949 года генерал представил в ГБТУ и ГАУ аванпроект, который вскоре был утвержден.

Грабин согласился с предложением отдела вести работы по гироскопической стабилизации пушки в двух направлениях, отличавшихся одно от другого по части исполнительных органов, удерживающих пушку в стабилизированном положении. Одно направление с использованием муфты трения ПЭЛ (Переверзев, Эфрос, Лебедев), а другое — с использованием гидравлической системы. Для обоих вариантов в качестве чувствительного элемента использовался один и тот же гироблок. Для обеспечения выполнения всех работ, возложенных на отдел, сотрудники были закреплены по направлениям. Разработка механизмов подъема, гидроприводов сохранилась за Ф.Ф. Калегановым и его сотрудниками Е.П. Кругловым, Д.С. Михаленком, В.А. Кочергиным, В.Д. Анисимовой и А.Н. Шмелевым.

Работы по направлениям с использованием муфты трения ПЭЛ возглавил один из авторов этой муфты С.И. Переверзев, расчеты по этой схеме проводил другой автор, Г.А. Эфрос, а третий автор В.Б. Лебедев обеспечивал расчеты по определению и выбору угла трения. Эта муфта была запатентована этими разработчиками и получила наименование «муфта ПЭЛ». Разработкой узлов и агрегатов по этой схеме занимались А.В. Богданова, П.В. Гирин, Ф.И. Плавник, Е.Д. Погосянц и Генрих Зайцев.

Второе направление с использованием в качестве исполнительного органа гидравлической системы возглавил И.Г. Иванов. Разработку приборов и агрегатов для этой схемы вели Е.Ф. Логутова, Н.П. Мальгин, Ф.А. Гельмаздинов, Олег Смирнов, А.Ф. Токавищев.

Разработку электросхем, подбор электрооборудования, расчеты по выбору управляющего электромагнита обеспечивал Н.С. Некипелов. Все математические расчеты по определению устойчивости гироскопической стабилизации пушки проводили Н.М. Кардаш, З.И. Качанова-Токавищева и на первом этапе — Д.П. Гришин.

Для оперативного создания приборов и агрегатов при отделе была организована лаборатория-мастерская с привлечением высококвалифицированных специалистов из разных цехов завода. Работа в этой лаборатории также была организована по двум направлениям. В бригаду, возглавляемую Корнеевым, входили Алексей Ионов, Георгий Ченчеров. Эти специалисты обеспечивали изготовление и сборку приборов и агрегатов по теме С.И. Переверзева. А вторую бригаду и всю лабораторию возглавлял Н.Ф. Крючков. Эта бригада в составе М.С. Мигунова, В.Н. Семенова, В. Лазарева и В. Пономарева обеспечивала изготовление и сборку приборов и агрегатов по теме И.Г. Иванова.

Во времена авралов бригады помогали друг другу. После снятия характеристик стабилизации пушки танка «шерман» на стенде (методику эксперимента и обработку результатов проводили З.И. Чертков и В. Шлемович) перешли к новому этапу экспериментально-исследовательских работ. Снимался поочередно тот или иной прибор или агрегат и подвергался разборке. Изучался принцип его работы, оценивались достоинства и недостатки. После этого готовились рабочие чертежи применительно к нашему производству, их передавали в цеха завода, а приборы, требующие наиболее точной и ювелирной работы, изготовлялись в лаборатории отдела.

Следует подчеркнуть, что конструирование составных частей системы стабилизации пушки не являлось слепым копированием шермановских аналогов. Наши специалисты относились к делу творчески и вносили существенные улучшения в конструкцию «изделий», а некоторые агрегаты забраковывали полностью и сконструировали новые — силовой цилиндр, масляный насос и другие.

На следующем этапе прибор или агрегат, воплощенный в металл умельцами завода и лаборатории, устанавливался в танке на место штатного, и проводились испытания. И так по очереди, начиная с гироблока, масляного насоса с электромагнитным клапаном, цилиндра, пульта управления, все приборы и агрегаты прошли отработку. Затем собрали экспериментальный образец гироскопической системы стабилизации пушки в вертикальной плоскости.

Одновременно изготавливались оба варианта стабилизации доработанной штатной пушки Д-10Т от танка Т-54.

На стенде заменили «Шерман» на танк Т-54. После проведения монтажа системы приступили к стендовой отработке системы стабилизации пушки обоих вариантов поочередно. Вначале снимались характеристики стабилизации с применением муфты трения ПЭЛ при всех режимах качания танка. Затем заменялась эта система на систему, где исполнительным органом удержания пушки в стабилизированном положении являлась гидравлическая система, и проводился полный цикл испытаний со снятием всех характеристик при различных режимах. Если при стендовых испытаниях того или иного варианта обнаруживался какой-нибудь дефект агрегата или прибора в системе, требующего длительной доработки, то в это время проводились стендовые испытания другого варианта.

Стендовые испытания выявили, что система стабилизации пушки с применением муфты трения ПЭЛ очень часто при некоторых режимах входит в автоколебания. Система стабилизации с применением гидравлики показала себя более устойчивой. Грабин принял решение для дальнейшего этапа — полигонных испытаний — готовить опытный образец гироскопической стабилизации с применением гидравлической системы.

Опытный образец гироскопической стабилизации пушки Д-10Т с применением гидравлики под индексом 0817 в 1951 г. прошел заводские испытания на подмосковном полигоне Кубинка.

Создание стабилизации танковой пушки было поручено не только ЦНИИАВ. На конкурсной основе эти работы проводились в ЦНИИ-173 (г. Москва) и на оптико-механическом заводе в подмосковном городе Красногорске. Если на предприятиях ЦНИИАВ и ЦНИИ-173 были разработаны системы стабилизации самой пушки, то на оптико-механическом заводе был выбран вариант стабилизации прицела.

Василия Гавриловича не покидала мысль воплотить идеи, заложенные в 1949 году в аванпроект. И в 1951 году был разработан технический проект 100-мм стабилизированной танковой пушки С84-СА не только в вертикальной плоскости, но также проработан вопрос стабилизации танковой башни по горизонту. Таким образом, обеспечивалась стабилизация пушки в двух плоскостях.

Проектирование и разработку пушки Грабин поручил отделу, начальником которого был П.Ф. Муравьев. Всю работу по определению и согласованию мест стыковки пушки с системой стабилизации осуществляли Б.А. Кощеев и К.И. Баранов.

Проектирование поворотного механизма башни танка как исполнительного органа, обеспечивающего стабилизацию башни по горизонту, было поручено отделу, начальником которого был П.А. Тюрин. Разработку непосредственно исполняли И.Г. Кириллов и Синягин.

Системе стабилизации пушки С84-СА был присвоен индекс заказчика С88-СА. В 1952 году вся документация на систему стабилизации пушки

С84-СА была переиздана на индекс С88-СА и к началу войсковых полигонных испытаний была предъявлена заказчику. Были изготовлены опытный образец пушки С84-СА и к ней система стабилизации С88-СА, доработанная по результатам заводских испытаний.

В 1953 году на полигоне Кубинка проходили войсковые испытания одновременно трех образцов, представленных НИИ-58, ЦНИИ-173 и оптико-механическим заводом. Все три образца с замечаниями были допущены к государственным испытаниям. Началась корректировка документации, полным ходом шла доработка материальной части. Но в августе 1954 года, когда НИИ-58 по решению Совета министров переподчинили Минсредмашу, работы по системе стабилизации приостановили, а всю документацию передали в ЦНИИ-173. По приказу министра оборонной промышленности сотрудники, занимавшиеся этой работой, З.И. Чертков,  О. Смирнов, Н.П. Мальгин, Г. Зайцев, А.Ф. Токавищев, были направлены в ЦНИИ-173, а И.Г. Иванов и Е.Ф. Логутова переведены на оптико-механический завод. Придя в отдел № 26, я увидел молодой коллектив и среди них несколь¬ко человек, как мне тогда показалось, «пожилых» людей в возрасте 40—45 лет. Отдел в составе 30 человек располагался на втором этаже инженерного корпуса в двух комнатах. Одна из них находилась рядом с кабинетом Ва¬силия Гавриловича Грабина. Главный конструктор часто заходил к наше¬му начальнику Я.А. Белову и интересовался, как идут работы по системе стабилизации танковой пушки. В нашей стране такая система создавалась впервые. Это было новое направление в развитии вооружения бронетанковых войск. Опыт войны показал, что одной из слабых сторон танков являлась их уязвимость от огня противника при коротких остановках в ходе боя для производства выстрела по цели. Решение сложных задач по стабилизации танковых пушек позволило бы экипажам вести огонь на ходу, без остановок боевых машин для прицеливания и выстрела.

Во время войны американцы поставили в СССР небольшую партию средних танков М4 «шерман», вооруженных 76-мм пушкой, имевшей ги-роскопическую стабилизацию в вертикальной плоскости, что позволяло поражать цель на ходу. Но наши танкисты, как рассказывали фронтовики, часто стопорили стабилизатор, считая его недостаточно эффективным.

Создание системы стабилизации танковой пушки Грабин поручил от¬делу № 26, занимавшемуся ранее разработкой механизмов подъема и гидроприводов для артсистем.

Несмотря на то что в тактико-технических требованиях (ТТТ), разра-ботанных ГБТУ и ГАУ и выданных предприятиям-разработчикам, пред-усматривалось создать систему стабилизации танковой пушки только в вертикальной плоскости, Василий Гаврилович, умудренный опытом, предложил одновременно с разработкой системы стабилизации пушки организовать поисково-исследовательские работы по выбору оптимальной схемы стабилизации башни танка. Это впоследствии себя оправдало. На первом этапе начали с экспериментально-исследовательских работ по снятию характеристик.

В 1948 году началось проектирование и изготовление стенда для сня¬тия характеристик гироскопической стабилизации пушки танка «шер¬ман», который доставили в ЦНИИАВ. Стенд смонтировали в старом высоком сарае, расположенном на территории предприятия около про¬ходной. Установленный на стенд «шерман» раскачивался при помощи кривошипно-шатунного механизма, приводимого в движение двигате¬лем танка, с разными амплитудами, имитирующими его движение по местности. Отклонения оси пушки при работе гироскопической стаби¬лизации при качании танка записывались на специальном приспосо¬блении. Задавая различные амплитуды качания танка и возмущающие нагрузки на пушку, определяли режимы работы, при которых система стабилизации вела себя устойчиво, а в каких случаях она входила в авто¬колебания.

По этим работам был выпущен отчет. Грабин принял решение создать для танка Т-54 новую пушку калибром 100-мм не только с системой стабилизации в вертикальной плоскости, но и со стабилизацией танковой башни по горизонту (индекс «0963»). 31 мая 1949 года генерал представил в ГБТУ и ГАУ аванпроект, который вскоре был утвержден.

Грабин согласился с предложением отдела вести работы по гироскопической стабилизации пушки в двух направлениях, отличавшихся одно от другого по части исполнительных органов, удерживающих пушку в стабилизированном положении. Одно направление с использованием муфты трения ПЭЛ (Переверзев, Эфрос, Лебедев), а другое — с использованием гидравлической системы. Для обоих вариантов в качестве чувствительного элемента использовался один и тот же гироблок. Для обеспечения выполнения всех работ, возложенных на отдел, сотрудники были закреплены по направлениям. Разработка механизмов подъема, гидроприводов сохранилась за Ф.Ф. Калегановым и его сотрудниками Е.П. Кругловым, Д.С. Михаленком, В.А. Кочергиным, В.Д. Анисимовой и А.Н. Шмелевым.

Работы по направлениям с использованием муфты трения ПЭЛ воз¬главил один из авторов этой муфты С.И. Переверзев, расчеты по этой схеме проводил другой автор, Г.А. Эфрос, а третий автор В.Б. Лебедев обе¬спечивал расчеты по определению и выбору угла трения. Эта муфта была запатентована этими разработчиками и получила наименование «муфта ПЭЛ». Разработкой узлов и агрегатов по этой схеме занимались А.В. Богданова, П.В. Гирин, Ф.И. Плавник, Е.Д. Погосянц и Генрих Зайцев.

Второе направление с использованием в качестве исполнительного ор¬гана гидравлической системы возглавил И.Г. Иванов. Разработку приборов и агрегатов для этой схемы вели Е.Ф. Логутова, Н.П. Мальгин, Ф.А. Гельмаздинов, Олег Смирнов, А.Ф. Токавищев.

Разработку электросхем, подбор электрооборудования, расчеты по выбору управляющего электромагнита обеспечивал Н.С. Некипелов. Все математические расчеты по определению устойчивости гироскопической стабилизации пушки проводили Н.М. Кардаш, З.И. Качанова-Токавищева и на первом этапе — Д.П. Гришин.

Для оперативного создания приборов и агрегатов при отделе была организована лаборатория-мастерская с привлечением высококвалифицированных специалистов из разных цехов завода. Работа в этой лаборатории также была организована по двум направлениям. В бригаду, возглавляемую Корнеевым, входили Алексей Ионов, Георгий Ченчеров. Эти специалисты обеспечивали изготовление и сборку приборов и агрегатов по теме С.И. Переверзева. А вторую бригаду и всю лабораторию возглавлял Н.Ф. Крючков. Эта бригада в составе М.С. Мигунова, В.Н. Семенова, В. Лазарева и В. Пономарева обеспечивала изготовление и сборку приборов и агрегатов по теме И.Г. Иванова.

Во времена авралов бригады помогали друг другу. После снятия харак-теристик стабилизации пушки танка «шерман» на стенде (методику экс-перимента и обработку результатов проводили З.И. Чертков и В. Шле- мович) перешли к новому этапу экспериментально-исследовательских работ. Снимался поочередно тот или иной прибор или агрегат и подвергался разборке. Изучался принцип его работы, оценивались достоинства и недостатки. После этого готовились рабочие чертежи применительно к нашему производству, их передавали в цеха завода, а приборы, требующие наиболее точной и ювелирной работы, изготовлялись в лаборатории отдела.

Следует подчеркнуть, что конструирование составных частей системы стабилизации пушки не являлось слепым копированием шермановских аналогов. Наши специалисты относились к делу творчески и вносили существенные улучшения в конструкцию «изделий», а некоторые агрегаты забраковывали полностью и сконструировали новые — силовой цилиндр, масляный насос и другие.

На следующем этапе прибор или агрегат, воплощенный в металл умельцами завода и лаборатории, устанавливался в танке на место штатного, и проводились испытания. И так по очереди, начиная с гироблока, мас¬ляного насоса с электромагнитным клапаном, цилиндра, пульта управ¬ления, все приборы и агрегаты прошли отработку. Затем собрали экспе¬риментальный образец гироскопической системы стабилизации пушки в вертикальной плоскости.

Одновременно изготавливались оба варианта стабилизации доработанной штатной пушки Д-10Т от танка Т-54.

На стенде заменили «Шерман» на танк Т-54. После проведения мон¬тажа системы приступили к стендовой отработке системы стабилизации пушки обоих вариантов поочередно. Вначале снимались характеристики стабилизации с применением муфты трения ПЭЛ при всех режимах кача¬ния танка. Затем заменялась эта система на систему, где исполнительным органом удержания пушки в стабилизированном положении являлась гидравлическая система, и проводился полный цикл испытаний со снятием всех характеристик при различных режимах. Если при стендовых испытаниях того или иного варианта обнаруживался какой-нибудь дефект агрегата или прибора в системе, требующего длительной доработки, то в это время проводились стендовые испытания другого варианта.

Стендовые испытания выявили, что система стабилизации пушки с применением муфты трения ПЭЛ очень часто при некоторых режимах входит в автоколебания. Система стабилизации с применением гидравлики показала себя более устойчивой. Грабин принял решение для дальней¬шего этапа — полигонных испытаний — готовить опытный образец гиро¬скопической стабилизации с применением гидравлической системы.

Опытный образец гироскопической стабилизации пушки Д-10Т с применением гидравлики под индексом 0817 в 1951 г. прошел заводские испытания на подмосковном полигоне Кубинка.

Создание стабилизации танковой пушки было поручено не только ЦНИИАВ. На конкурсной основе эти работы проводились в ЦНИИ-173 (г. Москва) и на оптико-механическом заводе в подмосковном городе Красногорске. Если на предприятиях ЦНИИАВ и ЦНИИ-173 были разра-ботаны системы стабилизации самой пушки, то на оптико-механическом заводе был выбран вариант стабилизации прицела.

Василия Гавриловича не покидала мысль воплотить идеи, заложен¬ные в 1949 году в аванпроект. И в 1951 году был разработан технический проект 100-мм стабилизированной танковой пушки С84-СА не только в вертикальной плоскости, но также проработан вопрос стабилизации тан¬ковой башни по горизонту. Таким образом обеспечивалась стабилизация пушки в двух плоскостях.

Проектирование и разработку пушки Грабин поручил отделу, начальником которого был П.Ф. Муравьев. Всю работу по определению и согласованию мест стыковки пушки с системой стабилизации осуществляли Б.А. Кощеев и К.И. Баранов.

Проектирование поворотного механизма башни танка как исполни-тельного органа, обеспечивающего стабилизацию башни по горизонту, было поручено отделу, начальником которого был П.А. Тюрин. Разработку непосредственно исполняли И.Г. Кириллов и Синягин.

Системе стабилизации пушки С84-СА был присвоен индекс заказчика С88-СА. В 1952 году вся документация на систему стабилизации пушки

С84-СА была переиздана на индекс С88-СА и к началу войсковых поли-гонных испытаний была предъявлена заказчику. Были изготовлены опыт¬ный образец пушки С84-СА и к ней система стабилизации С88-СА, до¬работанная по результатам заводских испытаний.

В 1953 году на полигоне Кубинка проходили войсковые испытания одновременно трех образцов, представленных НИИ-58, ЦНИИ-173 и оптико-механическим заводом. Все три образца с замечаниями были допущены к государственным испытаниям. Началась корректировка документации, полным ходом шла доработка материальной части. Но в августе 1954 года, когда НИИ-58 по решению Совета министров переподчинили Минсредмашу, работы по системе стабилизации приостановили, а всю документацию передали в ЦНИИ-173. По приказу министра оборонной промышленности сотрудники, занимавшиеся этой работой, З.И. Чертков

В январе 1955 года приказом заместителя министра оборонной про-мышленности бывшим сотрудникам Грабина было предоставлено право возвратиться на свое прежнее место. Проработав в ЦНИИ-173 почти восемь месяцев, я и Н.П. Мальгин воспользовались этим правом, а мо¬сквичи остались в ЦНИИ-173. В марте 1955 года постановлением Совми¬на НИИ-58 передали из Минсредмаша в Министерство оборонной промышленности и переименовали в ЦНИИ-58, и Грабин вновь возглавил институт. Была проведена реорганизация, созданы 12-СКБ (специальное конструкторское бюро), оставлена атомная тематика, восстановлены подразделения, занимавшиеся разработкой систем стабилизации танковых пушек. В 1956 году приступили к проектированию стабилизированной 85-мм танковой пушки для плавающего танка ПТ-76, оснащенного 76-мм пушкой, со стабилизацией танковой башни по горизонту. Эти работы были поручены СКБ, возглавляемому Б.Г. Погосянцем, а непосредственно работы возглавил Н.С. Некипелов, назначенный начальником отдела. В связи с тем что специалистов, занимавшихся этим направлением, осталось не более 30 %, отдел был пополнен специалистами, окончившими промышленную академию (К.Б. Алексеев, А.Н. Владимиров, Ю.М. Карякин, А.Б. Павлов), и молодыми специалистами, окончившими институты и техникумы (А.И. Шуруй, В.И. Горохов, В.И. Сергеев, Л. Машин).

Проектированием 85-мм танковой пушки под индексом С-116 зани¬мались те же специалисты под руководством П.Ф. Муравьева, которые разрабатывали 100-мм танковую пушку С84-СА. Для согласования уста¬новки пушки и размещения агрегатов систем стабилизации в плавающем танке ПТ-76 на этапе эскизного проекта был приглашен представитель Сталинградского тракторного завода, который разрабатывал и изготавли¬вал этот танк. Одновременно разработка системы стабилизации штатной 76-мм пушки была поручена ЦНИИ-173.

В 1957—1958 годах была разработана документация на 85-мм пушку, на агрегаты, приборы и оборудование систем стабилизации под индексом С-117. Их опытные образцы были изготовлены и направлены на Сталин¬градский тракторный завод для монтажа в танке и испытаний в заводском бассейне. Были проведены стендовые бассейновые испытания, состав¬лен отчет. Но в то время Министерство обороны было заинтересовано оснастить этот танк ракетной установкой, и поэтому работы по танковой стабилизированной пушке велись медленно и в середине 1959 года бы¬ли приостановлены. ЦНИИ-58 ожидало очередное потрясение. В июле 1959 года ЦНИИ-58 было присоединено к ОКБ-1, которое возглавлял С.П. Королёв. Коллективу ЦНИИ-58 предстояла работа по созданию новой техники — космических кораблей, станций и ракет. Но коллектив, воспитанный В.Г. Грабиным, продолжал традиции быть всегда на передо¬вых позициях прогресса и не подвел своего основоположника.

Грабин и молодежь

В середине 50-х годов Василий Гаврилович присутствовал на отчетно-выборном комсомольском собрании ЦНИИ-58 и внимательно слушал выступающих.

Один из членов комсомольского бюро обратился с просьбой о помо¬щи в строительстве спортзала для проведения тренировок и спортивных игр в зимнее время. В своем выступлении Василий Гаврилович рассказал о предстоящих работах и перспективе развития предприятия, а с вопро¬сом о помощи в строительстве спортзала он обратился к секретарю ком¬сомольской организации Николаю Басманову, попросил его подготовить техническую справку.

— А я со своей стороны, — сказал он, — попрошу секретаря парткома Б.В. Рублева, присутствующего здесь, и наших строителей внимательно отнестись к вашим предложениям, а комсомольцев попрошу принять в этом строительстве самое активное участие.

На этом собрании было принято решение о строительстве спортзала силами молодежи на общественных началах. И в течение трех лет спортзал в завокзальном районе Калининграда (ныне Королёв) был построен. Он расположен в конце улицы, носящей теперь имя Грабина, и служит молодежи города до сих пор.

При обходе рабочих мест в период посещения отделов Василий Гаврилович интересовался у молодых специалистов, как они повышают свой творческий потенциал. У тех, кто учился в вечерних институтах, интере-совался успехами в учебе, а тем, кто еще не учился, рекомендовал посту¬пить в вузы, а не останавливаться на достигнутом уровне. Начальникам подразделений, сопровождавшим его, поручал планировать работу с таким условием, чтобы студентам вечерних вузов были созданы условия для их творческого роста.

Совсем недавно, в 2004 году, я встретился с бывшим ведущим кон-структором Г.С. Кривулиным, в настоящее время уже пенсионером. Мы разговорились о нашей работе в ЦНИИ-58 во времена В.Г. Грабина, и он, обращаясь ко мне, сказал:

— А ты что, забыл, как Василий Гаврилович провожал молодых спе-циалистов, окончивших техникумы и работавших в ЦНИИ-58, в армию?

И он мне напомнил, как в ноябре 1955 года его и еще 6 человек призвали в армию. Все они проживали в общежитии. Василий Гаврилович откликнулся на их предложение посетить общежитие и принять участие в их проводах.

Ребята освободили одну из комнат и накрыли столы.

Василий Гаврилович рассказал о нелегкой солдатской жизни, каждому дал напутствие и призвал по окончании службы возвратиться в НИИ-58, где и продолжить дальнейшую работу. Они возвратились, окончили вечерние институты и стали высококлассными специалистами, а некоторые из них — руководителями больших подразделений.

Школа Грабина

Перевод НИИ-58 в Минсредмаш показал, что созданная талантом Василия Гавриловича школа воспитала высокопрофессиональных специалистов, отличительной чертой которых является комплексный подход к решению сложных научно-технических проблем. Жизнь это еще раз доказала, когда в сентябре 1959 года коллектив ЦНИИ-58, влившись в ОКБ-1, с первых дней активно включился в новую для него деятельность: продолжая работы по ядерной тематике, уже для космидач, параллельно приступил к новым проектным разработкам для нужд ракетной техники.

Если ранее мы создавали образцы изделий, работавших при высоких температурных условиях, то сейчас нам предстояло разработать образцы новой техники, работающей при очень низких температурах, от минус 173° С до минус 253° С и ниже.

При переводе в ОКБ-1 все специальные конструкторские бюро были преобразованы в отделы. Наш отдел по-прежнему возглавлял бывший на-чальник СКБ Петр Михайлович Назаров, а меня назначили исполняющим обязанности начальника группы.

Однажды в ноябре 1959 г. в комнату, где размещалась наша группа, во¬шел Василий Павлович Мишин — первый заместитель С.П. Королёва — в сопровождении П.М. Назарова. В руках Василий Павлович держал журнал «Missiles and rockets» (этот журнал и по сей день хранится у меня как реликвия). Он нашел нужную страницу, где была размещена фотография с подписью: «Емкость с экранно-вакуумной теплоизоляцией для хранения жидкого кислорода, азота и др.».

— Вот на основании этой фотографии, — сказал Василий Павлович, — вам предстоит спроектировать и разработать емкость объемом 30 м3, а в дальнейшем создать экспериментальное хранилище жидкого кислорода без потерь от испарения для заправки наших баллистических ракет.

Перед нами стояла совершенно новая задача — создать емкость, не имеющую аналогов в нашей стране. Агрегат должен был включать в себя внутренний сосуд объемом 30 м3, покрытый эффективной теплоизоляцией, герметичный кожух, обеспечивающий надежное крепление внутреннего сосуда, и иметь определенную жесткость конструкции, гарантирующую устойчивость к воздействию атмосферного давления, так как в пространстве между внутренним сосудом и кожухом поддерживался вакуум. Конструкция подвески внутреннего сосуда к кожуху, а также все выводы из внутреннего сосуда через кожух должны были обеспечивать минималь¬ный теплоприток.

Экспериментальное хранилище должно было состоять их двух таких емкостей и систем, обеспечивающих хранение криогенных компонентов без потерь: системы термостатирования, системы поддержания вакуума в межстенном пространстве и системы заправки баков. Хранилище предусматривалось создать на стендовой площадке, где испытывались ракетные двигатели. Решение этой проблемы было возложено на мою группу.

В разработке и создании хранилища участвовали старшие инженеры В.М. Лебедев и Е.С. Васина, инженеры В.Ф. Карузин, В.В. Красавин, конструкторы В.Г. Кутилкин, В.С. Шило, Б.П. Щедров и др. Тепловые расчеты и экспериментальная отработка конструкторских узлов были поручены криогенной лаборатории, возглавляемой В.Н. Корвалем.

Через неделю Василий Павлович и Петр Михайлович вновь посетили нашу комнату. Обходя рабочие места, Мишин увидел, что несколько со-трудников продолжают заниматься ядерной тематикой. Обратившись к Петру Михайловичу, он сказал:

— Старую тематику передать в другие подразделения, а эта группа должна целенаправленно работать над созданием экспериментального храни¬лища, и в первую очередь криогенной емкости.

После того как была разработана рабочая документация, Мишин пригласил Назарова для поездки в город Подольск на машиностроительный завод им. Серго Орджоникидзе Минтяжмаша. Петр Михайлович попро¬\сил меня собрать необходимую документацию для передачи ее заводу.

Этот завод в то время изготавливал емкости с порошково-вакуумной теплоизоляцией для хранилищ жидкого кислорода и азота для воинских частей.

Нас принял директор завода. Он пригласил главного инженера и главного технолога. Рассмотрев документацию, главный инженер заявил, что им необходимо «перевыпустить» наши чертежи под заводские нормативы и технологию и после этого в течение полугода наш заказ будет выполнен.

Мне раз в неделю приходилось посещать КБ завода для решения возникающих вопросов, а в дальнейшем обходить цеха завода и докладывать П.М. Назарову о ходе работы.

Василий Гаврилович Грабин постоянно напоминал своим сотрудникам, что техника, которая бы отвечала современному уровню, может создаваться только тогда, когда период от идеи до воплощения ее в жизнь предельно сжат. Он требовал от своих конструкторов постоянной связи с производством и говорил, что содружество и взаимопонимание разработчика и изготовителя — успех всего дела. Этим девизом руководствовался и П.М. Назаров.

Не прошло и двух лет, как экспериментальное хранилище для криогенных компонентов было смонтировано на 4-ой территории РКК «Энергия». В него входили две емкости для хранения жидкого кислорода объемом по 30 м3.

Открылась широкая возможность отработки системы термостатиро- вания, технологии длительного хранения криогенных компонентов и проведения скоростной заправки баков ракет. После испытаний в РКК «Энергия» в НИИХИММАШ (г. Загорск, ныне Сергиев Посад, Моск. Обл.) были проведены заправки жидким кислородом бака ракеты Р-9 от экспериментальной емкости объемом 60 м3. Затем на космодроме Байконур была смонтирована система хранения и заправки жидкого кислорода «Долина» объемом 60 м3, которая обеспечила заправку и пуск нескольких баллистических ракет Р-9.

Решение всех этих задач ускорило сдачу заказчику и постановку на боевое дежурство жидкостной баллистической ракеты Р-9А с ядерной бое¬головкой.

В дальнейшем на этой основе были созданы:

— система хранения и заправки криогенного кислорода для ракеты Н1 ракетно-космического комплекса Н1-Л3, предназначенного для пилоти-руемого полета на Луну;

— системы хранения и заправки криогенных водорода и кислорода для ракеты «Энергия» ракетно-космического комплекса «Энергия-Буран»;

— системы хранения и заправки криогенных водорода и кислорода для энергоустановок на основе топливных элементов Лунного орбитального корабля ракетно-космического комплекса Н1-Л3 и многоразового пи-лотируемого космического корабля «Буран» ракетно-космического ком-плекса «Энергия-Буран».

В итоге я много лет возглавлял в РКК «Энергия» отдел по разработке технологических систем, обеспечивающих подготовку ракетно-космических комплексов к старту, включая их заправку различными компонентами.

Участие многих специалистов ЦНИИ-58, с первых дней объединения направленных в проектные, конструкторские и другие отделы, в которых разрабатывались ракетные блоки, космические корабли и другое обору-дование для ракетной техники, существенно ускорило развитие этих работ. Некоторые из них возглавили группы, сектора и отделы (И.И. Зверев, Б.Г. Погосянц, Д.П. Крутов, А.А. Смердов, Ю.А. Бровальский, ГГ. Болдырев, Н.Д. Бондаренко, П.Н. Куприянчик, А.М. Термосесов, А.Ф. Токави-щев, А.И. Шуруй, В.И. Горохов, Л.П. Козлов, Н.С. Некипелов и многие другие), один из них стал главным инженером завода, а другой главным конструктором самостоятельного предприятия.

Студент МВТУ им. Баумана И.Б. Хазанов проходил преддипломную практику в НИИ-58, и после защиты диплома его направили на наше предприятие. Василий Гаврилович доверил Хазанову возглавить один из ответственных цехов завода — цех сборки электронных приборов. После объединения предприятий он вырос до главного инженера завода.

Другой пример: ведущий специалист проектной группы А.В. Рождов, непосредственно работавший под руководством Грабина, при объедине¬нии предприятий возглавил сектор наземного оборудования в отделении, руководимом А.П. Абрамовым. Через 3 года С.П. Королёв «отпочковал» этот сектор, и на базе его коллектива было создано самостоятельное пред¬приятие — конструкторское бюро по созданию наземного оборудования для технических позиций ракет, где они подготавливались к пуску транс¬портного оборудования для транспортировки блоков ракет и транспорт¬ного оборудования для передвижных ракетных компонентов. Во главе этого конструкторского бюро был поставлен А.В. Рождов, а его замести¬телем — С.В. Ренне.

И таких успешных, талантливых специалистов, прошедших школу В.Г. Грабина, много. Все это прямое свидетельство торжества конструкторской школы В.Г. Грабина.

Последний выстрел из 420-мм безоткатной пушки С-103

Рассказывает А.Г. Когутенко — полный кавалер ордена Славы. Проработал в ЦНИИ-58 — РКК «Энергия» до 1993 г.

В 1955—1956 гг. разработка артиллерийского вооружения в ЦНИИ-58 существенно сократилась. В верхах, по-видимому, интерес к нему пропал. Финансирование уменьшилось. Это видно было по зарплате работников предприятия. В.Г. Грабин активно занимался поиском новых работ. Но одну — по артиллерии продолжал вести. Это была работа по созданию пушки для стрельбы снарядами с ядерными зарядами малой мощности (по неофициальным сведениям, до килотонны в тротиловом эквиваленте). Наверное, В.Г. Грабин рассчитывал после успешных испытаний опытного образца пушки добиться постановления о ее производстве и тем самым поправить финансовые дела предприятия и сохранить свое любимое детище.

Я входил в небольшую группу инженеров, возглавляемую Б.Г. Невзоровым, которой было поручено разработать электрическую систему, позже названную системой инициирования, которая должна была обеспечить взрыв ядерного заряда с докритической массой в снаряде после его доставки к цели посредством атомной пушки. Нами эта работа была выполнена. Были изготовлены опытные образцы снаряда (с макетом заряда) и пушки и поставлены на Ленинградский артиллерийский полигон для проведения огневых испытаний. Группа испытателей, в которой я представлял систему инициирования, прибыла на полигон в середине ноября 1956 года и приступила к подготовке проведения огневых испытаний. Пушка (она была безоткатной) уже была установлена на бетонированной площадке невдалеке (40—60 м) от деревянного домика с узкими окнами для наблюдения за стрельбой.

Накануне во второй половине дня я в окружении любопытствующих проводил проверочные включения системы перед установкой снаряда в пушку. Освещение в зале испытаний было слабое.

Сразу после включения на высоковольтных проводах системы появилось хорошо видимое голубое свечение, которое не было замечено на заводе. Это меня несколько смутило, но я тут же понял, что это корона, которая виделась при плохом освещении. Никакой опасности она не представляла. Однако кто-то из присутствующих, не понимая сути явления, каким-то образом доложил В.Г. Грабину, что система инициирования неисправна — искрит.

В.Г. Грабин (он находился на полигоне) вызвал меня к себе и сразу резко спросил:

- Что у вас творится с системой инициирования?

Я был ошарашен его вопросом. Придя в себя, ответил, что проводятся проверочные включения системы перед установкой снаряда в пушку.

- А почему в снаряде провода искрят? — спросил он.

Я объяснил суть явления.

В.Г. Грабин, немного помолчав, сказал:

- Идите работайте.

Думаю, что после этого разговора был сделан запрос на завод для получения объяснения. Однако на следующий день утром была дана команда на установку снаряда в пушку. Я понял: пронесло. Выстрел производился днем. Наблюдение за выстрелом велось из домика. По команде главного конструктора «Огонь!» грянул глухой громкий взрыв. Площадка с пушкой окуталась облаком пыли и дыма. Когда пыль осела, стало видно, что пушка разорвана. К месту взрыва нас не пустили. Не знаю причины взрыва и по сей день.

Это был последний выстрел из атомной пушки. Он стал очередным звеном в цепи интриг вокруг имени знаменитого конструктора и технолога по разработке многих видов артиллерийского вооружения.

Грабинские университеты

Рассказывает И.С. Востриков — кандидат технических наук, заместитель начальника отдела по разработке электрических схем управления и контроля различных артиллерийских систем и систем космических аппаратов. Проработал в ЦАКБ (ЦНИИ-58) с 1946 г. по 1959 г. и затем в РКК «Энергия» с 1959 г. по 2000 г.

Подготовка кадров

Осень 1941 года, наш отец Востриков Сергей Трофимович 1907 г. рождения с 20 августа на фронте. Защищал Смоленск, Москву. В нашем большом селе Каликено ( Добровского р-на, Липецкой обл.) были расквартированы войска. У нас в доме разместились четыре солдата. Наша семья состояла из шести человек: пятеро детей и беременная мать (Вострикова Ольга Михайловна). Мне 11 лет (старший из детей). Первого ноября родилась Аня — шестой ребенок. Пришли командиры и сказали матери: «Возле вашего дома будем устанавливать пушку. Вы не возражаете?». Мать ответила: «Не воражаю». «Куда денете детей?» — «Отведу к своей матери на другую улицу». Я помогал солдатам рыть землю для установки пушки. После ухода войск нарисовал пушку в ученической тетради. Из города Щелково приехала племянница матери с двумя маленькими детьми (жили до 1943 г.). Однажды она увидела у меня в тетради рисунок пушки и спросила: «Хочешь работать на заводе, где делают пушки?». «Хочу» — ответил я. «Приезжай к нам в Щелково после окончания школы, я отвезу тебя в ремесленное училище в Подлипках». В 1946 году я приехал к ним в Щелково и она отвезла меня в Подлипки в РУ №57. Осуществилась моя юношеская мечта: я работаю с пушками.

Для организации нормальной работы Центрального артиллерийского конструкторского бюро (ЦАКБ) необходимо было провести ремонт зданий: КБ, цехов опытного завода и жилых помещений. Для поддержания их в рабочем состоянии требовалось большое количество строительных рабочих (плотников, каменщиков, штукатуров, маляров) и их постоянное пополнение. С этой целью в 1943 году при ЦАКБ была организована школа фабрично-заводского обучения (ФЗО). Учащиеся этой школы под руководством мастеров отремонтировали недостроенное здание пожарной команды на Вокзальной улице (ныне ул. Грабина) и разместились в нем.

Выпуск строительных рабочих был в 1944 году. Все специалисты были направлены в строительные цеха и в отдел капитального строительства, который был в структуре ЦАКБ.

В этом временном здании министерство трудовых резервов по просьбе руководителя ЦАКБ В.Г. Грабина вместо школы ФЗО организовало и разместило специальное ремесленное училище (РУ-57). С двухгодичным обучением в РУ-57 готовили: чертежников, слесарей, токарей, модельщиков, электромонтеров. Для подготовки конструкторов 3-й категории специалистами ЦАКБ была разработана программа с трехгодичным обучением.

Теоретические общеобразовательные занятия в сокращенном объеме средней школы проходили в классах РУ-57. Поэтому большинство учащихся РУ-57 дополнительно обучалось в вечерних средних школах города Калининграда и в машиностроительном техникуме при вагоностроительном заводе в городе Мытищи.

Практические занятия конструкторов и чертежников проходили в конструкторских отделах ЦАКБ. Практическое обучение модельщиков, слесарей, токарей и электриков проходило в заводских цехах. При выполнении учебных и производственных заданий 30 % заработка выплачивалось учащимся РУ-57. Питались учащиеся РУ-57 в столовой КБ на территории ЦАКБ.

Первый выпуск чертежников, модельщиков, слесарей, токарей и электриков был в 1946 году. Выпуск конструкторов 3-й категории был в 1947 году. Молодые специалисты были распределены по конструкторским отделам КБ и цехам опытного завода. Иногородние выпускники были поселены в общежитиях барачного типа по 5 человек в каждой комнате.

Следующий набор в РУ-57 был в 1946 году для подготовки слесарей и токарей по металлу. Для получения квалификации токаря поступил и я. Общеобразовательные занятия были в сокращенном объеме средней школы. Выпуск этого набора состоялся в 1948 году. Молодые специалисты были распределены по цехам опытного завода ЦАКБ.

Я был направлен в снарядный цех, в котором проработал до 1950 года. Иногородние выпускники (более 100 человек) были поселены на улице Первомайской в большом бараке, который освободился от военнопленных немцев. Условия для выполнения домашних заданий учащихся вечерних школ и техникумов были не совсем хорошие. По мере освобождения мест в комнатах барачного типа на улице Вокзальной и строительства четырех двухэтажных молодежных домов «Грабинского МЖК» на улице Комсомольской учащихся переселяли в первую очередь. Поэтому все учащиеся вечерних средних школ и техникумов успешно закончили обучение. Многие поступили в вечерние, заочные и дневные институты, успешно их закончили, продолжая с энтузиазмом работать в ЦАКБ.

По просьбе С.П. Королёва и В.Г. Грабина в помещении РУ-З при ОКБ-1 в 1947 году, был открыт вечерний филиал Московского военномеханического техникума (ныне Королёвский колледж Космического приборостроения). Наиболее активные учащиеся РУ-57 в 1947 году поступили в этот вечерний техникум, я тоже поступил. Раньше для получения высшего образования специалистами ОКБ-1 и ЦАКБ в том же помещении РУ-З был открыт учебно-консультационный пункт Всесоюзного заочного политехнического института (ВЗПИ). Большинство учащихся после окончания вечерних средних школ и техникумов поступало в ВЗПИ.

В.Г. Грабин большое внимание уделял повышению квалификации и грамотности всех кадровых работников ЦАКБ. Особое внимание уделял кадрам опытного завода, вернувшимся с фронта. Для этого регулярно через отдел подготовки кадров (руководитель — М.А. Терьяки) организовывал школы мастеров с двух и трехгодичным обучением. После окончания школ мастеров многие работники без отрыва от производства поступили в вечерний филиал Московского военно-мехничиского техникума (А.Т. Клишин, В.А. Мухортов, И.И. Сальников и др.) и успешно его закончили.

А.Т Клишин внес большой вклад в отработку 57-мм зенитных пушек С-60 и 76-мм более мощных зенитных пушек под руководством В.Ф. Козлова. В.А. Мухортов стал заместителем начальника строительного цеха на Заводе экспериментального машиностроения (ЗЭМ) РКК «Энергия». И.И. Сальников стал начальником отделения механического цеха ЗЭМ РКК «Энергия».

1. С. Дерденков, Е.И. Дунаев, Н.Е. Перепелицин и др. успешно закончили ВЗПИ. А.С. Дерденков и Е.И. Дунаев возглавили группы по разработке электронных приборов в отделе В.В. Киценко. Н.Е. Перепелицин стал заместителем начальника приборного производства ЗЭМ РКК «Энергия».
2. Л. Большаков, М.С. Дерденков, Н.А. Рау и др. поступили в дневной Бауманский институт с трехгодичным ускоренным обучением. После окончания института вернулись работать в ЦНИИ-58, а после объединения продолжили работать в ОКБ-1. В.Л. Большаков принимал активное участие в отработке водородно-кислородных энергетических установок для Лунного орбитального корабля. М.С. Дерденков возглавил механический цех приборного производства ЗЭМ РКК «Энергия». Н.А. Рау стал зам. начальника цеха по изготовлению электронных приборов под рукводством И.Б. Хазанова сначала в ЦНИИ-58, а в дальнейшем и в ОКБ-1.

В.Г. Грабин был не только руководителем ЦАКБ, но и человеком большого государственного масштаба. К нему часто обращались с разными просьбами директора других предприятий. Он всегда внимательно относился к их просьбам. Грабинские специалисты группами или поодиночке переводами отпускались на другие предприятия. Особенно в городе Калининграде (ЦНИИМАШ, КБХИММАШ, НИИИТ, КПО «Стрела»).

По просьбе директора завода «Фрезер» в Перово были направлены группы слесарей и токарей. Их разместили в хорошем общежитии. Я к ним ездил. Они были очень довольны бытом и заработками (Быков и др.). По просьбе директора радиолокационного завода в Кунцеве была направлена группа специалистов из отдела В.В. Киценко. Я с ними встречался, они также были довольны (Сысоев и др.). Была направлена группа в г. Жуковский (Кукушкин, Шаталов, Яшунин и др.). Я с ними встречался, они тоже были довольны. Группа специалистов была направлена на Сормовский завод в г. Горький (ныне Нижний Новгород). Они приезжали в Москву в командировку, заезжали ко мне в гости и тоже были довольны. Полищук Абрам был направлен в Киев. Когда мы: Востриков, Куркин, Тимофеев служили в армии в Киеве, заходили к нему в гости. Он уже работал главным конструктором проекта, был очень доволен работой и счастлив. Елисеев Костя работал на Загорском оптико-механическом заводе (ЗОМЗ). Горд и счастлив. Белин Женя уехал в г. Калининград (бывший Кенигсберг). Веселов уехал на Урал. Козляков Иван уехал на Братскую ГЭС.

Везде специалисты ЦАКБ с честью оправдывали грабинскую школу подготовки кадров. В последующие годы из них выросли крупные руководители разных предприятий, руководители среднего звена, ученые, изобретатели и специалисты высокого класса (А.П. Абрамов, В.Н. Ходаков, Б.В. Марщев, ГР. Беляков, А.В. Буйлов, Д.И. Волков, А.И. Полищук, И.С. Востриков, Н.И. Басманова, Б.В. Белов, Н.И. Галкин, Ю.А. Глазунов, Б.В. Губин, М.С. Дерденков, В.П. Игнатов, В.И. Киселев, В.А. Кочергин, В.И. Крючков, В.Н. Куркин, Ю.А. Глазунов, В.А. Луковников, В.А. Мухортов, И.А. Мурашкин, И.И. Сальников, А.А. Федотов, Е.И. Тимофеев, А.И. Яшунин, А.Г. Венедиктов, Е.И. Иванов, С.В. Лизунов, В.П. Игнатов, В.С. Иванов, Г.И. Миронов, М.С. и многие другие). Например, А.П. Абрамов стал заместителем С.П. Королёва по наземному оборудованию на космодроме Байконур, В.Н. Ходаков — секретарем Госкомиссии, заместителем главного инженера 3-го Главного управления Министерства общего машиностроения, Б.В. Маршев — заместителем главного инженера ЗЭМ РКК «Энергия», Г.Р. Беляков — заместителем директора ЗЭМ РКК «Энергия», А.В. Буйлов — главным инженером строительного управления в г. Москве, Д.И. Волков — директором Брянского механического завода, А.Н. Полищук — главным конструктором киевского проектного института, А.Г. Венедиктов, А.А. Федотов, Е.И. Иванов и В.В. Лизунов стали начальниками цехов ЗЭМ РКК «Энергия».

К августу 1959 года ЦАКБ превратилось в крупный ЦНИИ-58 с высококвалифицированными кадрами. ОКБ-1 при объединении с ЦНИИ-58 увеличилось более чем на 5000 высококвалифицированных сотрудников.

Общественные работы

В июне 1948 года после окончания с «отличием» ремесленного училища по специальности токаря-универсала 5-го разряда я был направлен в снарядный цех № 4, где меня избрали секретарем комсомольского бюро цеха. Мы создали комсомольско-молодежные бригады и организовали между ними соревнование.

На территории ЦАКБ против задания конструкторского бюро сотрудники отделов и лабораторий под руководством главного садовника предприятия Сергея Никифоровича Максимова еще в 1943 году посадили фруктовый сад. Территория против основных цехов опытного завода была завалена строительным мусором, металлоломом и металлической стружкой. По инициативе комсомольского бюро снарядного цеха все это к весне 1950 года было убрано. Затем эта территория была распахана электротрактором, который был разработан в ЦАКБ и изготовлен в цехах опытного завода. Под руководством С.Н. Максимова на этой земле сотрудниками садоводческого цеха и комсомольцами цехов был посажен второй фруктовый сад.

В 1942 году при организации ЦАКБ в зоне заповедника «Лосиный остров» (ныне ул. Пионерская) была выделена большая территория для заводских испытаний артиллерийских систем (заводской полигон). Чтобы спекулянты на городском калининградском рынке не заламывали цены на овощи и фрукты, В.Г. Грабин в 1943 году разрешил своим сотрудникам осваивать отдельные участки земли для посадки картофеля, овощей, ягод, кустарников смородины, малины и фруктовых деревьев под контролем главного садовника ЦАКБ.

В дальнейшем на этой земле был организован большой (около 20 га) сад, отделенный забором от заводского полигона. Сотрудники ЦАКБ, особенно комсомольцы предприятия, добровольно, без оплаты копали глубокие каналы для осушения заболоченных участков, возили торф, удобрения. Главный садовник С.Н. Максимов приобретал саженцы плодовых деревьев, кустарников смородины и малины. Так к 1956 году вырос еще один (третий) заводской сад.

Обедали сотрудники предприятия в трех заводских столовых. На столах, покрытых белыми скатертями, почти круглый год стояли ягоды и фрукты. Ягодами и фруктами обеспечивались детские сады и общеобразовательная школа. Второго марта 1956 года на расширенном руководстве В.Г. Грабин принял решение распределить среди работников предприятия третий заводской сад. Списки садоводов были составлены в цехах и отделах под контролем заводского профсоюзного комитета, согласованы с общественными организациями и утверждены В.Г. Грабиным.

Летом 1959 года ЦНИИ-58 и ОКБ-1 объединились в одно предприятие (ныне РКК «Энергия»). Коллективный сад с 1993 года существует как садоводческое некоммерческое товарищество «Энергия».

Василий Гаврилович Грабин большое внимание уделял кадрам, их нуждам. Комсомольцы обратились к В.Г. Грабину с просьбой построить своими силами несколько двухэтажных домов для нуждающихся в нормальном жилье сотрудников ЦАКБ, особенно для молодых семей, в Завокзальном районе (ныне ул. Садовая, Болшевское шоссе, ул. Комсомольская, железнодорожные пути от водоканала до станции Подлипки). В народе эта территория называлась «Тундрой». Комсомольцы рвались в бой. Отдел капитального строительства выбрал строительную площадку, подготовил необходимую документацию и совместно с Комитетом комсомола во главе с Юрой Кубаревым подготовил график строительства. Были построены четыре двухэтажных дома. В Завокзальном районе, в «Тундре», возникла Комсомольская улица.

В свою очередь В.Г. Грабин обратился к комсомольцам с просьбой помочь расширить здание литейного цеха. Лично я больше трех месяцев отработал сверхурочно помощником каменщика. Помогал печникам в кладке печей для закаливания деталей артиллерийских систем на новом месте. На освободившейся площадке цеха были организованы расширенные участки фасонного литья и пружинного отделения. По инициативе комсомольцев своими силами был построен стадион в Завокзальном районе и организован тир в подвале дома № 17 по улице Вокзальная (ныне улица Грабина). По линии ДОСААФ мне было поручено организовать соревнования между подразделениями ЦАКБ по стрельбе из малокалиберных винтовок и пистолетов.

Снарядный цех

В июне 1948 года я был направлен в снарядный цех № 4, в котором проработал до января 1950 года. В этом цехе на другом участке работал Авдеев — токарь высшего (7-го) разряда, которому поручались самые ответственные работы. К осени он тяжело заболел и не вернулся в цех. В этот период при заводских испытаниях 180-мм пушки 0956 первый выстрел был неудачным. Комиссия во главе с В.Г. Грабиным обнаружила ошибку и приняла решение доработать готовую партию снарядов. Руководство цеха эту работу решило поручить мне. По распоряжению начальника цеха Михаила Сергеевича Козлова меня временно перевели на другой участок, где раньше работал Авдеев на станке ДИП-200. Для выполнения срочного задания В.Г. Грабина мне был нужен новый инструмент. У меня даже не было ключа от патрона токарного станка. Старший мастер Филилонов И.Г. принес мне из «калилки» новый ключ. Удлинив ручку ключа с помощью двух труб, я стал закреплять очень большой снаряд в патрон токарного станка. Ключ сломался, и я (с трех подставок у станка ДИП-200) упал на пол с этим ключом в руках. В это время по цеху шел в генеральской форме (я его увидел в первый раз) В.Г. Грабин в сопровождении специалистов КБ, директора завода и руководства цеха. Подойдя ко мне, они увидели в моих руках трубы и сломанный ключ. В.Г. Грабин спросил: «Не ушибся?» Я ответил: «Нет». Он сказал: «Ну, герой!» Наладчик цеха (помощник мастера) С.М. Буров принес мне новый ключ от патрона, и я приступил к выполнению задания. В течение месяца все снаряды были доработаны, и я вернулся в свое отделение.

В дальнейшем мне поручали и другие срочные задания. В.Г. Грабин большое внимание уделял фасонному литью. При проектировании и разработке конструкторских чертежей и технической документации на сельскохозяйственные лущильники применяли литейные фасонные чугунные корпуса. Это уменьшало стоимость изготовления, увеличивало надежность и срок работы изделия. Нашему снарядному цеху директор опытного завода Николай Николаевич Соболев поручил обработать эти корпуса. Начальник цеха М.С. Козлов (в дальнейшем зам. главного технолога ЗЭМ РКК «Энергия»), его зам. А.А. Зуев (в дальнейшем начальник цеха ЗЭМ РКК «Энергия» и председатель профкома РКК «Энергия»), старший мастер М.А. Зотов и мастер И.В. Сидоров приняли решение поручить эту «чугунную работу» токарям: И.Ф. Быкову, И.С. Вострикову и В.Н. Чеснокову и лично ежедневно контролировали ход выполнения этого задания обкома партии Московской области. Револьверные станки в нашем отделении для выполнения данных работ не подходили. Нужны были кА русельные станки. Такие были только в цехе № 15, где начальником цеха был П.М. Медведев. Начальник снарядного цеха М.С. Козлов обратился с просьбой к П.М. Медведеву временно выделить один карусельный станок для обрабатывания этих литейных фасонных чугунных корпусов.

Мы с мастером И.В. Сидоровым прибыли в цех № 15. Петр Михайлович Медведев лично провел с нами инструктаж. Мы расписались в журнале по технике безопасности. Петр Михайлович попросил своего мастера И.И. Сальникова рассказать об особенностях карусельного станка, обеспечить инструментом и показать обработку на первом образце чугунного литого фасонного корпуса, т. е. первые шаги работы на карусельном станке. Нас распределили работать в 3 смены. Поскольку я учился в вечернем техникуме, мне по графику определили первую и ночную смены. Порученную работу мы выполнили в срок. Вся партия фасонных чугунных корпусов была передана в сборочный цех для сборки сельскохозяйственных лущильников.

Петр Михайлович упросил Михаила Сергеевича передать одного из нас в цех № 15. Я не согласился, т. к. меня приглашали работать в теплофизическую лабораторию. Иван Федорович Быков дал согласие перейти работать токарем в Перово на завод «Фрезер». В.Н. Чесноков дал согласие работать постоянно токарем-карусельщиком в цехе № 15. Он прошел дополнительное обучение. Аттестационная комиссия присвоила ему 6-й разряд токаря-карусельщика.

В.Г. Грабин наградил нас премиями по 150 руб. Так была оценена наша работа на карусельном станке. Мы гордились тем, что эту работу поручили нам. Ведь мы все трое приехали в РУ-57 из сельской местности и видели, какой тяжелый труд выполняют крестьяне. Мы все сами до 1946 года подростками работали в сельском хозяйстве. Все для победы над фашистскими захватчиками. А тут кроме зарплаты еще и премия. Я купил себе темносиний шевиотовый костюм. 3 ноября 1948 года мне исполнилось 18 лет. Ура! Я стал богатым женихом. Осталось купить сапоги и полупальто.

Было еще одно оперативное поручение. В комитете комсомола рассматривался ход выполнения социалистических обязательств. Старший инженер отдела «живучести» А.Г. Рапп (член комитета комсомола) высказал замечание к снарядному цеху и ко мне, как секретарю комсомольского бюро цеха. Наш цех задерживал выполнение задания теплофизической лабораторий из отдела «живучести». Мне записали поручение разобраться и на следующем заседании комитета комсомола доложить. На следующее утро на оперативное совещание у начальника цеха пришел А.Т. Клишин (сотрудник теплофизической экспериментальной лаборатории конструкторского бюро, возглавляемого Л.А. Локтевым) и попросил изготовить специальные корпуса термопар из орудийной стали категории твердости КТ-150 для измерения температур стволов 57 и 76-мм скорострельных зенитных пушек при заводских и полигонных испытаниях. Такие корпуса для термопар мной были изготовлены и переданы в теплофизическую лабораторию. Ответственным за сдачу этих зенитных пушек был В.Ф. Козлов, который просил Л.Т. Клишина уговорить меня перейти к ним в лабораторию.

Отдел «живучести» артиллерийских систем

В январе 1950 года я перешел лаборантом в КБ в теплофизическую лабораторию отдела «живучести» артиллерийских систем, возглавляемого Г.С. Риттенбергом. Коллектив этого отдела занимался живучестью стволов и других узлов артиллерийских систем. Коллектив теплофизической лаборатории занимался системами охлаждения стволов скорострельных зенитных пушек. Мне было поручено изготовить нужное количество термопар из тех корпусов, которые я изготовил в снарядном цехе из стали КТ- 150, для измерения температур стволов скорострельных зенитных пушек. Для создания плотного огня темп стрельбы мог достигать 100 выстрелов в минуту, ствол нагревался до 400—600° С. Для обеспечения живучести ствола требовалось его оперативное охлаждение после серии выстрелов.

Для исследований и разработки систем охлаждения стволов скорострельных зенитных пушек мне было поручено разработать и изготовить специальные форсунки для распыления жидкости внутри стволов зенитных пушек при их охлаждении. Разрабатывались и испытывались и другие системы охлаждения после серии выстрелов с высоким темпом стрельбы.

В лаборатории я имел возможность осваивать измерительные электронные приборы. Поэтому, обучаясь на 3-м курсе вечернего техникума, я перешел на приборостроительное отделение. На 4-м курсе отучился один месяц до призыва в армию, где в 1951 году в г. Киеве с «отличием» окончил школу младших специалистов по радиолокационным станциям. В 1952 году в г. Здолбунове Ровенской области я сдал экстерном экзамены на аттестат зрелости.

Служба в армии

В октябре 1950 года мы были призваны в ряды Советской армии, где в конце 1951 года в г. Киеве с «отличием» окончили школу младших специалистов: В.Н. Куркин — мастер по вооружению самолетов, Е.И. Тимофеев — механик самолетов, И.С. Востриков — специалист по радиолокационным станциям дальнего обнаружения целей (самолетов и других летательных аппаратов).

Всех выпускников распределили по полкам Киевского военного округа. Меня направили в г. Васильков Киевской области в гвардейский истребительный полк для работы на радиолокационной станции. Разгоралась «холодная война». Самолеты без опознавательных знаков бороздили небо Украины на низкой высоте, недоступной для обнаружения радиолокационными станциями. Забрасывались шпионы. Докучали бандеровцы.

Командующий Прикарпатским военным округом И.С. Конев обратился к командующим других военных округов с просьбой оказать помощь специалистами. Из нашего полка 6 января 1952 года во Львов отправили четырех операторов радиолокационных станций. Из города Львова нас направили в г. Здолбуново Ровенской области в батальон обнаружения целей (ВНОС) на правах полка. Несколько месяцев мы работали в штабе полка. Мне разрешили посещать вечернюю школу (10-й класс), а 4 апреля срочно направили в город Винница в штурманское училище для обучения на штурмана-оператора бомбардировщика ТУ-4. 15 мая 1952 года медкомиссия обнаружила у меня скрытую близорукость. Поэтому к первому полету не допустила и вернула в Здолбуново, где я возвратился в вечернюю школу и сдал экстерном на аттестат зрелости.

В начале июня в наш батальон прибыли из запаса рядовые, сержанты и младшие офицеры (150 человек) на переобучение на новых радиолокационных станциях. Меня назначили командиром взвода и преподавателем по новым радиолокационным станциям и спецпредметам (электротехнике, радиотехнике, радиолокации, антенно-фидерным устройствам, теории длинных линий и др.).

Новые радиолокационные станции устанавливались в разных городах и населенных пунктах (Ярмолицы, Станислав, Львов, Стрий, Дубна, Про скуров, Тернополь, Мукачев, Рава-Русская, Ужгород, Луцк и др.). Меня регулярно направляли на радиолокационные посты для обучения радиолокационных расчетов. Начальник штаба майор Бобылев уговаривал меня остаться в армии. Я не согласился и 30 декабря 1953 года демобилизовался из города Тернополя.

Снова отдел «живучести» артиллерийских систем

После демобилизации из рядов Советской армии я не вернулся в вечерний техникум, а поступил в 1954 году во Всесоюзный заочный политехнический институт (ВЗПИ) на электрофизический факультет, который окончил в 1961 году по специальности «радиоинженер широкого профиля».

Вернувшись из рядов Советской армии 15 февраля 1954 года, я вышел на работу старшим техником в грабинский НИИ-58 в научноисследовательскую объединенную лабораторию дульных тормозов и тепловых процессов, возглавляемую ГГ. Слезовым. Лаборатория входила в состав научно-исследовательского отдела «живучести» артиллерийских систем, возглавляемого Г.С. Риттенбергом. Отдел «живучести» входил в состав научно-исследовательского бюро (НИБ), возглавляемого трижды лауреатом Сталинской (Государственной) премии Л.А. Локтевым.

В лаборатории мне было поручено заниматься измерением параметров физических процессов в артиллеристских системах: разрабатывать электронную аппаратуру к датчикам, разрабатывать специальные датчики для измерения параметров температур, давлений, тензометрии стволов, скорости полета снаряда, скорости отката пушки и распространения волны после выстрела. Для консультации по таким разработкам я был прикреплен к отделу В.В. Киценко. В этом отделе работали специалисты высокой квалификации по разработке электронной аппаратуры и специальных датчиков.

Для разработки штатных дульных тормозов изготавливались их модельные образцы, которые отрабатывались на 23-мм пушке на специальном стенде в лабораторных условиях. По результатам испытаний выпускалась конструкторская документация на штатные дульные тормоза. Изготавливали первый образец штатного дульного тормоза и на штатной пушке проводили его испытания на заводском полигоне. По результатам испытаний при необходимости корректировалась конструкторская документация. Изготавливали штатный литой дульный тормоз. Испытывали его на заводском полигоне. Выпускался промежуточный отчет и заключение о допуске к испытаниям на Софринском полигоне на штатной пушке.

Для измерения величины отката 23-мм пушки с модельными образцами дульных тормозов и для измерения скорости полета снаряда в лабораторных условиях на этом стенде А.С. Дерденковым и И.С. Востриковым был разработан, изготовлен, настроен и аттестован в палате мер и весов электронный счетчик времени (ЭСВ). Данный ЭСВ использовался не только в лабораторных условиях, но и при измерении скорости полета снаряда 57-мм пушки С-114-А большой мощности на заводском полигоне, а также на Софринском и Ржевском полигонах.

Однажды в 1955 году на заводских испытаниях 57-мм пушки большой мощности С-114-А на лафете 78А присутствовали вместе с В.Г. Грабиным академики А.П. Александров и М.А. Лаврентьев. А.Г. Донской, подшучивая надо мной, говорил А.П. Александрову: «Это наш «паутинщик», всю пушку опутал проводами». Они улыбались и ждали, когда я нажму кнопку «огонь». Для нажатия кнопки «огонь» и для одновременного включения регистрирующей аппаратуры при выстреле мной был разработан пульт управления и оформлен рационализаторским предложением.

Для фотографирования скорости отката 23-мм пушки на специальном лабораторном стенде и скорости полета снаряда из этой пушки в темном помещении на аэрофотопленку под руководством А.С. Дерденкова мной была разработана, изготовлена и настроена искровая установка высокого напряжения (18 киловольт) с временной задержкой. Искра для засветки аэрофотопленки вырабатывалась в нужный момент времени. Руководитель авиационного института (НИИ-2) обратился к В.Г. Грабину с просьбой помочь разобраться, почему при стрельбе из 37-мм пушки рвется обшивка самолета. В лаборатории на этом стенде мы конструктивно имитировали разные расстояния обшивки до установки 37-мм пушки и на аэрофотопленку зафиксировали распределение волн при стрельбе. Оказалось, что прямая и отраженная волны попадают в одну точку обшивки самолета. Конструктора НИИ-2 исправили свою ошибку.

Для измерения высокого давления (более 3000 атм) в камере сгорания пороха 57-мм пушки С-114-А мной был разработан пьезокерамический датчик с чувствительным элементом из титаната бария с электронным усилителем. Выходной сигнал с усилителя регистрировался на пленку фотоаппарата. Данный датчик на Софринском полигоне при испытании пушки С-114-А позволил измерять точное давление. На датчик было получено авторское свидетельство на изобретение.

А.Т. Клишин разработал мембранный сигнализатор фиксированного давления 2000 атмосфер и оформил рационализаторское предложение.

В середине 1954 года, когда директором НИИ-58 был назначен академик А.П. Александров, отдел «живучести» и лаборатория дульных тормозов остались в подчинении В.Г. Грабина. Начальником отдела «живучести» был назначен А.Г. Донской. В.Г. Грабин встал на партийный учет в первичную организацию отдела «живучести». В начале 1955 года партийное бюро отдела «живучести» рекомендовало конструктора 1-й категории И.С. Вострикова принять кандидатом в члены КПСС, а в середине 1956 года — членом партии. В.Г. Грабин, поздравляя меня, пожелал успехов.

Для проверки герметичности затвора пушки С-114-А при давлении выше 3000 атм и для проверки работоспособности пьезокерамического датчика и замыкания контактов сигнализатора фиксированного давления 2000 атм была разработана конструкторская документация и изготовлено в цехе опытного завода НИИ-58 специальное устройство для создания давления (манометрическая бомба). В лаборатории дульных тормозов были проведены отработочные испытания. Подобрана графитовая смазка для затвора пушки С-114-А.

В отдел «живучести» для усиления коллектива еще в 1954 г. были направлены из Тульского военно-механического института молодые специалисты: Ю.И. Агапов, Л.В. Заболотский, В.Н. Сафронов, А.И. Лапшин, Н.И. Чуканов, Н.И. Мымрикова. В отдел, разрабатывающий электронные приборы, возглавляемый В.В. Киценко, были направлены молодые специалисты: О.И. Бабков, К.И. Иванова, А.П. Иванов, А.И. Максимов, Н.И. Мягков, А.М. Термосесов, А.Г. Венедиктов, С.В. Лизунов, Т.П. Куганова, Ю.Н. Куганов, П.Н. Куприянчик и И.Б. Хазанов.

В другие отделы и лаборатории были направлены молодые специалисты: С.И. Александров, А.А. Алтухов, В.И. Гореликов, Гадалин, Пузраков, Бабкова, А.В. Шибанов, А.И. Шуруй, Тыртышный, Н.И. Басманов, Н.И. Серебрякова, В.И. Иванов, В.А. Степанов, В.А. Мироедов, Улицкая, Н.И. Степанова, Т.И. Когутенко, И.В. Сидоров, Г.И. Казаринов, РИ. Казаринов, И.И. Максимов, В.И. Измайлов, А.Ф. Федюшин, Н.И. Новиков, Т.С. Зайцева, Г.М. Седов, Г.В. Носкин и многие другие специалисты.

Все они прошли грабинскую школу работы и в дальнейшем достойно продолжили работу в ОКБ-1 (РКК «Энергия»). О.И. Бабков стал заместителем генерального конструктора; И.Б. Хазанов — главным инженером ЗЭМ РКК «Энергия»; П.Н. Куприянчик и А.П. Иванов — заместителями начальников отделения; А.М. Термосесов, Н.И. Басманов, В.А. Степанов, Г.И. Казаринов и Г.М. Седов — начальниками отделов; Г.В. Носкин, И.В. Сидоров, Л.В. Заболотский, В.И. Измайлов, А.И. Максимов — начальниками секторов и лабораторий и т. д.

Все эти подготовительные работы и усиления подразделений кадрами позволили разработать конструкторскую и технологическую документацию, изготовить и успешно провести испытания 57-мм пушки большой мощности на заводском полигоне, а затем на Софринском и Ржевском полигонах.

В марте 1955, года после восстановления в должности директора научно-исследовательского института ЦНИИ-58 В.Г. Грабин сформировал 12 подразделений: научно-исследовательские бюро (НИБ) и специальные конструкторские бюро (СКБ). Руководителем НИБ-9 был назначен Алексей Георгиевич Донской. Начальником научно-исследовательского отдела «живучести» по отработке 57-мм пушки большой мощности С-114-А и доработанной 420-мм атомной безоткатной пушки С-103-IIбыл назначен Г.Г. Слезов — талантливый инженер, начальник лаборатории дульных тормозов и теплофизических процессов, кандидат технических наук.

Под руководством А.Г. Донского и Г.Г. Слезова была успешно отработана 57-мм пушка большой мощности С-114-А. Поэтому после нештатной ситуации при первом выстреле (а не последнем) из 420-мм атомной безоткатной пушки С-103, о которой пишет А.Г. Когутенко, коллективу отдела «живучести» было поручено провести анализ этой ситуации, конструкторам устранить замечания, производству восстановить бетонированную площадку под 420-мм атомную безоткатную пушку, изготовить по откорректированным чертежам новое атомное безоткатное орудие С-103-IIи провести его отработку на Ржевском полигоне в г. Ленинграде (ныне г. Санкт-Петербург).

К изготовлению порохового заряда был подключен НИИ-6. Курировали его А.Г. Рапп, В.А. Мироедов и В.А. Кривоносов.

Для тензометрирования ствола из отдела В.В. Киценко, были привлечены специалисты: А.И. Кузьмин, В.С. Поляков, Е.И. Дунаев, В.А. Поздняков, которые обслуживали тензометрическую электронную многоканальную станцию и тарировочное устройство тензодатчиков давления. Для записи параметров использовались шлейфовые осциллографы. Для регистрации выстрела и вылета снаряда из ее ствола использовалась цейсовская высокоскоростная съемочная камера, т. е. аппаратура, позволяющая регистрировать быстро протекающие процессы. Эксплуатировали эту аппаратуру специалисты из лаборатории Г.Н. Николаева — Ю.А. Никифоров со своей группой. Для одновременного включения аппаратуры мной был разработан пульт управления. Для измерения температуры внутри ствола после выстрела была изготовлена специальная очень чувствительная хромель- копелевая пластинчатая термопара, закрепленная на 2-метровой штанге. Регистрация величины температуры велась на переносной гальванометр.

Испытания 420-мм атомной безоткатной пушки С-103-IIпроводились на Ржевском полигоне в Ленинграде с апреля по июль месяц 1959 года. Был произведен 101 выстрел в Ладожское озеро на расстояние не менее 25 км. Все выстрелы проходили, естественно, без атомного заряда, лишь с его макетом. Сам же атомный заряд был разработан в КБ-11 в 1953—1956 гг. под руководством академика М.А. Лаврентьева и испытан 18 марта 1956 года на Семипалатинском полигоне. После каждого выстрела я вылезал из подземного бункера с термопарой и подключенным гальванометром и бежал к пушке. Вставлял термопару в ствол и в разных его точках крепко прижимал чувствительный спай хромель-копелевой термопары к металлу. Показания гальванометра записывал в тетрадь. Однажды в мае или июне 1959 года на испытания приехала делегация во главе с Д.Ф. Устиновым (К.Н. Руднев, генерал Бульба и др.). Пока я измерял температуру и записывал в тетрадь, делегация подошла к орудию. Д.Ф. Устинов и К.Н. Руднев спросили у меня, что я делаю. Я ответил, что измеряю температуру ствола по теме «Живучесть ствола». Д.Ф. Устинов стал рассматривать термопару с любопытством. В.В. Киценко говорит: «Дмитрий Федорович! Это у него аппарат гинеколога». Они рассмеялись, пожали мне руку и пошли дальше. А.Г. Донской подошел ко мне и говорит: «Иван Сергеевич твое устройство понравилось Дмитрию Федоровичу, он тебя благодарит за эту работу». Я ответил: «Спасибо, служу Советскому Союзу!» Мы продолжали испытания. После 101-го выстрела (по программе должно быть сделано 100 выстрелов) на казеннике была обнаружена трещина.

В конце июля Г.Г. Слезов по телефону отпустил меня на несколько дней в Москву. Я беспокоился за жену. Она была в положении и должна была родить. Утром я вышел на работу, а ГГ. Слезов говорит: «Оформляй командировку и возвращайся на «Ржевку». По указанию В.Г. Грабина будешь сдавать матчасть представителю Ленинградского НИИ-13». После передачи материальной части М.Г. Матвееву пришли к нему домой. Жена накормила нас ужином с «чаркой». Вечером проводили меня на «Красную стрелу».

20 августа я приехал на работу уже в ОКБ-1, возглавляемое С.П. Королёвым. Через 2 дня, т. е. 22 августа у нас родилась дочь Оля. В сентябре я оформил учебный отпуск для сдачи экзаменов и курсовых проектов за 6-й курс ВЗПИ. После учебного отпуска я три месяца работал в новом подразделении КБ, возглавляемом И.Н. Садовским. Исследовал графитовые вкладыши для сопел «Лаваля» у нового начальника группы А.В. Бермишева. Начальником лаборатории стал Г.Г. Слезов, который через некоторое время был переведен в теплофизический отдел к В.Ф. Рощину с группой сотрудников (А.И. Мусотова, В.А. Кривоносов, А.Т. Клишин).

В декабре 1959 года в лабораторию пришли Василий Павлович Мишин, Константин Давыдович Бушуев, Игорь Николаевич Садовский, В.П. Мишин спрашивает, что я делаю. Я ответил, что исследую графитовые вкладыши для сопел «Лаваля» твердотопливных ракет. В.П. Мишин обращается к И.Н. Садовскому и говорит: «Такую работу уже выполнил инженер Пронин в КБ А.А. Северова». С Женей Прониным я учился в одной группе в техникуме. Так я познакомился сразу с тремя заместителями С.П. Королёва. Это знакомство сыграло свою положительную роль в моей дальнейшей работе. Работа в группе Бермишева меня не устраивала, и я попросил И.Н. Садовского отпустить меня в отдел Б.В. Раушенбаха.

Системы управления двигательных установок космических аппаратов

Итак, с января 1960 года я стал разрабатывать стендовые системы управления и контроля для отработки двигательных установок систем ориентации и коррекции (СОК) космических аппаратов. Вначале мне поручили разработать уникальную оптическую систему измерения малых углов на динамических стендах при отработке СОК. Оптическая система измерения малых углов была смакетирована и проверена в лабораторных условиях. Оформлен дипломный проект на эту тему и защищен в 1961 году в ВЗПИ по специальности «радиоинженер широкого профиля».

В середине 60-х годов в одной группе с будущим летчиком-космонавтом, дважды Героем Советского Союза В.В. Кубасовым закончил аспирантуру предприятия РКК «Энергия», что позволило мне в дальнейшем защитить кандидатскую диссертацию на Ученом совете под председательством академика Б.Е. Чертока в «грабинском» кабинете.

Разработана, изготовлена, испытана на КИС и внедрена на спускаемом аппарате на Луну (Е6) оригинальная интегральная система диагностики двигателей малой мощности с электронными интеграторами 14 микродвигателей. За данную разработку я был награжден медалью ВДНХ. Для проверки работоспособности интегральной системы диагностики был разработан специальный пульт, позволяющий проверить систему в разных режимах работы. Кроме того, пульт использовался для ресурсных испытаний микродвигателей для системы ориентации и коррекции.

Разработана стендовая система управления и диагностики двигательных установок космических грузовых аппаратов «Прогресс».

Разработана, изготовлена, установлена на изделие ЗМВ, проверена на КИС и ТК, допущена к полету в составе космических аппаратов для полета к Марсу и Венере автоматическая система управления и контроля средств хранения топлива двигательной установки СОК изделия ЗМВ — космической станции для облета Марса и Венеры. Космический аппарат ЗМВ облетел и сфотографировал обратную сторону Луны. За данную разработку И.С. Востриков награжден медалью ВДНХ.

Энергетические установки на основе топливных элементов

В 1964 году состоялся полет американского пилотируемого космического корабля «Джемени», на котором была энергетическая установка (ЭУ) с использованием (вместо солнечных батарей) водородно-кислородных топливных элементов для прямого преобразования химической энергии в электрическую. Руководство СССР по этому поводу забеспокоилось. В середине 1964 года в Кремле состоялся Научно-технический совет Военно-промышленной комиссии (ВПК) под руководством академика Щукина. ОКБ-1 на этом совещании представляли: Н.С. Некипелов, Э.И. Григоров и И.С. Востриков. Было принято решение — начать разработку новых источников тока для космических аппаратов. В ОКБ-1 (ныне РКК «Энергия») по указанию С.П. Королёва в КБ, возглавляемом Б.Е. Чертоком, в отделе будущего академика Б.В. Раушенбаха была организована бригада (Э.И. Григоров, И.С. Востриков, Э.В. Жук, Г.Г. Морозов, Ю.В. Спаржин, Э.Н. Бучинский, Н.И. Камышин, В.А. Корнев, В.А. Левин, А.Т Луговой и Т.Н. Васильева) для поисковых и экспериментальных работ. Бригаду возглавлял Э.И. Григоров. Группу по разработке электронных приборов системы управления и контроля параметров энергетической установки (ЭУ) возглавил И.С. Востриков. Конструкторскую группу возглавил А.Т. Луговой. Начался поиск новых источников тока для лунного орбитального корабля (ЛОК) Советской лунной экспедиции.

По предложению капитана 1-го ранга В.И. Кирилова объединились усилия: ОКБ-1, института им. Крылова в Ленинграде и военно-морской базы в г. Ломоносове Ленинградской области для разработки новых источников тока для ЛОК и подводного флота. Было предложено разработать источник тока прямого преобразования химической энергии в электрическую на базе топливных элементов (ТЭ). В качестве электродов взяли алюминий и угольную ткань с напылением угольного порошка. В качестве электролита взяли смесь азотной, соляной и плавиковой (фтористоводородной) кислоты. Расчеты, экспериментальные исследования и конструкторская проработка показали, что такая энергетическая установка для ЛОК по весовым характеристикам проигрывает источникам тока на основе водородно-кислородных топливных элементов.

После смерти С.П. Королёва (1966 г.) по приказу нового главного конструктора В.П. Мишина в сентябре месяце был организован отдел двигательных установок и энергетических систем под руководством лауреата Ленинской премии Д.А. Князева и передан из КБ Б.Е. Чертока в КБ Героя Социалистического труда, лауриата Ленинской премии М.В. Мельникова. В этом КБ группа С.А. Худякова, который до объединения ОКБ-1 и ЦНИИ-58 работал у В.Г. Грабина, занималась изотопным источником тока (на основе Полония-210) для ЛОК. ЭУ с изотопным источником тока также оказалась неконкурентоспособна с ЭУ на основе водороднокислородных топливных элементов. Поэтому группа С.А. Худякова была переведена в сектор, возглавляемый Э.И. Григоровым.

В феврале 1968 года был организован отдел по энергетическим установкам на основе топливных элементов, возглавляемый Э.И. Григоровым. Отдел был укомплектован в основном грабинскими специалистами, включая руководителей подразделений: А.В. Бермишев, А.Л. Магдесьян, А.С. Хуртин, А.А. Шестак, С.А. Худяков, В.Н. Щербаков.

Начальником сектора по проектным работам был назначен С.А. Худяков, начальником сектора по системе управления и контроля параметров ЭУ — И.С. Востриков, начальником сектора по разработке пневмогидравлических схем ЭУ — В.В. Глушков, начальником конструкторского сектора ЭУ — кандидат технических наук А.В. Бермишев, начальником второго конструкторского сектора — В.Н. Щербаков, начальником сектора по экспериментальной отработке ЭУ — А.С. Хуртин, заместителем начальника отдела — кандидат технических наук А.Л. Магдесьян.

Началась интенсивная разработка проектной документации, пневмогидравлических схем, электрических схем ЭУ, приборов управления ЭУ, приборов силовой автоматики, специальных датчиков контроля параметров ЭУ, сигнализаторов давления, датчиков количества криогенных компонентов топлива в криостатах хранения жидких водорода и кислорода, датчиков тока и напряжения ЭУ, счетчика ампер часов и другой электронной аппаратуры.

Большое внимание уделялось испытательному оборудованию на всех этапах отработки и приемо-сдаточных испытаний. Продолжилась интенсивная разработка конструкторской документации ЭУ с привязкой ее габаритных размеров в составе Лунного орбитального корабля. Было подключено большое количество смежных организаций и внутренних подразделений ОКБ-1.

По разработанной документации было изготовлено необходимое количество ЭУ: для экспериментальных, лабораторно-отработочных испытаний, конструкторско-доводчиских испытаний, комплексных испытаний на контрольно-испытательной станции, для отработки на стартовом комплексе и штатной комплектации изделия для летных испытаний.

В ноябре 1972 г. энергетическая установка с электрохимическими генераторами (ЭХГ) на основе водородно-кислородных топливных элементов «Волна-20» (разработчик и изготовитель «Уральский электрохимический комбинат») штатно (без замечаний) отработала в предстартовой подготовке 4-го пуска ракеты-носителя Н1 с лунным орбитальным кораблем, на активном участке полета ракеты-носителя и в условиях невесомости после нештатной работы ракеты-носителя вплоть до удара о землю.

По решению руководства страны работы по лунному орбитальному кораблю и по ракете-носителю Н1 были прекращены. Задел ракет-носителей разрезали на металлолом. Лунные орбитальные корабли были также уничтожены. Страна лишилась перспективного носителя и перспективного космического корабля.

В 1976 г. работа по ЭУ на основе ТЭ возобновилась в РКК «Энергия» и на «Уральском электрохимическом комбинате» для Многоразового пилотируемого космического корабля (КК) «Буран». Она велась под руководством начальника отделения, лауреата Ленинской премии В.С. Овчинникова. Здесь вместо 3-х ЭХГ мощностью по1 кВт для ЛОК было уже 4 ЭХГ «Фотон» мощностью по 10 кВт каждый.

Как и в случае с ЭУ ЛОК были изготовлены и прошли все необходимые испытания многочисленные экспериментальные установки ЭУ КК «Буран».

В июне 1990-го года ЭУ на основе ТЭ, была смонтирована на штатном КК «Буран» №2 (в первом беспилотном полете КК «Буран» вместо ЭУ на основе ТЭ была использована аккумуляторная батарея). Затем КК «Буран» был смонтирован на ракете-носителе «Энергия» и весь этот комплекс был вывезен на стартовую позицию космодрома Байконур.

Здесь произошли: заправка ЭУ криогенными водородом и кислородом, вывод её на рабочий режим и питание всех электропотребителей КК «Буран» в штатном предстартовом режиме. На этом закончились наземные испытания ЭУ КК «Буран» и она получила заключение о готовности к космическим полетам. Однако последнего не произошло — все работы по теме «Энергия-Буран» к сожалению, как ранее по теме Н1-Л3, были прекращены.

В дальнейшем коллектив отдела по энергетическим установкам, созданный на основе грабинских специалистов, разработал и обеспечил изготовление и испытания новейших энергоустановок на основе топливных элементов для подводных аппаратов, легковых автомобилей и электро- и теплоснабжения различных народнохозяйственных объектов и в настоящее время продолжает эти работы. Начиная с 2004 года работы по энергоустановкам на основе топливных элементов с участием грабинских специалистов проводятся также в дочернем предприятии РКК «Энергия» — ООО «Институт промышленной водородной энергетики РКК «Энергия» им. С.П. Королёва».

Заключение

В заключении хочется отметить, что В.Г. Грабин искренне любил свою Родину, свой народ. Верил в его талант. Все свои знания и опыт отдавал тому, чтобы помочь народу преодолеть разруху, которую принесла Великая Отечественная война. Василий Гаврилович неоднократно говорил нам: «Сколько же нужно стекла, кирпичей, стройматериалов, сельскохозяйственной техники и усилий народа, чтобы залечить раны войны». Поэтому он постоянно изыскивал резервы для разработки документации на продукцию народного хозяйства и ее изготовление в цехах опытного завода ЦАКБ.

В.Г. Грабин был честнейшим коммунистом с большой буквы преданным партии. Он пропагандировал программу партии и верил, что под ее руководством будет построено справедливое, светлое коммунистическое общество. Впервые эту мысль из его уст я услыхал в 1948 году на общем комсомольском собрании ЦАКБ. Потом эту же мысль он высказал на партийном собрании НИБ-9 в 1956 году. В.Г. Грабин с 1954 года вплоть до объединения с ОКБ-1 состоял на партийном учете в нашей партийной организации НИБ-9 (секретарь партийного бюро Анатолий Данилович Левашов). Василий Гаврилович неоднократно на партийных собраниях напоминал ему: «Не забывайте давать мне партийные поручения». И всегда их аккуратно выполнял.

После выхода в июле 1959 года постановления об объединении ЦНИИ- 58 (ЦАКБ) с ОКБ-1 В.Г. Грабин собрал руководящий состав и ведущих специалистов ЦНИИ-58 для информации и напутственных слов коллективу, с которым так много было сделано. Он сказал: «Принято правильное решение. Мы давно добивались полной загрузки нашего коллектива перспективной тематикой. Вы, грабинцы, перед Родиной чисты. Не роняйте достоинства и не забывайте наших традиций. Работайте хорошо. Попутчики отсеются».

Все, кого я здесь вспомнил (дневника не вел), работали по-грабински, с любовью к порученному делу, с инициативой. За многолетний труд никто из них не нажил «хором каменных», состояний, не стал олигархом в 90-е годы. Хотя они были талантливыми техниками, инженерами, руководителями и испытателями новейшей ракетной и другой техники. Напутствие В.Г. Грабина они выполнили с честью.

Работа грабинских специалистов по наземным
и космическим ядерным энергетическим установкам
в ЦНИИ-58, ОКБ-1, РКК «Энергия» им. С.П. Королёва

Рассказывает профессор В.В. Синявский — д. т. н., профессор, советник президента РКК «Энергия». Работает по настоящее время.

— Я пришел на работу в грабинское ЦНИИ-58 в августе 1958 г. после окончания Московского института химического машиностроения, значительное количество выпускников которого распределялось в то время в атомную отрасль. Я и моя будущая супруга Светлана были распределены в СКБ-7, начальником которого был С.А. Пашков.

Принимал нас на работу Юлий Анатольевич Бровальский, который сразу же покорил нас своим умом, интеллигентностью и эрудицией. Должен отметить, что такое глубоко уважительное, в какой-то мере даже трепетное отношение сохранялось к нему в течение всей его, к сожалению, недолгой жизни.

В то время все работы по атомной тематике считались секретными, поэтому мы в течение примерно двух месяцев, пока оформлялся допуск к секретным работам, находились вне КБ и занимались разработкой чертежей экспериментальных устройств. Так как это был временный «отстойник», особых требований к нам не предъявляли.

О появлении атомной тематики в артиллерийском КБ В.Г. Грабина рассказывает А.Ф. Токавищев:

— Первые шаги по созданию атомных реакторов коллектив НИИ-58 сделал в 1954 году, еще до того, когда он был передан в Минсредмаш. В августе была организована рабочая группа конструкторов из разных отделов во главе с Б.А. Пестовым в составе 12 человек и командирована в ЛИП АН (лаборатория измерительных приборов Академии наук СССР — позже институт им. И.В. Курчатова), которой в то время руководил И.В. Курчатов. Куратором этой группы был назначен заместитель Грабина С.Г. Перерушев.

Ежедневно конструкторов из Подлипок доставляли на территорию ЛИП АН на специальном автобусе. Прибыв в первый раз в ЛИП АН, мы удивились тому, что на проходной были не вахтеры, как у нас на предприятии, а солдаты с красными погонами. Проверив разовый пропуск с паспортными данными, солдат прикладывал руку к козырьку и, вытянувшись по стойке «смирно», произносил: «Проходите, пожалуйста!» Впоследствии такой режим был введен и на территории НИИ-58.

Нашу группу разместили в одной из комнат на 2-м этаже корпуса, в котором был сооружен действующий экспериментальный ядерный реактор.

На второй день к нам в комнату пришли И.В. Курчатов и А.П. Александров. Их сопровождал руководитель этого корпуса (реактора) Скворцов. Курчатов был одет в белый чесучовый костюм. Курчатов и Александров с каждым познакомились пожатием руки. Игорь Васильевич провел вводную беседу о ядерной физике, поставил перед нами задачу, чтобы наша группа в течение месяца разработала аванпроект водо-водяного реактора на тепловых нейтронах, и сообщил, что к нам будет прикреплен инженер-физик, который прочтет курс лекций по ядерным реакторам и будет нашим консультантом. Спросил, что нам необходимо для выполнения этой задачи. Б.А. Пестов ответил, что необходимо иметь несколько кульманов и готовален, каждому рабочий стол и канцелярские принадлежности.

На следующий день все это было доставлено в нашу комнату.

Еще через день Скворцов организовал для нас экскурсию по осмотру действующего экспериментального ядерного реактора. В то время нам это показалось фантастикой.

При входе в зону реактора, а также в помещения, где располагалось оборудование систем, обслуживающих реактор, горел красный фонарь, и периодически включалась сирена, извещающая о радиации. Скворцов штурвалом открыл чугунную метровой толщины дверь, и мы вступили в зону действия реактора.

После осмотра реактора, оборудования и его систем наша группа приступила к разработке аванпроекта. Работа и расстановка людей была организована по функциональному признаку. А.П. Баринов и Д.П. Тюфяков занимались разработкой активной зоны и общей «увязкой» всего проекта. Н.А. Баранову и В. Полетаеву была поставлена задача разработать систему дистанционной загрузки каналов активной зоны урановыми блоками. А.Ф. Токавищев и А.Н. Шмелев решали вопросы системы управления и аварийной защиты, Е.П. Круглов и В.А. Кочергин обеспечивали теплосъем и охлаждение реактора. А. Гольцов и А.М. Миронов занимались подбором контрольно-измерительных приборов. Общее руководство осуществлял Б.А. Пестов. Примерно через две недели с начала командировки в ЛИП АН приехал С.Г. Перерушев. Он познакомился с работами, поинтересовался, требуется ли какая-нибудь помощь, и сообщил, что Василий Гаврилович постоянно интересуется делами нашей группы.

Через месяц перед комиссией состоялась защита аванпроекта. Комиссию возглавлял И.В. Курчатов. В нее входили А.П. Александров, Скворцов и ведущие сотрудники ЛИП АН. На защите проекта присутствовал и С.Г. Перерушев. Докладчиком был Б.А. Пестов. На вопросы комиссии отвечали разработчики систем. Аванпроект был одобрен. И.В. Курчатов особо отметил оригинальную конструкцию машины дистанционной загрузки активной зоны урановыми блоками, предложенную Н.А. Барановым. В дальнейшем им было оформлено авторское свидетельство.

За время нахождения нашей группы в командировке на предприятии прошли большие изменения. Директором НИИ-58 был назначен А.П. Александров. В.Г. Грабин был назначен начальником небольшого КБ по артиллерийской тематике.

Далее продолжает В.В. Синявский:

— Научным руководителем работ по исследовательским водо-водяным реакторам был академик А.П. Александров, который с сентября 1954-го по март 1955 г. был директором НИИ-58. Из ЛИП АН в НИИ-58 был переведен ряд сотрудников, в том числе кандидат технических наук О.И. Любимцев, который стал руководителем конструкторского подразделения по реакторам, а после объединения с ОКБ-1 возглавлял конструкторский сектор по космическим ядерным реакторам. После возвращения В.Г. Грабина в марте 1955 г. для выполнения этих работ теперь уже в ЦНИИ-58 были образованы два специальных конструкторских бюро — СКБ-7 (начальник С.А. Пашков) и СКБ-8 (начальник П.М. Назаров). Разрабатывались водоводяные реакторы на тепловых нейтронах тепловой мощностью примерно 2 МВт, которые для обеспечения секретности предприятия-изготовителя получили индекс «УФФА-МГУ», что означало «Установка физического факультета Московского государственного университета». Реакторные установки были изготовлены и смонтированы в ряде стран, в том числе в Венгрии, Египте, Чехословакии, Румынии и ГДР. За создание этих установок О.И. Любимцев и заместитель начальника СКБ-7 В.Ф. Козлов совместно с сотрудниками из ЛИП АН получили Ленинскую премию.

В грабинской фирме (в отличие от королёвской) не было четкого распределения обязанностей на проектантов, расчетчиков, конструкторов, испытателей. Специалисту, в том числе молодому, поручалась разработка узла, агрегата, системы. Он проектировал, выполнял все необходимые расчеты, потом разрабатывал схему и чертежи, на заводе или в смежных организациях вел изготовление деталей, узлов и сборку в целом, при необходимости организовывал и проводил эксперименты и испытания, а затем и шеф-монтажные и пусковые работы. Так, А.Ф. Алтухов для «УФФА- МГУ» разработал фильтр для очистки воды первого контура реактора. Потребовалась защита от излучений реактора — разработал графитовую защиту фильтров на основе ионно-обменных смол, после чего курировал их изготовление на Подольском заводе.

После ухода с директорства А.П. Александрова (1955 г.) и возвращения на эту должность В.Г. Грабина работы по атомной тематике не прекратились, а получили новое развитие. Предприятие интенсифицировало работы по конструированию и изготовлению реакторов на быстрых нейтронах. Научным руководителем этих работ был Физикоэнергетический институт (сейчас ГНЦ РФФЭИ, г. Обнинск), а более конкретно — так называемые тогда «четыре мушкетера»: И.И. Бондаренко, В.Я. Пупко, В.Я. Стависский, Э.А. Стумбур. Они учили, консультировали, рекомендовали. В результате такого сотрудничества ученых-физиков из ФЭИ и проектантов, конструкторов и технологов из ЦНИИ-58 были разработан, изготовлен и смонтирован в ФЭИ (г. Обнинск) первый реактор на быстрых нейтронах БР-1 с ртутью в качестве теплоносителя, а затем первый реактор с натриевым теплоносителем СР-3 (БН-5 — быстрый натриевый).

Техническое задание на разработку СР-3 пришло из ФЭИ в конце 1955 г., а с начала 1956 г. уже велись интенсивные работы по этой установке. Группа проектантов из ЦНИИ-58 была на несколько месяцев командирована в Обнинск, причем привезли с собой кульманы, письменные столы, чертежные принадлежности и даже стол для пинг-понга. Жили не в гостинице, а в специально выделенной трехкомнатной квартире. Руководителем работ по БН-5 от ФЭИ был Пинхасик. Разработка активной зоны реактора выполнена Ю.А. Бровальским и Е.И. Старостиным. Отмечу, что до работ по атомной тематике Ю.А. Бровальский занимался работами по противооткатным устройствам пушек, и В.Г. Грабин хорошо его знал.

Пневмогидравлическую схему реактора и установки в целом разработали А.Ф. Алтухов и А. Шибанов. Первый контур охлаждения реактора был спроектирован натриевым и включал один контур («хвост», как тогда говорили), а второй контур с теплоносителем в виде эвтектики натрийкалий (с температурой плавления минус 11°С) состоял из двух «хвостов»: один охлаждался воздухом, а второй водой, т. е. фактически был спроектирован парогенератор натрий-вода. Так как натрий интенсивно взаимодействует с водой, то трубки парогенератора были двойными с зазором, заполненным ртутью. На основе разработанной в ЦНИИ-58 пневмогидравлической схемы в Ленгипрострое, который затем стал ЛПИ (Ленинградский проектный институт), «накрутили» остальные необходимые агрегаты и системы. Затем были этапы написания технических заданий на агрегаты и системы, курирования их изготовления и, наконец, монтажа реактора и всей установки в здании 170 ФЭИ. Ответственным за шеф- монтаж всей установки был М.Е. Безусов. На монтажные работы приезжали И.В. Курчатов и министр Министерства среднего машиностроения Е.П. Славский. Установка была пущена в 1958 г. А.Ф. Алтухов вспоминает, как установку посетил первый иностранный гость — Иосип Броз Тито со свитой и корреспондентами. Ему было все «до лампочки», а режимщики были в ужасе, так как для гостя были развешаны совершенно секретные схемы и другая секретная в то время документация. Отметим, что реактор несколько раз модернизировался и до сих пор (на 01.01.2005 г.) эксплуатируется в ФЭИ.

Меня часто спрашивают, интересовался ли Грабин атомной тематикой. Скорее всего, он глубоко не вникал в нее, поручив организационное и техническое руководство своему первому заместителю К.К. Ренне и давним соратникам по артиллерии С.А. Пашкову и П.М. Назарову, но когда было необходимо, все ответственные решения принимал сам. В ЦНИИ-58 было принято, что 1—2 раза в год Грабин обходил всех сотрудников и интересовался их работой. Он садился на стул у кульмана, задавал несколько вопросов и переходил к другому кульману. Он несколько раз был в Обнинске. Вспоминают, что солдаты на контрольно-пропускном пункте, в первый раз увидев генерал-полковника, вытягивались в струнку, отдавали честь и пропускали его со свитой без проверки документов.

В дальнейшем было начато проектирование уже энергетического реактора с натриевым теплоносителем СР-4 (БН-50). Результаты этих работ составили основу реализованных затем на других предприятиях энергетических реакторов БН-350 и БН-600, установленных соответственно в г. Шевченко (Казахстан) и Белоярской АЭС (Свердловская область).

После получения допуска я стал работать в секторе Н.М. Минакова, занимавшегося проектно-расчетными работами теплотехнической части атомных установок, в группе Г.Я. Минакова. У последнего было хобби — найти доказательства существования эфира, вывести единую формулу, объяснявшую все явления мироздания. Поэтому он изучал дореволюционные книги по физике, которые нам, только что окончившим вузы, казались доисторическими. А про Н.М. Минакова все помнят такую байку. При поручении новой работы заместитель начальника ЦАКБ К.К. Ренне спросил его:

— Справитесь?

— Да!

— А если подумать?

— Нет!

А члены партии вспоминают также, что на одном из партийных собраний обсуждался вопрос об исключении одного из пьяниц из партии. Только что принятый в кандидаты в партию молодой специалист А.М. Файн предложил запретить всем членам партии пить.

На что Г.Я. Минаков заметил:

— Товарищ Файн хочет развалить партию.

Естественно, партсобрание не позволило это сделать.

Через несколько лет А.М. Файн уволился с предприятия, защитил кандидатскую диссертацию, в настоящее время он генеральный директор «Альфа-Эко» — основы могущественной империи «Альфа-Групп» М. Фридмана.

Первой моей работой было проектирование механического погружного насоса для перекачивания натриевого теплоносителя установки СР-4, будущего реактора БН-50 с натриевым теплоносителем. Руководителем работ по СР-4 был Р.С. Сверановский, большой друг Ю.А. Бровальского.

Особым положением в то время пользовались так называемые физики, окончившие суперпрестижный в то время МИФИ, В.Г Бобков и В.П. Демин. Первый занимался нейтронно-физическими расчетами собственно реактора, второй — расчетами радиационной защиты (совместно с сотрудниками ФЭИ). Оба защитили кандидатские диссертации и до конца своей жизни работали с нами.

Первые работы по космическим ядерным энергетическим установкам (ЯЭУ) в грабинской фирме начались в 1958 году. В апреле этого года К.К. Ренне собрал небольшое совещание, на которое пригласил также Ю.А. Бровальского и В.Д. Юдицкого. Он сообщил о предложении разработать космическую реакторную ЯЭУ электрической мощностью 3—5 кВт для разведывательного радиолокационного спутника. Эта установка у нас тогда имела индекс «Е» («установка Е»). Работа понравилась, и Ю.А. Бровальскому было поручено возглавить ее и сформировать небольшую команду толковых молодых инженеров и проектировщиков. Первоначальный состав команды был следующим (в алфавитном порядке): А.Ф. Алтухов, Макаров, И.И. Максимов, К.Т Осадчая, В.Д. Юдицкий. До этого В.Д. Юдицкий работал в конструкторском секторе Д.В. Тюфякова и занимался проектнорасчетными работами по агрегатам «УФФА-МГУ» и реактора СР-4. А.Ф. Алтухов и К.Т. Осадчая занимались схемами и тепловыми расчетами.

Затем в состав группы проектировщиков также ввели молодых специалистов В.В. Синявского и Ю.И. Сухова. До этого Ю.И. Сухов разрабатывал перегрузочное устройство для реактора СР-4 и редуктор для него. Группа постепенно расширялась. Так, в нее был введен также Л.В. Соловьев после того, как он завершил в Венгрии шеф-монтажные работы по пуску исследовательского водо-водяного реактора (ВВР) «УФФА-МГУ».

Предстояло все начать с нуля, и мы все стали первопроходцами во многих вопросах. Сначала основным вариантом была ЯЭУ с паротурбинной схемой преобразования тепла с паром ртути в качестве рабочего тела турбины, хотя рассматривались и другие схемы. Так, мне была поручена разработка холодильника-излучателя космической ЯЭУ с термоэлектрической системой преобразования тепловой энергии. Консультировали нас по термоэлектричеству в Ленинградском институте полупроводников, который позже вошел в состав Ленинградского физико-технического института им. А.Ф. Иоффе.

В разгар расширения работ по наземным реакторам на быстрых нейтронах с жидкометаллическими теплоносителями и по космическим ЯЭУ малой мощности было принято решение о передаче ЦНИИ-58 в королёвское ОКБ-1.

После присоединения были расформированы или перепрофилированы практически все подразделения ЦНИИ-58, кроме СКБ-7, которое занималось атомной тематикой. Руководителем работ по космическим ЯЭУ стал М.В. Мельников, который у С.П. Королёва после создания управляющего жидкостного ракетного двигателя (ЖРД) для знаменитой королёвской «семерки» и ЖРД для космического разгонного блока для полета на Луну и для облета Луны стал заниматься перспективными космическими двигателями, в том числе и на атомной энергии. Он не только сохранил коллектив специалистов по атомной энергетике, но и значительно расширил его. Однако он сразу же заявил, что нам нужны большие мощности для электроракетных двигателей, в том числе для обеспечения полета на Марс и других целей. Все предыдущие разработки, как по исследовательским водо-водяным реакторам «УФФА-МГУ», так и по жидкометаллическим реакторам на быстрых нейтронах, которые в то время в нашей стране проектировались и изготовлялись лишь в ЦНИИ-58, были переданы в другие организации. Отметим, что в дальнейшем на основе реакторов «УФФА-МГУ» в нашей стране была создана серия исследовательских водо-водяных реакторов, установленных в Киеве, Алма-Ате, Ташкенте. Были переданы также и разработки по космической ЯЭУ «Е» малой мощности. Результаты выполненных разработок были использованы при разработке в ОКБ-670 Бондарюка космической термоэлектрической ЯЭУ «Бук». В частности, был выбран реактор на быстрых нейтронах, размеры тепловыделяющих элементов и другие параметры активной зоны реактора на быстрых нейтронах, спроектированного Ю.А. Бровальским. Эти установки начали запускать в космос в 1970 г., и до 1998 г. было запущено 32 таких ЯЭУ в составе советских радиолокационных разведывательных спутников «УС-А». Эти спутники на базе ЯЭУ сыграли большую роль в обеспечении паритета с США, так как позволяли контролировать нахождение американских авианесущих морских группировок.

Таким образом, коллектив грабинских специалистов по реакторным установкам стал заниматься в ОКБ-1 разработкой ядерных электроракетных двигателей (ЯЭРД) большой мощности под руководством профессора, доктора технических наук М.В. Мельникова при поддержке С.П. Королёва одновременно с проведением научно-исследовательских и проектных работ по межпланетным пилотируемым экспедиционным кораблям.

Включение в состав ОКБ-1 в 1959 г. специализированного подразделения (СКБ-7 с частью специалистов из СКБ-8) из ЦНИИ-58, занимавшегося наземной ядерной энергетикой, дало мощный импульс развитию работ по космическим ЯЭУ.

Энтузиазм, напористость и уверенность в успехе М.В. Мельникова, которому тогда было всего лишь 40 лет (но он уже имел за плечами опыт работы по созданию ЖРД, был Героем Соцтруда), передались коллективу специалистов СКБ-7, в основном молодому. Нашим основным лозунгом стал «И на Марсе будут яблони цвести». Для разработки электрореактивных двигателей (ЭРД) в комплекс был переведен сектор А.М. Долгопятова.

Вначале основной целью разработок был выбор направления работ и создание научно-технических основ для опытно-конструкторской разработки ядерного электрореактивного двигателя (ЯЭРД) как нового особого класса двигателей для межпланетных сообщений, и ядерной энергетической установки (ЯЭУ) замкнутой схемы как нового мощного и длительно действующего источника энергии с высокой энергоемкостью для энергообеспечения ЭРД и энергоемкой целевой аппаратуры, обеспечивающих эффективное решение научных, народно-хозяйственных и оборонных задач в космосе.

С целью выбора схемы и параметров космических ЯЭУ большой мощности (электрическая мощность в несколько мегаватт) под руководством С.А. Пашкова и Ю.А. Бровальского в 1959—1960 гг. были выполнены широкомасштабные проектные сравнительные исследования нескольких типов ЯЭУ:

— паротурбинных — с использованием паров калия, натрия и лития;

— газотурбинных — на основе инертных газов гелия, неона и аргона;

— с непосредственным преобразованием тепловой энергии деления ядер урана в электроэнергию в термоэмиссионном реакторе-преобразователе (ТРП).

Проектная проработка космических ЯЭУ паротурбинной схемы выполнялась под руководством Ю.А. Бровальского и В.Д. Юдицкого. Так как для расчета турбин требовались термодинамические свойства паров щелочных металлов, а их, естественно, тогда не было, мне (совместно с В.В. Лебедевой и Л.И. Ронжиной (Пушиной)) было поручено разработать термодинамические таблицы (T-Sи I-Sдиаграммы) для паров натрия, калия и лития. Идеологию разработки предложил В.Д. Юдицкий, а именно — на основе теории подобия, взяв за основу такие диаграммы для воды. Следует отметить, что в течение длительного времени, примерно до 80-х годов, ими пользовались во многих организациях, пока в Институте высоких температур (ИВТ) АН СССР они не были получены на основе экспериментальных данных. Отмечу, что ученые ИВТ АН были очень удивлены практическим совпадением полученных нами и ими диаграмм и высказывали сожаление, что не могут сослаться на первых разработчиков таких диаграмм, так как они (что естественно для того времени) не были опубликованы.

Проектная разработка ядерных реакторов космических ЯЭУ для всех этих схем выполнялась под научным руководством группы ученых ФЭИ во главе с академиком А.И. Лейпунским и доктором физико-математических наук И.И. Бондаренко.

К работам по космическим ЯЭУ турбинной схемы была привлечена группа специалистов, окончивших в 1956 г. МВТУ им. Н.Э. Баумана (Ю.А. Баканов, В.В. Мазный, А. Дворянинов, Л. Ковзун), работавших в подразделении А.С. Пустовалова, а также Ю.П. Ушаков, занимавшийся агрегатами наземных ЯЭУ. Для космической установки «Е» (малой мощности) Ю.А. Бакановым была спроектирована турбина на ртути в качестве рабочего тела. После перехода в ОКБ-1 Ю.А. Баканов и В.В. Мазный были командированы в ЦИАМ, где проектировали турбину с паром калия в качестве рабочего тела для космической ЯЭУ большой мощности.

А.В. Дворянинов перешел на работу в Москву в НПО «Красная Звезда», Л. Ковзун перешел в подразделение ОКБ-1 по проектированию турбонасосных агрегатов ЖРД. Ю.П. Ушаков стал проектантом насосов космических ЯЭУ, сначала механических, затем электромагнитных, защитил кандидатскую диссертацию.

В дальнейшем с начала 60-х годов до 1969 г. Ю.А. Баканов работал в ОКБ-1 начальником созданного С.П. Королёвым специально для академика Б.С. Стечкина сектора, в который были введены также В.В. Мазный и С.Р. Троицкий, окончивший в 1959 г. Московский энергетический институт по специальности «электрические машины».

С начала работ по космической тематике С.Р. Троицкий активно включился в работы по электротехническому блоку ЯЭУ. Применительно к турбинной схеме им был разработан проект униполярного генератора, тогда совершенно нового агрегата.

Сектор Ю.А. Баканова с Б.С. Стечкиным занимался проектными и экспериментальными работами по космическим ЯЭУ на основе жидкостного магнитогидродинамического преобразователя энергии. В.Д. Юдицкий вспоминает, как он «принимал» на работу академика Стечкина. Первый заместитель С.П. Королёва академик В.П. Мишин позвонил и потребовал к себе М.В. Мельникова и затем других начальников. Никого не оказалось на месте.

— А кто же у вас есть?

— Юдицкий.

— Давайте ко мне вашего Юдицкого.

С.Р. Троицкий вспоминает, как ими создавался электромагнитный насос, который должен был обеспечивать напор жидкого металла примерно 60 атм, который требовался для МГД — генератора Б.С. Стечкина. С помощью смежных организаций (СКБ МГД и НИИЭФА) было создано несколько вариантов таких насосов, это были уникальные и достаточно громоздкие изделия, однако они обеспечивали напор не более 30—40 атм. После смерти Б.С. Стечкина (1969 г.) сектор был расформирован.

Инициатором работ по термоэмиссионным ЯЭУ в ОКБ-1 был В.А. Кошелев, перешедший в наш коллектив вместе с М.В. Мельниковым. Примерно в 1960 г. группа специалистов, работавших до вхождения в ОКБ-1 под руководством Р.С. Сверановского по реакторам на быстрых нейтронах, была командирована в г. Ленинград и г. Гатчину, где в то время под руководством профессора Ю.А. Дунаева из Физико-технического института АН СССР и капитана первого ранга М.Б. Барабаша из Военно-морского института начали интенсивно разрабатывать термоэмиссионный реактор для подводного флота. На реакторе в Гатчине проводились испытания термоэмиссионных элементов («Гвоздь») и многоэлементных сборок («Ветка»). Имевшие опыт работ по проектированию и монтажу реакторов на быстрых нейтронах В.И. Бержатый и В.П. Кириенко активно включились в работы по проектированию, изготовлению и реакторным испытаниям термоэмиссионных элементов и сборок. Приобретенный ими здесь опыт очень помог в создании собственных реакторных испытательных баз, развертывании работ по изготовлению и испытаниям термоэмиссионных сборок в ОКБ-1. Отмечу, что мы тогда восхищались импозантным, энергичным моряком-подводником М.Б. Барабашем.

Мне вспоминается такой случай. Мы возвращались с ним из Ленинграда в Москву в одном купе поезда. Появилась бутылка коньяка, и меня, как самого молодого, послали за стаканами. Естественно, проводница ответила: «Стаканов нет». После сообщения об этом М.Б. Барабаш сказал:

— Иди за мной и учись.

Вот он, невысокий, но плотный мужчина в морской форме с шевронами, подходит к ней и очень вежливо говорит:

— Пожалуйста, дайте нам очень маленькие рюмочки для коньяка.

— У нас нет таких рюмочек.

— Тогда дайте рюмочки побольше, как для вина.

Это было сказано уже по-командирски. У проводницы появилась дрожь в голосе:

— У нас нет никаких рюмочек.

— Что же у вас есть?

— Только стаканы, — дрожа уже всем телом, отвечает она.

Тогда он достаточно сурово обращается ко мне:

— Ты будешь пить коньяк из стакана?

Я, испытывая не меньший, чем проводница, страх, отвечаю:

— Буду.

К концу 1960 г. были завершены проектные проработки космических ЯЭУ с несколькими схемами преобразования тепловой энергии в электрическую. Результаты сравнительного анализа показали, что наиболее перспективной является ЯЭУ с термоэмиссионным реактором- преобразователем (ТРП), так как тепловая и электрическая схемы такой установки отличаются простотой, отсутствием движущихся частей, относительно простым запуском и остановом, более высокой по сравнению с другими установками температурой отвода сбросного тепла и, соответственно, более компактным холодильником-излучателем. Это определило выбор ЯЭУ с ТРП в качестве источника электроэнергии для ЭРД и энергоемких космических аппаратов (КА). К этому выводу пришел практически весь коллектив разработчиков. Окончательное решение о выборе термоэмиссионной схемы и прекращении разработок по другим схемам ЯЭУ было принято руководителем комплекса М.В. Мельниковым.

После этого весь коллектив был объединен единой целью, возрастало количество сотрудников, занятых этой тематикой, были привлечены специалисты из других подразделений, набраны молодые специалисты. Планировалось создание в ОКБ-1 мощных космических ЯЭУ и ЭРД на основе тугоплавких металлов и жидкометаллических теплоносителей.

В ЦНИИ-58 по ядерной тематике занимались также в отделе 32 (начальник С.П. Гончаров). После объединения с ОКБ-1 отдел С.П. Гончарова был переведен в комплекс М.В. Мельникова в качестве материаловедческого отдела по ЯЭРД, где руководителями лабораторий были назначены его воспитанники Л.З. Поляк, А.Н. Лукьянов, А.Г. Аракелов, О.К. Какабадзе.

С.П. Гончаров был не только высококвалифицированным специалистом в области материаловедения, но и интеллигентом в лучшем понимании этого слова. Поэтому он не всегда соглашался с мнением руководства.

А.Г. Аракелов пришел на работу в ЦНИИ-58 в 1958 г. из Института стали и возглавил работы по исследованию коррозионных процессов в щелочных металлах. Он продолжил затем эти работы в ОКБ-1. Им впервые были изучены вопросы совместимости высокотемпературных теплоносителей ЯЭУ в виде щелочных металлов с тугоплавкими металлами, прежде всего лития и натрия с ниобиевыми сплавами, а также молибденом и ванадием.

На основе выполненных исследований им с сотрудниками было сделано официально зарегистрированное открытие СССР по процессам «внешняя среда — тугоплавкий конструкционный металл (ниобий) — литиевый теплоноситель». Им предложены и реализованы способы защиты основного конструкционного материала космических ЯЭУ — отечественного ниобиевого сплава НбЦУ — от внешней космической среды — молекулярного и атомарного кислорода.

После ухода С.П. Гончарова он возглавил материаловедческий отдел в комплексе М.В. Мельникова. Защитил докторскую диссертацию, стал профессором.

В ЦНИИ-58  Л.З. Поляк занимался вопросами длительной прочности и ползучести материалов для активной зоны ядерных реакторов, в том числе циркониевых сплавов. После начала работ по космической ЯЭУ малой мощности он занимался выбором материалов для турбинных лопаток, в том числе экстраполяцией прочностных свойств тугоплавких металлов.

После перехода в ОКБ-1 он создал первоклассную лабораторию механических испытаний и исследования прочностных свойств тугоплавких металлов, разработал метод ускоренных испытаний, который лег в основу его кандидатской диссертации. В лаборатории было около 30 уникальных машин для определения длительной прочности тугоплавких металлов, в том числе при температурах до 3000 К. На основе огромного количества испытаний им вместе с А.Г. Аракеловым и сотрудниками других лабораторий был выпущен уникальный, не имевший аналогов справочник по прочностным свойствам тугоплавких металлов.

В ЦНИИ-58 А.Н. Лукьянов по заданию ФЭИ исследовал структуру сплавов циркония как материала ядерного реактора. Отметим, что выполненные под руководством С.П. Гончарова исследования механических свойств и структуры циркония в широком диапазоне температур были пионерскими в нашей стране. Эти работы в составе обобщенного доклада были доложены на первой Женевской конференции по мирному использованию атомной энергии, который был сделан представителем ФЭИ, конечно, без какой-либо ссылки не только на предприятие, где эти работы выполнялись, но и на авторов работы. После перехода в ОКБ-1 лаборатория А.Н. Лукьянова занималась металлофизическими исследованиями тугоплавких металлов, в том числе после ресурсных испытаний в составе литиевых контуров космической ЯЭУ.

А.К. Какабадзе пришел в ЦНИИ-58 в 1957 г. и сначала занимался вопросами проницаемости гелия через металлы применительно к турбинной схеме ЯЭУ с гелиевым рабочим телом. После перехода в ОКБ-1 он целиком посвятил свою деятельность монокристаллам тугоплавких металлов, сначала молибдена, потом вольфрама, их выращиванию, обработке, изготовлению из них уникальных изделий.

Он предложил и реализовал метод периферийного роста монокристалов тугоплавких металлов большого диаметра, который лег в основу его будущей докторской диссертации. Он впервые в нашей стране разработал технологию изготовления газоотводных устройств для термоэмиссионных электрогенерирующих элементов реактора-преобразователя в виде трубки с жиклером из монокристалла вольфрама.

Выполненные к началу 60-х годов проектно-баллистические исследования показали перспективность разработки ЭРД для наиболее эффективного и экономичного осуществления межпланетных перелетов. Это позволило подготовить в начале 60-х годов предложения по развертыванию в СССР широкомасштабных НИОКР по ЯЭУ и ЭРД. В десятках НИИ, КБ, вузов и других организациях по техническим заданиям и с участием специалистов ОКБ-1 были развернуты широкомасштабные поисковые теоретические, экспериментальные, материаловедческие, испытательные, включая реакторные, исследования, работы по созданию новых высокотемпературных конструкционных, электродных и других функциональных материалов, созданию экспериментальных установок и реакторных испытательных баз.

Для создания экспериментально-испытательной базы была выделена так называемая третья территория на окраине г. Калининграда (сейчас Королёв), где раньше у грабинской фирмы был полигон для отстрела пушек. Начали создаваться стенды, а лаборатории оснащаться оборудованием.

Больших вакуумных камер тогда еще не было, и первый крупный стенд для испытаний натриевого контура из нержавеющей стали создали под руководством В.К. Гришина, участника и инвалида Великой Отечественной войны, который до этого защитил кандидатскую диссертацию по глубокому сверлению стволов пушек.

Благодаря его энергии были заказаны и пущены в эксплуатацию высоковакуумные стенды, в том числе стенд ЭУ-305, который в течение более 30 лет являлся единственным таким стендом в нашей стране. На этом стенде до 2005 года проводились испытания с электронагревом литиево- ниобиевых контуров и полномасштабного модуля системы охлаждения космической ЯЭУ для межорбитального буксира «Геркулес».

В.К. Гришиным совместно с другими сотрудниками была написана первая в нашей стране книга по литию как теплоносителю ЯЭУ. Следует отметить, что уже в ОКБ-1 на основе опыта работ с натрием им была создана и испытана в космосе так называемая «натриевая комета» (для защиты космического объекта от обнаружения наземным радиолокатором). Осуществлением этого космического эксперимента он очень гордился. В последующем он занимался изучением вопросов взаимодействия в космосе материалов с набегающим потоком атомарного кислорода.

Первый (поисковый) этап работ по ЯЭРД был завершен в 1962 г. одновременно с окончанием эскизного проекта ракеты-носителя Н-1, которая создавалась для обеспечения пилотируемых полетов на Луну и выполнения ряда других задач. В состав проекта вошли «Материалы по ЯЭРД для тяжелых межпланетных кораблей».

В 1965 г. в РКК «Энергия» (руководители разработки М.В. Мельников и Ю.А. Бровальский) совместно с ФЭИ был разработан эскизный проект ядерного электрореактивного двигателя ЯЭРД-2200 для межпланетного корабля с экипажем.

Основные особенности ЯЭРД-2200:

— двухблочная схема двигателя (два независимых блока с ЯЭУ и ЭРД с полезной электрической мощностью 2200 кВт в каждом) с суммарной тягой 8,3 кг;

— использование термоэмиссионного реактора-преобразователя (ТРП) на быстрых нейтронах;

— применение лития как теплоносителя ЯЭУ и рабочего тела ЭРД;

— лучевая схема компоновки с теневой биологической радиа-ционной защитой минимальной массы;

— применение тугоплавких делящихся (UO2, UC), электродных (W, Mo), конструкционных (Nbи его сплавы), электроизоляционных (A12O3), магнитных и других материалов, работающих при предельных температурах, при которых происходит отжиг радиационных дефектов;

— применение ЭРД плазменного типа с ускорением плазмы в собственном магнитном поле с удельным импульсом 5500 с при КПД — 0,55.

Именно в это время в ОКБ-1 было организовано специализированное структурное подразделение (комплекс, затем отделение) по разработке ЯЭРД, в составе которого была создана лабораторно-экспериментальная база по обоснованию основных характеристик узлов и агрегатов ЯЭРД. Структура отделения была сформирована первым руководителем комплекса, доктором технических наук профессором М.В. Мельниковым и осталась практически неизменной до начала 90-х годов. Она исходила из функциональной направленности каждого подразделения и необходимости замкнутости всего комплекса работ по космическим ЯЭУ большой мощности и ЭРД.

С 1986 по 1993 год комплексом руководил доктор технических наук П.И. Быстров, после безвременной смерти которого отделением руководил Ю.А. Баканов. До начала 90-х годов отделение высокотемпературной космической энергетики и электроракетных двигателей включало несколько отделов, руководили которыми выходцы из грабинской фирмы: проектно-конструкторский отдел (начальники отдела кандидат технических наук Ю.А. Бровальский, доктор технических наук П.И. Быстров, кандидат технических наук Ю.И. Сухов), материаловедческий отдел (кандидат технических наук С.П. Гончаров, доктор технических наук, профессор А.Г. Аракелов), технологически-испытательный отдел (В.И. Бержатый, В.П. Кириенко), экспериментальный отдел (М.Н. Левин).

Отмечу, что М.Н. Левиным была разработана и испытана на литиевых контурах серия высокотемпературной датчиковой аппаратуры, особенностью которой было измерение давления и скорости высокотемпературного теплоносителя без нарушения целостности контура. Левин был душой любой компании, было ли это в командировке, поезде или в колхозе на уборке картошки.

В это же время были развернуты работы по созданию производственнотехнологической и стендово-испытательной базы, заложены основы промышленности страны по производству полуфабрикатов из тугоплавких материалов (в основном из ниобия, а также вольфрама, ванадия и др.), высокотемпературных электроизоляционных, проводниковых и магнитных материалов. В ОКБ-1 и смежных организациях были созданы уникальные материаловедческие, технологические, производственные и экспериментально-испытательные базы.

В 1965—1980 гг. в ОКБ-1 была создана испытательная база для определения механических и других свойств тугоплавких материалов при высоких температурах в вакууме и в среде щелочных металлов, а в смежных организациях — и в поле излучений ядерного реактора. На этой основе А.Г. Аракеловым с сотрудниками были созданы «ниобий-литиевая» и «ниобий-натриевая» технологии и изготовлены основные узлы и агрегаты ЯЭУ и ЭРД, разработаны модули и прототипы ЯЭУ.

Производственно-технологическая и испытательная база была создана в ОКБ-1 в 1967—1982 гг. под руководством и при непосредственном участии С.П. Гончарова, В.К. Гришина, В.И. Бержатого.

К началу 90-х годов в состав базы, кроме механической и других мастерских, входили:

— стенд для комплексных испытаний крупноразмерных теплотехнических высокотемпературных (до 1000 °С) литий-ниобиевых контуров в высоком вакууме при тепловой мощности до 300 кВт;

— стенд для отработки технологии изготовления и испытаний жидкометаллических контуров из тугоплавких металлов, а также отдельных деталей и узлов при температурах до 1400 °С;

— комплекс экспериментальных установок для отработки технологии заполнения тепловых труб жидкометаллическими рабочими телами, а также проведения контрольно-технологических испытаний и отработки полноразмерных тепловых труб при рабочих температурах до 1000 °С;

— стенд для отработки и испытаний высокотемпературных расходомеров, уровнемеров, датчиков давления, электромагнитных насосов и других агрегатов.

На этой базе до ее ликвидации (2005 г.) изготовлены и испытаны 21 контур с полноразмерными агрегатами ЯЭУ, более 200 тепловых труб с диаметром от 12 до 48 мм и длиной до 8 м при рабочих температурах до 1000 °С, а отдельные — до 1200 °С. В разработку объектов и проведение испытаний определяющий вклад внесли грабинцы А.Ф. Алтухов, П.И. Быстров, М.Г. Глазунов, В.П. Кириенко, Л.В. Соловьев, Ю.П. Ушаков.

В специализированной термоэмиссионной лаборатории на созданных экспериментальных установках выполнен комплекс исследований термоэмиссионных преобразователей и моделей электрогенерирующих элементов при высоких плотностях электрической мощности (10—50 Вт/см²) и «горячем» коллекторе с измерением энергетического баланса.

Среди внешних экспериментально-испытательных баз, созданных и эксплуатировавшихся РКК «Энергия», необходимо отметить реакторные базы для испытаний устройств для прямого преобразования тепловой энергии реакции деления в электрическую энергию — термоэмиссионных электрогенерирующих сборок — каналов (ЭГК) — основного функционального агрегата термоэмиссионного реактора- преобразователя (ТРП) — и полноразмерный ядерный реактор — критический стенд ФС.

Для отработки энергонапряженных термоэмиссионных ЭГК ТРП большой мощности под руководством и при непосредственном участии грабинцев В.И. Бержатого и А.С. Карнаухова были спроектированы, оснащены испытательным оборудованием и эксплуатировались две реакторные испытательные базы: на реакторе ВВР-М (г. Киев, Украина) и на реакторе ВВР-К (г. Алма-Ата, Казахстан). Для отработки ЭГК использовалась также база на реакторе АМ в ФЭИ (Г.Обнинск).

Первая была пущена в эксплуатацию в 1964 г., вторая в 1970 г. Каждая из испытательных баз позволяла испытывать термоэмиссионные ЭГК при плотности электрической мощности до 15 Вт/см². Приобретенный в Ленинграде опыт по реакторным испытаниям «Гвоздей» и «Веток», организаторский талант и напористость лично В.И. Бержатого и возможности всесильного тогда ОКБ-1 позволяли реализовывать, казалось бы, немыслимые проекты.

Так, алма-атинский реактор был модернизирован с увеличением мощности с 2 до 10 МВт и образованием в центре активной зоны реактора исследовательской ячейки большого диаметра (140 мм) с очень большим потоком нейтронов для испытаний петлевых каналов в спектре быстрых нейтронов при большой мощности термоэмиссионных ЭГК.

В 1976 и в 1981 гг. реакторная база в Алма-Ате была модернизирована с введением в строй регулятора потока и спектра нейтронов и нейтронографической установки для неразрушающего контроля испытанных петлевых каналов с ЭГК. Разработка последней была осуществлена во ВНИ- ИРТ по инициативе А.С. Карнаухова, который был руководителем реакторных испытаний практически с начала 1970-х до конца 1980-х годов. Эта база позволяла проводить испытания ЭГК как бы в ячейке реактора на быстрых нейтронах. На этих базах было испытано более 60 петлевых каналов с энергонапряженными ЭГК и проведены послереакторные нейтроно-графические исследования испытанных изделий.

Многоэлементные ЭГК для реакторных испытаний сначала изготавливались у нас в лаборатории В.П. Кириенко, причем двуокись урана для них мы возили из Ленинграда в простом поезде, а ночью, чтобы не украли, коробку с ураном клали под свою подушку. Затем ЭГК стали изготавливать в ФЭИ (г. Обнинск) и СФТИ (г. Сухуми).

У меня большой период творческой жизни связан с реакторными испытаниями. Я участвовал во всех этих испытаниях, сначала по расчетному прогнозированию ожидаемых энергетических характеристик и разработке методов и обеспечению диагностики испытаний, а затем фактически стал и идеологом разработки ЭГК для исследовательских испытаний.

Все было новое, интересное, требовало приложения ума и знаний. По результатам этих работ мною написано несколько десятков статей и три книги.

Вспоминается такой анекдотический случай. В Алма-Ате (в отличие от Москвы) в 80-е годы было в продаже жигулевское пиво и на улицах продавались на алюминиевых проволочках шашлыки по 70 коп. за палочку. Поэтому после окончания испытаний (реактор находился в 23 км от города в поселке Ала-Тау) все ехали в город «отдохнуть».

Был какой-то большой перерыв в испытаниях, и В.И. Бержатый с командой попросили меня найти причину, чтобы уговорить М.В. Мельникова послать нас в Алма-Ату для решения какой-нибудь «проблемы» и «попить пиво с шашлыками». Пришлось взять грех на душу и доказать необходимость слетать в Алма-Ату дней на пять.

Для обоснования концепции развития ТРП на быстрых нейтронах в 1965—1968 гг. в РКК «Энергия» совместно с ФЭИ был спроектирован и изготовлен, а в 1970 г. пущен критический стенд ФС-1 — полномасштабный нейтронно-физический прототип термоэмиссионного реактора — реактора нулевой мощности.

Созданный реактор позволял варьировать в широких пределах структуру, геометрию, состав и конфигурацию основных компонентов ядернофизической модели ТРП.

Основные элементы реактора были изготовлены из штатных конструкционных материалов (окись урана, ниобий, вольфрам, бериллий, окись европия и т. п.), а объем активной зоны мог достигать 200 л с критической загрузкой до 300 кг урана. На этом стенде было собрано и исследовано 8 критических сборок — моделей ТРП, разрабатываемой в РКК «Энергия» ЯЭУ различных модификаций для межорбитального буксира «Геркулес».

Обоснование нейтронно-физических характеристик радиационной защиты проводилось на созданных (под руководством к. т. н. В.П. Демина) в ФЭИ подвесном реакторном стенде ПС. Следует отметить, что он и В.Г. Бобков были соавторами одной из первых книг по радиационной защите в космосе. В.П. Демин активно работал с Институтом медикобиологических проблем (ИМБП) по защите космонавтов во время пилотируемых полетов, в том числе на Марс. Защитил кандидатскую диссертацию.

Разработка проектов потребовала разработки основ проектирования ЯЭУ и ее основных элементов, создания и последующей интенсивной эксплуатации математических моделей, алгоритмов и программ расчета и имитационного моделирования процессов в основных агрегатах и системах ЯЭУ и ЭРД. В 1965—1980 гг. были разработаны методы проектрования, математические модели и уникальные программные комплексы для расчета нейтронно-физических, энергетических характеристик и ресурсоопределяющих процессов в ТРП, расчета характеристик основной и пусковой систем охлаждения и высокоэффективных теплопередающих тепловых труб.

В.Д. Юдицким первым в нашей стране было предложено использовать монокристаллы в качестве эмиттерной оболочки термоэмиссионных сборок, на основе обработки большого количества экспериментальных исследований разработана инженерная методика расчета характеристик ТЭП, являвшаяся в то время наиболее точной, созданы алгоритмы расчета и геометрического профилирования ЭГК, совместно с Л.И. Пушиной разработана энергомассовая математическая модель космической ЯЭУ на основе ТРП и многое другое. В 80-е и 90-е годы он фактически был главным проектантом космических ЯЭУ и ЯЭРД в РКК «Энергия».

Ю.И. Суховым были созданы модели распухания термоэмиссионных элементов, проведены исследования и разработаны предложения по повышению ресурсоспособности ЭГК, по результатам которых он защитил кандидатскую диссертацию. С начала и до конца 90-х годов он был начальником проектно-конструкторского отдела. В настоящее время (2015 г.) ведущий специалист по разработке, испытаниям и сопровождению эксплуатации электроракетных двигателей информационных спутников «Ямал-100» и «Ямал-200».

В конце 60-х годов в РКК «Энергия» был разработан эскизный проект ядерного электро-энергетического и ракетно-космического блока с ЯЭУ и ЭРД, предназначенного для использования в составе ракеты-носителя Н1М.

Одновременно был разработан аванпроект этой системы с перспективными параметрами реактора и электрореактивных плазменных двигателей. ЯЭУ и ЯЭРД разработаны в одноблочном (ЯЭ-1 и ЯЭ-1М) и трехблочном исполнениях (ЯЭ-2 и ЯЭ-3). В одном блоке ЯЭ-1 предполагалось получить электрическую мощность 2500—3200 кВт с ресурсом 4000—8000 час, в ЯЭ-1М до 5000 кВт. Суммарная тяга ЭРД 6,2 и 9,5 кгс при удельной тяге 5000 и 8000 сек. соответственно. В трехблочном исполнении (на основе трех ТРП) электрическая мощность 3х3200 и 3х5000 кВт соответственно.

Материалы проекта в части ЯЭУ были рассмотрены и одобрены экспертными комиссиями под руководством академиков А.П. Александрова и Б.Н. Петрова.

Для обоснования технических решений, заложенных в проекты ЯЭ-2 и ЯЭ-3, интенсивно велись экспериментальные работы на созданных РКК «Энергия» экспериментальных базах по обоснованию высоких удельных характеристик термоэмиссионных ЭГК (на уровне 5— 10 Вт/см²), по обоснованию нейтронно-физических характеристик радиационной защиты, по подтверждению работоспособности конструкционных материалов на основе тугоплавких металлов в составе материаловедческих контуров и другие.

В 70-х годах основное внимание было сосредоточено на разработке одноблочного изделия с термоэмиссионной ЯЭУ, получившей индекс 11Б97. Основное внимание было направлено на обеспечение транспортабельности, технической реализуемости и технологичности, опытноэкспериментальной отработки основных агрегатов и узлов, а также на решение ряда принципиальных вопросов практического применения изделия в ближнем околоземном пространстве в оборонных, народнохозяйственных и научных целях. Основным принципиальным результатом этих исследований явилась корректировка приемлемого уровня электрической мощности термоэмиссионной ЯЭУ до 500—600 кВт и целесообразность использования в качестве ЭРД плазменно-ионных электрореактивных двигателей.

К концу 70-х годов была полностью сформирована концепция космической ЯЭУ третьего поколения, действующая и в настоящее время.

Она характеризуется следующими принципиальными техническими и технологическими решениями:

— использование ТРП на быстрых нейтронах с замедляющим нейтроны отражателем, в котором в качестве эмиттерных оболочек используются упрочненные легированные монокристаллы вольфрама;

— применение высокотемпературной одноконтурной системы охлаждения, в которой в качестве теплоносителя используется расплавленный, практически не активируемый изотопно-чистый литий-7;

— непреобразованная теплота термодинамического цикла отводится через поверхность холодильника-излучателя, который сформирован из ниобиевых тепловых труб с натрием в качестве рабочего тела;

— во всей конструкции ЯЭУ (включая корпуса электрогенерирующих каналов, конструкцию реактора и конструкцию системы охлаждения) используется единый тугоплавкий конструкционный материал, созданный в РКК «Энергия» — ниобиевый сплав НбЦУ, допускающий значительно более высокие рабочие температуры по сравнению с жаропрочными сталями, что позволяет уменьшить габариты и массу установки;

— применение модульной структуры ЯЭУ, что обеспечивает большую гибкость в отработке и изготовлении ЯЭУ;

— использование лучевого принципа компоновки ЯЭУ с применением многослойной теневой радиационной защиты.

В 80-х годах в РКК «Энергия» было разработано техническое предложение по ядерному межорбитальному буксиру «Геркулес» полезной электрической мощностью 550 кВт, выводимому на опорную орбиту высотой 200 км с помощью орбитального корабля МКС «Буран» или ракеты- носителя (РН) «Протон», в качестве универсального электротранспортного средства для решения целевых задач в околоземном пространстве.

Основные технические характеристики межорбитального буксира следующие:

— полезная электрическая мощность ЯЭУ — 550 кВт;

— удельный импульс ЭРД — 30 000 м/сек.; •тяга ЭРД — 2,6 кгс;

— ресурс ЯЭУ и ЭРД — 16 000 час;

— рабочее тело ЭРД — ксенон;

— масса (сухая) буксира — 15 700 кг.

Был рассмотрен также двухцелевой вариант этой системы: доставка КА на высокую орбиту при мощности 550 кВт и работа в режиме пониженной мощности на уровне 50— 150 кВт в течение 3—5 лет.

В 1984 г. был разработан эскизный проект «Стендового прототипа энергодвигательного блока ядерного межорбитального буксира», в котором представлены основные технические решения по прототипам ЯЭУ и ЭРД и определены состав и структура стендово-испытательной базы для отработки прототипов.

Во второй половине 80-х годов было принято решение о развертывании работ в нашей стране по созданию ЯЭУ и ЯЭРД большой мощности. Было разработано техническое предложение по ядерному электрореактивному двигателю для межорбитального буксира применительно к решению конкретной космической задачи: транспортировки на геостационарную орбиту (ГСО) полезных грузов массой до 100 т с использованием разрабатываемой тогда РН «Энергия».

В 90-х годах работы по ЯЭУ и ЭРД проводились в рамках научноисследовательских работ Федеральной космической программ «Марс- ЯЭДБ» и других в направлении определения ближайших задач использования разрабатываемых установок, увеличения длительности функционирования (со снижением удельных энергетических характеристик), поиску путей снижения сроков и стоимости отработки изделия и экспериментальному подтверждению основных параметров установок, стендовой отработке основных узлов, агрегатов и модулей с проведением ресурсных испытаний.

Комплекс проектных исследований, выполненных в РКК «Энергия» В.Д. Юдицким и В.В. Синявским и включавших исследования возможных областей применения ЯЭУ и ЭРД, разработку проектного облика ряда энергоемких КА различного назначения, разработку технических предложений двухрежимных ЯЭУ электрической мощностью от 100 до 400 кВт в транспортном режиме и от 25 до 180 кВт в режиме длительного энергообеспечения аппаратуры КА, разработку в 1990 г. совместно с ФЭИ технического предложения по наземному прототипу ЯЭУ, привели к важному выводу о необходимости корректировки основных технических характеристик разрабатываемой ЯЭУ вследствие следующих обстоятельств:

— в складывающейся экономической обстановке в стране вряд ли будет принято решение о разработке ЯЭУ, создание которой потребует нового капитального строительства производственно-испытательной базы с комплексом для ядерно-энергетических испытаний полномасштабной ЯЭУ;

— потребности энергообеспечения аппаратуры большей части КА ближайшей перспективы вряд ли достигнут уровня 20—40 кВт;

— практически все транспортные задачи в околоземном космосе могут быть эффективно решены с использованием ЯЭРД с электрической мощностью до 150 кВт.

В результате с начала 90-х годов руководителями проектных работ В.В. Синявским и В.Д. Юдицким был выбран новый типоразмер ЯЭУ и соответственно ЭРД с уровнем электрической мощности до 150 кВт в транспортном режиме и до 50 кВт в режиме длительного энергообеспечения аппаратуры КА, и большая часть проектных и практически все экспериментальноиспытательные работы концентрировались на этой установке.

Преимущества этой установки следующие:

1. ЯЭУ мощностью до 150 кВт могла быть отработана на существующих стендово-испытательной базе РКК «Энергия», ФЭИ и других смежных организаций без нового капитального строительства (с заменой или модернизацией испытательного оборудования);
2. модульная концепция ЯЭУ и ЭРД могла в то время позволить проводить отработку практически всех узлов, агрегатов и модулей ЯЭУ без привязки к конкретному изделию;
3. рассматриваемая ЯЭУ с соответствующим ЭРД может быть эффективно использована для решения следующих космических задач:

— доставка на ГСО тяжелых информационных спутников типа универсальной космической платформы и последующего длительного — в течение до 10 лет энергообеспечения аппаратуры на уровне мощности 10—40 кВт;- решение коммерческой и экологической задачи космического захоронения особо опасных отходов атомных электростанций и атомной промышленности путем увода контейнеров с этими отходами на орбиту захоронения, например, между Землей и Марсом;

— обеспечение энергопитанием спутника непосредственного телевещания на бытовые антенны;

— очистка космоса от антропогенного засорения, в том числе ГСО от отработавших пассивных спутников путем увода их на более высокие орбиты, и от мелкого «мусора» путем испарения частиц лучом лазера, питаемого от ЯЭУ;

— создание резервной системы безопасности полетов самолетов с использованием системы радиолокационных с фазированной решеткой спутников на ГСО;

— обеспечение грузопотоков Земля — Луна, а затем и Земля — Луна — Земля при создании лунной базы, лунного орбитального комплекса на первом этапе промышленного освоения полезных ископаемых Луны;

— создание системы предупреждения об астероидной опасности путем развертывания группировки КА на дальних подступах к Земле.

В 1994 г. было разработано техническое предложение по «Облику электроракетного транспортного аппарата (ЭРТА) для решения народнохозяйственных, научных и коммерческих задач с использованием отечественных и зарубежных ракет-носителей различного класса». Проектные исследования по выбору ракеты-носителя (РН), разгонных блоков и служебным системам КА показали, что применительно к ЭРД мощностью 150 кВт оптимальной РН могла быть предлагаемая в то время РКК «Энергия» РН «Энергия-М». ЭРТА кроме обеспечения доставки модуля полезной нагрузки на орбиту функционирования обеспечивает многопрофильное сервисное обслуживание модуля полезной нагрузки, включая энергообеспечение, терморегулирование, ориентацию и стабилизацию, передачу на Землю информации и т. п.

Одновременно с работами по ЯЭУ мощностью 150 кВт выполнялись НИР по ядерному энергодвигательному блоку для обеспечения пилотируемой экспедиции на Марс. Исследованы однопусковая, двух и более пусковые схемы экспедиции. Применительно к Марсианскому экспедиционному комплексу массой 150 т для однопусковой схемы требуется термоэмиссионная ЯЭУ электрической мощностью 5—10 МВт с ресурсом до 1,5 лет, а для разделенной схемы — мощностью 1—1,5 МВт с ресурсом до 3 лет.

В процессе работ по космическим термоэмиссионным ЯЭУ решен целый ряд наукоемких проблем, которые в совокупности позволяют сделать вывод о том, что в нашей стране был создан научно-технический, материаловедческий и технологический заделы по новому перспективному направлению космической техники — энергодвигательным блокам и электроракетным транспортным аппаратам.

В целом современный уровень готовности для создания космической ЯЭУ с термоэмиссионным реактором-преобразователем на быстрых нейтронах и литий-ниобиевой системой охлаждения электрической мощностью 150—500 кВт и более и ЭРДУ на базе холловских ЭРД типа ДАС мощностью 25—50 кВт может быть оценен как достаточно высокий.

Создание зенитных ракет по теме «Круг» и стратегических межконтинентальных баллистических твердотопливных ракет и комплексов на их основе

Рассказывает Л.А. Музуров. После окончания в 1957-м году с отличием Тульского механического института по специальности «двигатели летательных аппаратов» был распределен в ЦНИИ-58, где принимал участие в разработке зенитных управляемых твердотопливных ракет по теме «Круг». После объединения ЦНИИ-58 с ОКБ-1 принял участие в разработке стратегических межконтинентальных баллистических твердотопливных ракет РТ-2, РТ-2П и ракетных комплексов на их основе, а затем участвовал в разработке ракетно-космического комплекса «Энергия-Буран», космического транспортного корабля «Союз-Т», «Морского старта» и других изделий. Прошел путь от инженера до заместителя начальника проектного отдела. Проработал до 2013 г.

Я признателен судьбе, что моя трудовая деятельность началась в ЦНИИ-58 (ЦАКБ), руководителем которого был генерал-полковник технических войск, доктор технических наук, профессор Василий Гаврилович Грабин — один из легендарных ученых, конструкторов, обеспечивших в Великой Отечественной войне Победу, гарантию свободы, безопасности, независимости нашей страны в мирное время.

В июне 1956 года меня и еще двоих студентов Тульского механического института (сейчас Тульский государственный университет) В.В Троицкого и Б.Т. Ерохина направили в ЦНИИ-58 для прохождения преддипломной практики и выполнения дипломного проекта.

Встретил меня в отделе кадров, куда я пришел с направлением, М.А. Терьяки, симпатичный горец с Кавказа, представитель вымирающей, как он мне сказал, народности. Об этой народности в Большой советской энциклопедии, как он «похвастался», помещена его статья (названия национальности сейчас, к сожалению, не помню — с тех пор прошло уже более пятидесяти лет).

В памяти о нем у меня остались самые благоприятные воспоминания, вспоминается он «как сама любезность». Он провел меня по всей территории ЦНИИ-58 (ЦАКБ), сейчас — это «вторая территория» РКК «Энергия» им. С.П. Королёва. Прошли по аллее с черноплодной рябиной, по двум яблоневым садам, урожай яблок с которых по указанию В.Г. Грабина получали детские садики предприятия. Показал уголок «девственных зарослей» елей и берез с уютными скамеечками и столиками, где в обеденный перерыв отдыхали на природе сотрудники предприятия. А в зарослях собирали грибы. Сейчас садов нет, на их месте построены конструкторские корпуса, здание вычислительного центра, корпус АТС, столовая «Россия», построен мост-эстакада над железной дорогой на первую территорию РКК «Энергия» с автомобильной дорогой, возведены и другие сооружения.

М.А. Терьяки познакомил с единственным в то время инженерным корпусом, показал дверь в кабинет В.Г. Грабина на втором этаже. Проводил в уютную столовую, располагавшуюся в подвальном помещении инженерного корпуса, где быстро кормили сотрудников ЦНИИ-58 комплексными обедами. Можно было, естественно, заказать себе обед в любой комплектации, выбор продуктов был достаточно большой.

Некоторые сотрудники объединялись в группы, каждый из них (что-то вроде дежурного) по очереди (сегодня один, завтра другой, в следующий день третий и т. д. снова до первого) бежал в столовую, занимал столик, получал на всех комплексный обед. После обеда шли в «рощу» (естественно, летом) посидеть на лавочке, на лужайке, поиграть в волейбол, в домино.

К нам — троим студентам из Тульского механического института, а также десятерым студентам из МВТУ им. Баумана в администрации института отнеслись весьма внимательно. Была предоставлена комната, в которой мы — студенты делали дипломный проект. Рабочее место каждого было полностью оборудовано: стол, стул, чертежная доска (кульман) на каждого и общий телефон, который давал возможность связи не только внутри предприятия, но и за его пределами. Комната располагались напротив кабинета В.Г. Грабина.

Дипломный проект я сделал в полном объеме (моим руководителем преддипломной практики и дипломного проекта был С.Е. Барденштейн, консультантом — В.Д. Алешин), в 1956 году 8-го марта (в то время этот день был рабочим днём), защитил проект на «отлично», получил диплом с отличием и был принят на работу в ЦНИИ-58 в СКБ-6, где я проходил преддипломную практику и делал дипломный проект. Практически никаких ограничений в ознакомлении с документацией для подготовки дипломного проекта не было.

В то время ЦНИИ-58 подразделялось на 12 специализированных тематических подразделений — шесть научно-исследовательских бюро (НИБ) и шесть специальных конструкторских бюро (СКБ). Руководителями подразделений были 12 человек, назначенные В.Г. Грабиным. Сотрудники предприятия, называя В.Г. Грабина богом артиллерии, их называли 12 «апостолами» (по суммарному числу НИБ и СКБ).

Начальником СКБ-6, куда я был направлен, был замечательный человек — Семен Евсеевич Барденштейн, с которым (как мне казалось тогда и к настоящему времени мое мнение не изменилось) была взаимная симпатия. Часто бывал у него дома, где меня угощали чаем. Там я впервые услышал В. Высоцкого в хорошей записи. Это была пластинка Апрелевского завода, лучшего в Советском Союзе завода грампластинок.

СКБ-6 в своей структуре имело четыре отдела, начальниками которых были П.П. Ермолаев, П.Ф. Красовский, Е.А. Тюрин, И.И. Долгушев. Знакомить меня с сотрудниками СКБ-6, когда я был принят на работу, не было необходимости, так как за период прохождения практики и работы над дипломным проектом я со всеми познакомился. О них у меня самые наилучшие воспоминания.

Мой стол и кульман поставили рядом со столом начальника проектноконструкторского отдела П.П. Ермолаева. Сказали: «Садись поближе к начальству, быстрее войдешь в курс дела». Отдел, который возглавлял П.П. Ермолаев, был проектно-конструкторским. В первый же день работы ко мне подошли профорг Надежда Помыкаева и ее помощница Татьяна Катровская и предложили взять «повышенные Социалистические обязательства». Что это такое, я тогда еще не знал, но из-за уважения к ним, я заполнил бланк и исправно перед ними отчитывался.

С чего началась моя работа? В первый день начальник отдела П.П. Ермолаев «с целью приобретения мною конструкторской практики и ознакомления с нормативно-техническими документами» предприятия, для налаживания производственных связей со смежными подразделениями КБ и завода дал мне задание спроектировать и выпустить чертежи «поилки-фонтанчика» для учеников школы № 6. Чертежи «поилки» я сделал в установленный срок и представил на подпись П.П. Ермолаеву. Чертежи он подписал и попросил передать их на завод технологам. На этом моя «миссия» заканчивалась.

«Фонтанчик» на заводе изготовили и установили в коридоре в школе. В дальнейшем, когда мне сказали, что «поилку» установили, я сходил в школу. Там я увидел, что вокруг «поилки-фонтанчика» крутились дети — школьники, пили воду и брызгались...

Выполнение такого простого задания самостоятельно действительно позволило ознакомиться со структурой предприятия, формой и методами согласования со специалистами и руководителями технической документации (конструкторскими, технологическими и заводскими подразделениями). Это пригодилось мне в дальнейшем в ОКБ-1, когда, работая проектантом, мне приходилось согласовывать документы технических предложений, эскизных и технических проектов и других ответственных документов как «внутри» предприятия, так и в «смежных» предприятиях и в «высоких» инстанциях отрасли, Академии наук СССР, Министерства обороны.

После этого я подключился к работам по основной новой для СКБ-6 тематике, по так называемой теме «Круг», предусматривающей разработку проекта зенитной ракеты с головкой самонаведения. К выполнению проекта зенитного комплекса в то время ЦНИИ-58 только приступило.

Этот важный фрагмент творческой, научно-исследовательской и опытно-конструкторской работы коллектива ЦНИИ-58 и его руководителя В.Г. Грабина в литературе и средствах массовой информации не нашел отражения. Я, по крайней мере, нигде не встречал. Для обеспечения безопасности государства создание зенитной ракеты в то время являлось актуальной задачей.

Проекты ракет по теме «Круг» на основании постановления Правительства СССР разрабатывали на конкурсных началах три организации Советского Союза. Это ЦНИИ-58 (Государственного комитета по оборонной технике), руководимый В.Г. Грабиным, который таких работ ранее не проводил. И специализированные по разработке зенитных ракет КБ, одно на Урале, в Свердловске — ОКБ-8 (Свердловского Совета народного хозяйства), руководимое Л.В. Люльевым, другое в Москве (точнее в Химках) — ОКБ-2 (Государственного комитета по авиационной технике), руководителем которого был П.Д. Грушин. Ныне ОКБ-2 имеет название ОАО Машиностроительное конструкторское бюро «Факел» имени академика П.Д Грушина.

Наши конкуренты имели преимущество в том, что у каждого из них была кооперация организаций-разработчиков и заводов-изготовителей составных частей ракетного комплекса. ЦНИИ-58 полной кооперацией не располагал. В частности, с трудом шли согласования по разработке системы управления с организацией, руководителем которой был Н.А. Пилюгин.

Что представляла собой тема «Круг»? Техническим заданием по теме «Круг» предусматривалось создание зенитного ракетного комплекса, включающего в свой состав ракету с головкой самонаведения на цель и самоходную стартовую (пусковую) установку. Двигатели и первой («ускоритель»), и второй («маршевой») ступеней ракеты должны были быть на твердом топливе (порохе). Ракета должна поражать цели с вероятностью 0,8, летящие со скоростью 600м/с на высоте от 3000 м до 25 000 м, на расстоянии до 45 км.

Мне сразу после проекта «поилки-фонтанчика» поручили две работы. Первая работа — разработка системы соединения и разделения ускорителя с маршевой ступенью штатного варианта ракеты и участие в разработке экспериментальной летной огневой модели ракеты. Ответственным разработчиком проектантом-конструктором штатного варианта ракеты и экспериментальной ракеты был Л.К. Дерюжкин. Руководителями работ были П.П. Ермолаев и Е.А. Дубинский.

Вторая самостоятельная работа — разработка, курирование изготовления и обеспечение испытаний моделей зенитной ракеты по теме «Круг» в аэродинамических трубах ЦНИИМаш и ЦАГИ.

Одна из главных и сложных, в смысле моделирования, моделей — это малогабаритная модель ракеты для испытаний ее в аэродинамической трубе в ЦАГИ с целью определения устойчивости ракеты к флаттеру. В объем работ по модели для испытаний на флаттер включались разработка и согласование с ЦАГИ комплекта документации (чертежей, технического задания, программы испытаний модели в сверхзвуковой аэродинамической трубе, написание отчета по результатам испытаний), а также заказ модели и сопровождение производства на заводе при ЦНИИ-58, участие в испытаниях.

Флаттер — это сочетание изгибных и крутильных колебаний как самого летательного аппарата, так и элементов его конструкции (аэродинамических стабилизаторов, крыльев и др.), связанных с аэродинамическими и жесткостными характеристиками, распределением массы вдоль оси летательного аппарата и элементов конструкции, выступающих за габариты аппарата.

При определенном неблагоприятном сочетании этих параметров, связанных с неудачным выбором конструкции, могут возбудиться колебания как летательного аппарата в целом, так и элементов его конструкции, приводящие практически к мгновенному разрушению летательного аппарата. Такие явления имели место при испытаниях первых сверхзвуковых самолетов при околозвуковых и сверхзвуковых скоростях. Поэтому руководством ЦНИИ-58 было принято решение провести исследовательскую работу по проверке — не грозит ли флаттер и разрабатываемой зенитной ракете, поскольку для нее характерно наличие крупногабаритных стабилизаторов и аэродинамических рулей.

Создание макета требовало знаний (основ знаний) по аэродинамике, теории колебаний, методике моделирования и другим вопросам проектирования летательных аппаратов. Поэтому при проектировании модели пришлось много поработать со специальной литературой, консультироваться со специалистами ЦАГИ и ЦНИИ-58.

Расчеты по моделированию были произведены, модель разработана с помощью специалистов ЦАГИ и изготовлена в мастерской, которая принадлежала СКБ-6. Мастерская, предусмотренная в структуре СКБ-6 В.Г. Грабиным, была предназначена для оперативного изготовления макетов, моделей, необходимых для быстрой проверки принимаемых технических решений при разработке различных проектов. Это ускоряло процесс проектирования и повышало качество разрабатываемых конструкций. Начальником мастерской был А.А. Линьков.

Как выглядит модель? На стальной пруток переменной толщины по длине, моделирующей распределение жесткости по длине ракеты, нанизываются вплотную друг к другу шайбы различной массы, моделирующие распределение массы по длине ракеты. Шайбы образуют наружную геометрическую форму ракеты, подобную натурной. Аналогичным образом моделируются выступающие элементы — аэродинамические рули, стабилизаторы. Получается гибкая модель ракеты наподобие детской игрушки — змейки.

Испытания аэродинамической модели в сверхзвуковой аэродинамической трубе ЦАГИ показали, что ракета к флаттеру не критична и не требует принятия специальных мер по устранению причин возникновения флаттера. Этот вывод дал основание однозначно утверждать, что флаттер ракетам не грозит. Это было в дальнейшем учтено при разработке в ОКБ-1 баллистических ракет на твердом топливе РТ-1 и РТ-2, имеющих аэродинамические стабилизаторы.

С великодушного разрешения В.Г. Грабина с выводами по результатам испытаний модели на флаттер ЦАГИ я ознакомил наших конкурентов — разработчиков проекта по теме «Круг» — по их просьбе, сэкономив им тем самым время и средства на разработку проекта.

Другие не менее важные модели, которые я разработал, — это аэродинамические модели (набор моделей) зенитной ракеты, необходимые для определения ее аэродинамических характеристик продувками в сверхзвуковой аэродинамической трубе У-2 в ЦНИИМаш. Набор аэродинамических моделей, как и модель для испытаний на флаттер, был изготовлен быстро, без задержек, без трудностей в мастерской СКБ-6. Разработанные мною чертежи моделей были утверждены В.Г. Грабиным.

Небольшая задержка (по графику) начала испытаний моделей в аэродинамической трубе, не влияющая на ход проектирования ракеты, получилась из-за сложности изготовления на заводе в ЦНИИ-58 по заказу ЦНИИМаш сверхзвукового сопла для аэродинамической трубы У-2, рассчитанного на испытания моделей ракеты по теме «Круг». Сложность, во-первых, состояла в том, что образующая сопла не прямая, а по координатам заданная кривая линия, и, во-вторых, заготовка сопла представляла собой «коническую вазу» массой более 500 кг. Благодаря «допингу» рабочему высокой квалификации (грелка спирта, принесенная мною из ЦНИИМаш) процесс изготовления в цехе № 2 ускорился — рабочий работал несколько дней в две смены. Начальник цеха Зернов о «допинге» не знал.

Комплект аэродинамических моделей зенитной ракеты и сопло для аэродинамической трубы У-2 были изготовлены, доставлены в ЦНИИМаш, после чего были проведены испытания.

Я уже упомянул, что принимал участие в разработке экспериментальной огневой модели ракеты по теме «Круг». Модель эта была разработана для проведения летных испытаний с целью проверки предложенной идеи «дожигания» истекающих из сопел двигателя пороховых газов, так как (по жаргону специалистов-двигателистов), газовая струя имеет «сладкий» состав, то есть имеет избыток горючего. «Дожигание», как предполагалось, должно было привести к повышению давления на донную часть ракеты (повышению, так называемого в аэродинамике, «донного давления»). В результате должна увеличиться тяга и удельная тяга (удельный импульс тяги) двигателя.

Для организации «дожигания» (то есть сжигания избытка горючего, находящегося в продуктах сгорания пороха газовой струи, истекающей из сопел двигателя) на донную часть ракеты концентрично устанавливалась труба-диффузор (естественно, диаметром больше диаметра ракеты). В образованный кольцевой зазор между корпусом ракеты и диффузором в полете должен (по идее) поступать встречный поток воздуха и дожигать истекающие «сладкие» — «недогоревшие» компоненты пороховых газов. По замыслу получалось что-то вроде сверхзвукового прямоточного воздушно-реактивного двигателя.

Летные испытания огневой модели были произведены на полигоне Ржевка под Ленинградом пусками на максимальную дальность. Результаты пусков оказались неутешительными для авторов идеи. Фактическая максимальная дальность, полученная при пусках, оказалась значительно меньше (в разы) той, которую хотели по расчетам получить.

Эксперимент показал, что идея дожигания продуктов сгорания пороха после истечения их из сопел порохового (твердотопливного) двигателя оказалась «идеей фикс». Анализ результатов испытаний показал, что вывод справедлив также и для жидкостных ракетных двигателей.

Но, как говорится, отрицательный результат тоже результат. Пусками модели ракеты показано, что дожигания и увеличения удельной тяги не происходит. Однако за счет установки трубы-диффузора лобовое сопротивление в полете и суммарный вес ракеты существенно увеличиваются, и как результат, уменьшается дальность и высота полета.

Анализ результатов летных испытаний модели показал, что создать устройство для «дожигания» продуктов сгорания практически невозможно. Если сгорание и происходит, то только по наружной поверхности реактивной струи, что составляет ничтожно малую долю общей массы недогоревшего газа, истекающего из сопел. Для полного дожигания нужна «система перемешивания» в непосредственной близости к донной части ракеты горячих газов реактивной струи и встречного потока воздуха.

Отмечу, что опыт «дожигания» в дальнейшем (после объединения ЦНИИ-58 и ОКБ-1) очень пригодился при проектировании твердотопливной ракеты РТ-2. Некоторые предлагали руководству ОКБ-1 установить такие диффузоры для «дожигания» на ракете РТ-2 и даже на самой большой, на тот период, ракете-носителе Н-1, предназначенной для доставки пилотируемых космических аппаратов на Луну, разработка которой тогда только началась.

С этим предложением (установить диффузоры для «дожигания» газов, истекающих из сопел) было поручено разобраться нашему сектору. Естественно, предложение было сразу отвергнуто. С.П. Королёву была подготовлена техническая справка, в которой на основе опыта и анализа результатов пуска модели ракеты по теме «Круг», аргументированно, с цифрами, была показана несостоятельность и вредность предложения. Кроме того, С.П. Королёву устно доложил Е.А. Дубинский с присущим ему юмором. С.П. Королёв с выводами без колебаний согласился. К этому предложению больше не возвращались.

На одном из совещаний (когда об объединении с ОКБ-1 еще речи не было) В.Г Грабин перед коллективом специалистов ЦНИИ-58, участвующих в разработке зенитного комплекса, поставил задачу: опередить конкурентов. Не позднее чем через три года (т. е. не позднее 1960 года) начать летные испытания ракеты (Постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР от 15.02.58 были определены сроки выхода на летные испытания — 3-й квартал 1961 года). На этом совещании я имел честь присутствовать.

Разработка проекта зенитного ракетного комплекса по теме «Круг» в ЦНИИ-58 шла широким фронтом. Была разработана схема ракеты — с тандемным расположением ступеней, разработаны габаритный и компоновочный чертежи. Устойчивый полет ракеты при работе ускорителей (первая ступень) обеспечивался аэродинамическими стабилизаторами, управление движением ракеты на участке полета второй ступени производилось аэродинамическими рулями. Готовились к сдаче в производство рабочие чертежи зенитной ракеты.

Полным ходом шли разработки транспортно-пусковой установки на гусеничном ходу.

О разработке транспортно-пусковой установки зенитного комплекса «Круг» вспоминает А.В. Ганкевич:

— К работе конструктором я приступил в СКБ-3 16 марта 1956 года, через две недели после защиты дипломного проекта. Работы по артиллерийской тематике закончились в декабре 1955 года, и в нашем СКБ-3 начались работы по темам «Марс» и «Луна» (транспортные, заряжающие и пусковые установки для тактических твердотопливных ракет). Они продолжались в течение 1956 и 1957 годов, и мне действительно, как и предсказывал В.Г. Грабин, пришлось выполнять не только конструкторские работы, посидеть немало в цехах, но и несколько раз побывать на полигоне в Капустином Яре на испытаниях установки «Луна» в целом и тех систем, которые я проектировал. Это была настоящая высшая школа становления инженера. Это был настоящий фундамент для всех моих работ в дальнейшем.

В 1958 году у нас (в СКБ-3) начались работы по новой теме — по транспортно-пусковой установке зенитного ракетного комплекса «Круг».

На гусеничной пусковой установке должно было разместиться две ракеты. Однако получалось так, что стабилизаторы первой ступени (ускорителя) были весьма большие, выступали за габариты установки, и для компактного размещения ракет требовалось обеспечить разработку складных, а затем раскрывающихся в полете стабилизаторов.

Эту работу поручили мне. В процессе проектирования выяснилось, что стабилизаторы нужно было не просто раскрыть при сходе ракеты с направляющих, но сделать это по определенному закону.

И вот, при очередном обходе СКБ-3, Василий Гаврилович, ознакомившись с ходом выполняемых мною работ и возникшими проблемами, обратил внимание на то, что проектные разработки необходимо также проверить экспериментально. Поэтому он дал указание на разработку специального огневого стенда для проведения на Софринском полигоне испытаний по отработке узлов стабилизатора и замерах динамики раскрытия оперения ракеты. Во время обсуждения В.Г. Грабин вдруг (и как это он вспомнил наш первый разговор еще с дипломниками?!) говорит: «Молодой человек, вы, кажется, хотели заниматься научными вопросами? Вот вам отличная тема. С ней можно в аспирантуру поступить». Его совет я воспринял и осенью 1958 года поступил в аспирантуру МВТУ им. Баумана с темой «Динамика схода ракеты с пусковой установки при изменяющейся площади оперения». Увы, продолжить работы в этом направлении мне не пришлось, так как в июле 1959 года ЦНИИ-58 вошло в состав ОКБ-1.

И опять мне крупно повезло. Я попал в отдел № 9 М.К. Тихонравова в сектор К.П. Феоктистова и начал заниматься проектными работами по пилотируемым кораблям «Восток». Вскоре стал ведущим проектантом по приборному отсеку этих кораблей, разработал первую программу их полета и инструкцию космонавту. Но это уже другая история.

— Далее продолжает Л.А. Музуров:

Прекращение работ по теме «Круг» вследствие присоединения ЦНИИ-58 к ОКБ-1 не позволило опередить конкурентов, а шансы, безусловно, были. В результате в составе системы противоракетной обороны города Москвы зенитный комплекс «Круг», созданный Свердловским ОКБ-8 Л.В. Люльева, одним из конкурентов ЦНИИ- 58, по рекомендации Госкомиссии Постановлением Совета министров СССР от 26.10.1964 г. № 966-377 был принят на вооружение в 1965 году.

А что же стало с коллективом ЦНИИ-58 после объединения его с ОКБ-1? Чтобы в дальнейшем не появилось желание отделиться, была осуществлена «миграция» сотрудников с территории ЦНИИ-58 на территорию ОКБ-1, а сотрудников ОКБ-1 в обратную сторону. Надо отдать должное руководству, переводили сотрудников, как правило, коллективами, по возможности по специализации и по желанию (или по согласию). Переводили сотрудников на новые проекты, на новые темы, на «усиление» существующих в ОКБ-1 подразделений.

Об отношении руководства ОКБ-1 к специалистам ЦНИИ-58 вспоминает Б.И. Ширяев:

— В сентябре 1959 года после объединения ЦНИИ-58 и ОКБ-1 состоялся ряд встреч главного конструктора ОКБ-1 С.П. Королёва с руководителями (четырехугольниками) подразделений ЦНИИ-58. Встречи проходили в бывшем кабинете В.Г. Грабина. Обстановка была напряженной.

Многие работники и в первую очередь руководители подразделений высказывали недовольство по поводу решения правительства о ликвидации ведущего в создании артиллерийских систем коллектива, имевшего большие заслуги. Многие опасались того, как сложится их судьба, работа. Поэтому, видимо, С.П. Королёв решил лично встретиться с руководителями коллективов и поговорить с ними.

В структуре ЦНИИ-58 было шесть СКБ и шесть НИБ. Их возглавляли 12 грабинских «апостолов».

В частности, мы представляли СКБ-2, руководителем которого был «апостол» П.Ф. Муравьев. Первое впечатление от встречи с С.П. Королёвым — перед нами был коренастый, плотный, спокойный, уверенный в себе человек. Сразу расположивший к себе, он подробно рассказал о причинах появления Постановления Правительства о слиянии двух организаций, рассказал о задачах, которые стоят перед объединенным коллективом предприятий. Заверил, что все сотрудники ЦНИИ-58 будут активно задействованы в работе, никто не будет ущемлен или обижен, всем будет прибавлена зарплата, т. к. мы перейдем в более высокооплачиваемую категорию по оплате труда. Просил все, что он рассказал передать сотрудникам нашего КБ и успокоить всех.

Внимательно выслушал нас, обстоятельно подробно ответил на все заданные нами вопросы. Мы вышли успокоенные и довольные разговором.

Мне кажется, что в этом проявились чуткость, внимание к каждому сотруднику, умение увлечь коллектив своей работой, привлечь сотрудников на свою сторону, снять напряженность. Дальнейшая жизнь показала, что действительно никаких «наших» и «ваших» не было. Постепенно оба коллектива перемешались. Различий в назначении на новые должности не было. Повышение заработной платы произошло всем.

Далее продолжает Л.А. Музуров:

— Одной из главных целей объединения двух организаций было не столько увеличение производственных мощностей (хотя большой завод, оснащенный современным станочным оборудованием, неплохое приобретение!), а пополнение ОКБ-1 высококвалифицированными инженернотехническими специалистами различных направлений техники, которыми славился ЦНИИ-58, — инженерами-проектантами и конструкторами, инженерами-технологами, а также рабочими высшей квалификации! Они нужны были в первую очередь для выполнения правительственного задания особой важности по разработке (созданию) впервые в СССР боевых ракетных комплексов с межконтинентальными баллистическими ракетами на твердом топливе, нового направления обеспечения стратегической безопасности государства.

К этому времени «вероятным противником» — США широким фронтом велись работы по созданию и принятию в эксплуатацию стратегических ракет на твердом топливе, в частности «Минитмен», «Полярис». В нашей стране в то время стратегические ракеты разрабатывались исключительно с двигателями на жидком топливе.

Твердотопливные ракеты имеют ряд достоинств, к числу которых относятся более высокая боеготовность, нетоксичность топлива, возможность реализации и простота эксплуатации подвижных стартовых комплексов (железнодорожных, грунтовых, морского базирования), что для жидкостных ракет не всегда возможно или сопряжено со значительными трудностями.

Учитывая явные преимущества ракетных комплексов на основе ракет на твёрдом топливе и, естественно, не желая отставать от американцев, С.П. Королёв образовал в начале 1959-го года «инициативную» группу специалистов-проектантов. Этой группе главный конструктор поручил подготовить технический отчет (на уровне технических предложений) по анализу возможности и направлений создания ракетных комплексов на твердом топливе с использованием существующих производственных и сырьевых баз и сформулировать требования по строительству новых производственных мощностей.

Группу возглавил И.Н. Садовский, ответственными исполнителями были молодые специалисты Э.А. Вербин, Ю.В. Сунгуров, Ф.А. Титов и ряд других работников ОКБ-1. Этот коллектив работал в тесном взаимодействии с известными учеными: Ю.А. Победоносцевым, И.П. Путинцевым и другими специалистами в области проектирования и отработки ракетных двигателей на твёрдом топливе, работавшими в НИИ-125 (в дальнейшем Люберецкое научно-производственное объединение «Союз»), руководителем которого был академик Б.П. Жуков

В короткий срок отчет был подготовлен. Показана принципиальная возможность создания в нашей стране межконтинентальных твердотопливных ракет. Однако нужны были специалисты, которые могли бы эту возможность превратить в реальность. В ОКБ-1 не хватало кадров, а тем более не было специалистов необходимой квалификации. Присоединение ЦНИИ-58 к ОКБ-1, как я уже отмечал, создало условия для реализации проекта ракет РТ-1, РТ-2, РТ-2П! В том числе труд и время, потраченные в ЦНИИ-58 на работы по теме «Круг», не пропали даром и с лихвой были использованы.

Итак, практическая опытно-конструкторская работа по созданию «оружия сдерживания и возмездия» — ракетных комплексов стратегического назначения на твердом топливе началась в ОКБ-1 в августе 1959 года после присоединения к нему ЦНИИ-58, возглавляемого до того Василием Гавриловичем Грабиным.

Из работников ЦНИИ-58 были сформированы новые специализированные подразделения «по твердотопливной тематике», которых в ОКБ-1 до сих пор не было. Существовавшим тогда отделам ОКБ-1, специализация которых не зависит от вида применяемого на ракете топлива (подразделения по аэродинамике, баллистике, динамике движения ракеты, нагрузкам и прочности конструкции и др.), было поручено ведение работ по твердотопливным ракетам. Для этого в эти отделы были включены работники из присоединенного предприятия.

В частности, в составе проектного отдела № 3 из специалистов ЦНИИ- 58 был образован головной проектный сектор по ракетным комплексам с ракетами на твердом топливе под руководством Павла Федоровича Красовского, начальниками групп были Е.А. Дубинский, В.А. Аксельрод, Г.В. Тростин.

Всего в секторе на тот период было более 30 человек, большинство — молодые специалисты, в том числе работал и я — Лев Александрович Музуров.

Отдельно хочется отметить, что одним из ведущих специалистов был талантливый конструктор-проектант Лев Константинович Дерюжкин, идеи которого в значительной степени определили конструкцию ракеты и ее функционирование в полете. Конструктивно-компоновочная схема ракеты, конструкция отсеков между блоками ракеты, конструкция механизмов сброса в полете различных элементов ракеты, выполнивших свою задачу, установка на ракете и обеспечение функционирования системы преодоления противоракетной обороны вероятного противника и многое другое реализованы на основе его предложений. С гордостью хочу отметить, что я вместе с Л.К. Дерюжкиным участвовал в этих проектноконструкторских работах, многие результаты которых защищены авторскими свидетельствами на изобретение. Я получил более тридцати авторских свидетельств, из них более десяти, касающихся РТ-2 и РТ-2П. За «внедрение» изобретений получил денежное вознаграждение, на которые мы с супругой построили гараж и приобрели другие материальные блага.

Облик ракеты и всего ракетного комплекса в целом, их характеристики, перспективы развития были сформированы коллективом этого сектора. С гордостью хочу отметить, что я участвовал в разработке, наземной экспериментальной отработке, летных испытаниях, подготовке заключительных документов об успешном завершении летных испытаний и сдаче на вооружение ракетного комплекса с межконтинентальной баллистической ракетой с ракетными двигателями на твердом топливе РТ-2. В частности, мне было поручено согласовать с заинтересованными организациями «Акт о завершении летных испытаний и готовности к принятию комплекса на вооружение Советской армии», получить подписи их руководителей.

Кроме согласования с организациями-разработчиками, пришлось получать согласующие подписи руководителей Академии наук СССР, Штаба РВСН, Генерального штаба Советской армии и других организаций. Для поездок в моем распоряжении была автомашина «Волга». В связи со срочностью оформления «Акта...» был организован даже специальный рейс самолета ОКБ-1 в Евпаторию, где находился наземный измерительный пункт (НИП-16), выполняющий функции центра дальней космической связи. Туда я в сопровождении сотрудника 1-го отдела летал для получения подписи главного конструктора ОКБ-1. Тогда это был В.П. Мишин, который был там в командировке. Мне и сотруднику 1-го отдела (это была Т. Перфильева) после подписания документа при посадке нас в самолет вручили по большой коробке винограда.

Но вернемся к началу. Из специалистов ЦНИИ-58 были образованы два новых отдела. Проектно-конструкторский отдел № 23 по твердотопливным двигателям под руководством начальника отдела Алексея Георгиевича Донского и заместителей Петра Федоровича Муравьева и Семена Евсеевича Барденштейна (который в дальнейшем был назначен ведущим конструктором по ракете РТ-2),

В составе отдела № 23 начальниками секторов и групп были высоко квалифицированные специалисты из присоединённого ЦАКБ (ЦНИИ- 58) Н.И. Чуканов, П.П. Ермолаев, В.Д. Алешин Г.П. Минашин, И.С. Грибань, В.В. Калиновский, А.В. Бермишев, Э.А. Вербин, Ю.В. Сунгуров, Ф.А. Титов (трое последние из ОКБ-1), Н.И. Басманов, Л.В. Заболоцкий, В.А. Солодилов, М.А. Александров, В.А. Ерыпалов, Б.А. Кащеев, В.С. Щипачев, В.П. Силин, В.А. Никаноров, А.Д. Левашов, Е.Ю. Кричевский, В.Д. Попков, А.Н. Борисов, А.В.Жуков, В.Г. Суворкин.

Отдел по экспериментальной отработке твердотопливных двигателей № 24 под руководством начальника отдела Алексея Алексеевича Смердова и заместителя Дмитрия Петровича Крутова. Оба из ЦАКБ (ЦНИИ-58).

В отделе № 24 руководителями секторов, начальниками стендов, пиротехнических и производственных мастерских были назначены специалисты из ЦАКБ (ЦНИИ-58) Г.Д Суховой, И.И. Долгушев, А.С. Хуртин, К.И. Дерунов, И.П. Солдатов, Е.И. Воронин, В.И. Магер, А.И. Кантер, Ф. Филин, А.Л. Магдесьян, В.И. Щербаков, Г.Н. Николаев, Г.А. Горбачёв.

Отделы находились в подчинении заместителя главного конструктора Игоря Николаевича Садовского.

Ведущим конструктором по ракете был назначен П.И. Дребезгов, по двигателям — А.Г. Рапп. Оба также из ЦАКБ (ЦНИИ-58)..

Говоря об отделе №24, с большим сожалением, следует вспомнить об одном неприятном, на мой взгляд, факте. Это уничтожение экспонатов музея зарубежной артиллерийской техники (в основном трофейной немецкой, а также американской, шведской и других стран), созданного В.Г. Грабиным.

К работам по созданию баллистических ракет на твёрдом топливе были подключены, как уже упоминалось, существующие подразделения ОКБ-1, в том числе подразделения отдела № 3 для работ по аэродинамике, вопросам разделения ступеней и отделения сбрасываемых элементов конструкции.

Разработка чертёжно-конструкторской рабочей документации и ведение производства на заводе по ракете было поручено конструкторскому отделу №4, руководимому Э.И. Корженевским, в дальнейшем эти работы велись в специализированном отделе, где начальником был Н.А. Воронцов. Баллистические расчеты проводились В.М. Левиным, Б.Б. Голышевым.

Проведение исследований и создание одной из сложных составных ракеты — головной части, от конструкции и свойств которой в значительной степени зависит точность попадания в цель и «целостность» ядерного заряда на боевом дежурстве и в полете, было поручено отделу № 8, куда вошли специалисты ЦНИИ-58 (отдел возглавлял И.С. Прудников).

Общая численность специалистов высокой квалификации из ЦНИИ- 58, которые участвовали в работах по созданию твердотопливных ракет, составляла не менее 600 человек.

К работам по созданию комплексов с ракетами на твердом топливе был подключен целый ряд предприятий. Среди них организации, где руководителями были М.Ю. Цирульников, П.А Тюрин. (по разработке двигателей 1, 2 и 3-й ступеней), Б.П. Жуков и Ю.А. Победоносцев, А.М. Секалин, Я.Ф. Савченко, И.И. Вернидуб, В.С. Шпак (по разработке различных рецептур твердых топлив), В.В. Чернецкий, Е.Г. Рудяк, Г.П. Ливенков, В.П.Петров В.А.Рождов (по созданию шахтных сооружений, подъемнотранспортного и наземного оборудования), Н.А. Пилюгин, М.С. Рязанский, В.И. Кузнецов (по разработке систем управления), Н.С. Лидоренко (по источникам электропитания), Е.А. Негин, С.Г. Качарянц (по созданию ядерного заряда).

Этот список смежников далеко не полный, но и он показывает, с каким размахом проводились работы по созданию боевых ракетных комплексов с межконтинентальными баллистическими ракетами на твердом топливе. Работу в этих организациях курировали бывшие сотрудники ЦНИИ-58, ныне работающие в ОКБ-1, с руководителями практически всех организаций мне приходилось встречаться по производственной работе, а также по подготовке и проведению Совета Главных конструкторов (одно время я исполнял обязанности секретаря Совета Главных конструкторов).

Все участники работ, как в нашей организации, так и у смежников, как это видится сейчас, были энтузиастами. Но были и сомневающиеся, среди которых, к сожалению, был первый заместитель С.П. Королёва, а в дальнейшем и руководитель ОКБ-1, В.П. Мишин. Он не верил в возможность создания ракет с двигателями на твердом топливе больших габаритов, с большим временем (несколько десятков секунд) работы, да еще с «качающимися поворотными соплами» для управления полетом. Однажды, заглянув к нам в комнату и посмотрев на чертежную доску, где был изображен твердотопливный двигатель с «качающимся соплом», сказал: «Ничего у вас не выйдет, без охлаждения двигатель работать не будет, мы, что — дураки, если охлаждаем и камеру сгорания, и сопло жидкостных двигателей?». Какие — либо комментарии излишни. Он сильно ошибался.

Усилиями кооперации разработчиков (я имею в виду специалистов ОКБ-1-бывших сотрудников ЦНИИ-58 и смежных организаций) были спроектированы, изготовлены и прошли успешные летные испытания ракетные комплексы с ракетами РТ-1, РТ-2, а также их модификации — ракеты РТ-1-1963 и РТ-2П.

Были, правда, неудачи и при наземной экспериментальной отработке, и при проведении летно-конструкторских испытаний. В связи с этим интересно отметить работу одной из комиссий (в работе которой я принимал участие) по определению причин аварии ракеты в результате запредельного угла «закрутки» ракеты по крену при выходе ее из «пенала». Так называлась «глухая» труба, в которой ракета находится в шахте и из которой стартует. И вот почему запомнилась работа комиссии. Во-первых, потому, что в ее работе принимали участие известные ученые (Ю.А. Победоносцев, Б.А. Райзберг и др.), во-вторых, потому, что причина оказалась очевидной и простой, когда В.Н. Шебеко (одному из выпускников кафедры ракетостроения Тульского механического института) поручили составить и решить систему уравнений движения по «пеналу». Решение системы уравнений показало, что в проекте допущена ошибка. Предполагалось ранее, что не было сил (моментов), способных закрутить ракету, и что препятствующие вращению моменты сил трения, возникающие за счет прижатия подпружиненных «башмаков» установленных на ракете и упирающихся на поверхность пенала больше возмущающих. Но это в статике. А в динамике (при движении) сила трения направлена вдоль пенала. Это и показало решение уравнения. Пришлось делать «заневоленный старт», вводить устройство, препятствующее вращению ракеты при движении в пенале. Ю.А. Победоносцев был очень огорчен тем, что причина оказалась столь простой и очевидной. А он — известный ученый и все другие члены комиссии искали косые скачки уплотнения в истекающей из сопла газовой струе и причины их возможного появления.

Кстати, Ю.А. Победоносцев был очень добрый, простой в обращении, всесторонне развитый человек. Он говорил, что долго «исследовал явление вращения воды при сливе в ванне» и искал зависимость ее вращения от вращения Земли. Зависимости не нашел.

Процесс создания ракет на твердом топливе условно можно разделить на четыре этапа.

Первый этап — разработка ракеты на базе имеющихся возможностей промышленности по изготовлению зарядов максимальных габаритов из имеющихся рецептур твердого топлива. На тот период в качестве твердого топлива можно было использовать только баллиститный порох — порох на основе нитроцеллюлозы и нитроглицерина с добавками, обеспечивающими пороховой шашке необходимые эксплуатационные свойства. Аналогичные пороха применялись в реактивных снарядах гвардейских минометов (или точнее — в бесствольных системах реактивной артиллерии) под именем «Катюша», в зенитных управляемых ракетах, в артиллерии. С учетом всех возможностей и ограничений конструкция двигательной установки была создана в виде пакета, состоящего из четырех двигателей с зарядами твердого топлива — пороховыми шашками максимально диаметром 800 мм. Пороховые шашки диаметром больше 800 мм в то время изготовить было невозможно.

На этом этапе была создана первая твердотопливная трехступенчатая ракета РТ-1 (индекс 8К95) с двигателями «пакетной схемы».

При создании ракеты РТ-1 пришлось решить ряд сложных технических задач. К примеру, чтобы исключить в полете «разнотяговость» двигатели в пакете двигательной установки были соединены между собой «огневыми связями», грубо говоря, — трубами. Выключение двигателей третьей ступени с целью управления дальностью полета осуществлялось открытием «отсечек тяги», иначе говоря, открытием с помощью пиротехнических устройств сопел, установленных на верхнем днище двигателя в противоположном направлении движению ракеты. С целью уменьшения разброса импульса последействия, воздействующего на головную часть при ее отделении, вскрытие отсечек производилось в две ступени. Сначала вскрывались «отсечки тяги» для существенного понижения суммарной тяги, затем с некоторой расчетной задержкой вскрывались дополнительные отсечки, обеспечивающие отрицательную тягу. Уменьшение разброса импульса противодействия приводит к уменьшению отклонения точки падения головной части от точки прицеливания.

Примененная схема выключения двигателя последней ступени оказалась очень удачной и используется с тех пор на всех отечественных ракетах с двигателями на твердом топливе. Двигатели первой и второй ступеней работали до полного выгорания топлива. Разделение ступеней ракеты РТ-1, а также и РТ-2 и РТ-2П было «горячим», т. е. последующая ступень ракеты запускалась еще при работающей предыдущей. Ступени соединялись ферменными конструкциями, команда на разделение ступеней выдавалась на «спаде» тяги от датчика перегрузок.

Для управления движением ракеты в полете использовались специальные управляющие пороховые двигатели и складные воздушные рули, поскольку сопла двигателей основных ДУ были неподвижными. Твердотопливные рулевые двигатели 1-й и 3-й ступеней имели возможность вращаться с помощью рулевых машин в полете на угол 45° вокруг оси, перпендикулярной оси ракеты. Управление ракетой на участке полета второй ступени осуществлялось с помощью складных аэродинамических рулей, устанавливающихся в рабочее положение после старта ракеты.

Ракета РТ-1 создавалась как экспериментальная для накопления опыта проектирования и отработки, определения необходимых условий по развитию промышленно-производственной и экспериментальной баз, необходимых для создания современных ракет с требуемыми характеристиками.

Второй этап — разработка и летные испытания ракеты РТ-1 — 1963 (8К95- 1963) — модификации ракеты РТ-1. Она создавалась с целью экспериментальной отработки отдельных элементов и систем перспективной межконтинентальной баллистической ракеты РТ-2. В частности, на третьей ступени РТ-1 — 1963 устанавливался моноблочный четырехсопловой двигатель на смесевым твердым топливе с улучшенными летно-техническими и эксплуатационными характеристиками. В системе управления ракеты предусматривалось гибкое программирование угла тангажа в полете, что вызвано невозможностью, в отличие от жидкостного реактивного двигателя, регулирования в полете тяги твердотопливного реактивного двигателя.

Ракеты РТ-1 и РТ-1-1963 разрабатывались как экспериментальные, для «набора опыта», и сдача их на вооружение не предусматривалась. Наземные огневые и летные испытания РТ-1 и РТ-1-1963 подтвердили возможность создания твердотопливных ракет и определили направления дальнейших работ.

На третьем этапе, начало которого практически совпадает с началом работ по созданию РТ-1 — условным первым этапом, проводились проектно-конструкторские и исследовательские работы по созданию ракеты РТ-2, то есть работы по созданию комплекса с ракетой РТ-2 проводились параллельно с работами по РТ-1 и РТ-1-1963.

Ракета РТ-2 (индекс 8К98, по американской классификации SS-13) принципиально отличается от РТ-1, а можно сказать, что имеет мало сходств. Это — 3-ступенчатая ракета (пожалуй, единственное сходство) с моноблочными двигателями на смесевом твердом топливе на каждой ступени. Смесевое твердое топливо содержит до десяти и более компонентов. Основой смесевых твердых топлив являются окислитель (например, перхлорат аммония), энергетическая добавка (например, порошок алюминия), горючее связующее вещество — каучуковые соединения (полиуретан, полифурит, полибутадиен, бутилкаучук и др.). Первоначальная рецептура на основе полиуретана позволяла формировать для ракеты РТ-2 заряд-шашку твердого топлива в специальных прессформах с последующим вкладыванием в корпус двигателя. Зазор между корпусом и шашкой заливался связующим составом. Эти технологические трудности были устранены при изготовлении двигателей для ракеты РТ-2П, когда было разработано менее вязкое топливо на основе бутилкаучука, позволяющее заливать его прямо в корпус двигателя с последующей его полимеризацией...

Управление движением ракеты на всех ступенях осуществляется с помощью управляющих разрезных поворотных «качающихся» сопел (по четыре сопла на каждом двигателе). Сверхзвуковая часть сопла маршевого двигателя состояла из неподвижной и подвижной частей. Подвижная часть каждого сопла, отклоняясь, по команде от системы управления ракеты с помощью так называемой рулевой машины (устройства похожего на насос) обеспечивает устойчивое движение ракеты по заданной траектории. Следует отметить, что изобретение, реализация и практическое применение «качающихся», «разрезных» и герметически целостных сопел, пропускающих высокотемпературную газовую струю (продукты сгорания твёрдого топлива) без разрушения, является изобретением значимым, определяющим облик твердотопливных двигателей. Одним из авторов является В.С. Щипачев, сын известного русского поэта, поэта-песенника.

Заключительным этапом работ в ОКБ-1 являлись работы по созданию модификации ракеты на твёрдом топливе — РТ-2П. Главное отличие ракеты РТ-2П (8К98П) от ракеты РТ-2 (8К98) состояло в том, что она была снабжена «пассивными» средствами преодоления противоракетной обороны вероятного противника, а также в том, что применяемое смесевое твердое топливо имело более высокие энергетические характеристики.

Основными средствами преодоления противоракетной обороны являлись ложные цели, имеющие одинаковые с головной частью радиотехнические характеристики. Ложные цели располагались на приборном отсеке, в полете при отделении головной части они отстреливались, образуя цепочку-линию, в которой головная часть располагается в заранее заданном месте, разном для каждого пуска.

«Пассивные» средства в том смысле, что ни ракета, ни средства преодоления ПРО противника не боролись с объектами противоракетной обороны противника. Ракета не совершала никаких манёвров ни на активном, ни на пассивном участках траектории, средства преодоления ПРО противника — «ложные цели» имитировали головную «боевую» часть, несущую боевой ядерный заряд. (К слову, мощность заряда РТ-2 и РТ-2П в несколько десятков раз превосходит мощность атомной бомбы, сброшенной американцами на Хиросиму).

Судя по информации по телевидению, интернету современный комплекс «Тополь-М» и тем более новейшая многострадальная ракета для подводных лодок «Булава» имеет «активную» систему преодоления противоракетной обороны противника. Ракета снабжена разделяющейся головной частью, способной нести 6-10 ядерных блоков индивидуального наведения с возможностью каждым блоком совершать в полёте маневр в вертикальной и горизонтальной плоскостях. Такие меры преодоления ПРО рассматривались и при проектировании РТ-2П при возможной модернизации в дальнейшем, но, в связи с прекращением работ по боевым ракетам в ОКБ-1, это сделать в ОКБ-1 не удалось.

Разработка проекта оснащения ракеты средствами преодоления ПРО противника, проектной, проектно-конструкторской документации, по баллистическому обеспечению была поручена небольшой группе в составе: Л.А. Музуров, Л.К. Дерюжкин, Е.А. Штарков.

В начале и в процессе проектирования выявился целый ряд задач, которые необходимо было решить, чтобы средства преодоления ПРО противника были эффективны.

В первую очередь нужно было обеспечить, чтобы и ложные цели, и головная (или другое название — боевая) часть, имели одинаковые радиолокационные характеристики или, как говориться, они должны иметь одинаковую отражающую поверхность, т.е. сигнал от ложных целей и головной части на радаре должен быть одинаковым. Сигнал от головной части на радаре будет выделяться, если никак не менять её «отражающую поверхность». Ложные цели с «отражающей поверхностью», такой же, как у головной части, сделать практически невозможно, так как ложные цели — это практически надувные шарики очень небольшой массы, и «очень радио прозрачны». Рационально, с меньшими весовыми затратами, понизить радиолокационные характеристики головной части, чем создавать тяжёлые ложные цели с характеристики головной части.

Так и было сделано. Головная часть была оснащена средствами, поглощающими наибольшую часть энергии облучающих радиоволн, а ложные цели сделали в пределах возможного максимально видимыми на радаре.

Таким образом, головная часть имела не радио защиту, а пониженные радиолокационные характеристики, выровненные с аналогичными характеристиками ложных целей. Такое мероприятие было реализовано специалистами по радиотехнике.

Главной задачей, которую необходимо было решить, это обеспечение выполнения следующего требования. Ложные цели и головная часть в полёте должны быть расположены на одной линии, должны лететь цепочкой, по разным траекториям, но в одну точку земной поверхности, к одному объекту противника, на который нацелена ракета.

Ложные цели с пороховыми двигателями, предназначенными для их отстрела, размещёнными в направляющих «трубках», устанавливались на блоке третьей ступени. Расстояние между всеми летящими объектами (головной частью и ложными целями) должно исключать возможность их поражения одним средством ПРО противника. Реализация требования выстраивания «цепочки» целей в одну линию с головной частью, оказалась достаточно сложной задачей.

Основная трудность состояла в том, что головная часть и отделяемый блок последней ступени ракеты, на которой устанавливались ложные цели, после разделения имели различные относительные скорости. Головная часть и блок последней ступени ракеты приобретали приращение скорости в противоположных направлениях за счёт импульса, получаемого в результате срабатывания пиротехнических средств отделения головной части. Блок последней ступени ракеты, кроме того, приобретал значительное приращение скорости (в противоположную относительно направления движения ракеты) за счёт отрицательной суммарной тяги двигателя, реализуемой при открытии так называемых сопел отсечки тяги, то есть сопел, направленных в противоположную сторону относительно основных сопел.

Разница в скоростях головной части и последней ступени ракеты приводит к тому, что головная часть выбивается из линии ложных целей, находясь впереди сформированной линии, и, тем самым, демаскируясь.

Как же удалось выровнять скорости головной части и отстреливаемых ложных целей в направлении движения головной части? Это было достигнуто тем, что ложные цели на приборном отсеке размещались на специальной подвижной платформе. Платформа устанавливалась на колёсиках, которые двигались по рельсам, проложенным на отсеке. На активном участке траектории платформа жестко удерживалась, а при отделении головного блока освобождалась от связи в продольном направлении и по инерции приращения скорости в этом направлении не получала.

Ряд технических решений, в том числе устройство для увода блока с помощью взрывчатого вещества, конструкция и установка платформы с ложными целями подвижно на рельсах, идеология формирования цепочки ложных целей защищены авторскими свидетельствами на изобретения, полученными на имя Л.А. Музурова, Л.К. Дерюжкина, Е.А. Штаркова.

Каждая из ракет РТ-2 и РТ-2П в полной готовности к пуску находились на боевом дежурстве в шахтах с высокой степенью защиты от ядерного взрыва вероятного противника. Ракета в шахте размещалась и стартовала из «глухого стакана». На дно стакана наливалась обыкновенная техническая вода объёмом около 5 кубометров. В пределах пускового стакана ракета двигалась под действием тяги двигателя и «поршневого эффекта» — давления смеси газов, истекающих из сопел двигателя, и водяного пара от воды (так называемый минометный старт). Вода необходима для охлаждения продуктов сгорания с высокими значениями температуры и давления торможения, истекающих из сопел двигателя, и снижения за счёт этого и температуры, и давления, действующих на донную часть ракеты, до уровня безопасного для конструкции ракеты.

Шахтная пусковая установка (индекс пусковых установок 15П098 и 15П098П соответственно для ракет РТ-2 и РТ-2П), — представляет собой вертикальный железобетонный колодец, в котором размещаются несущие конструкции, необходимые для хранения на боевом дежурстве и для запуска ракеты. В верхней части шахтной пусковой установки предусмотрено помещение для наземного оборудования, так называемый оголовок.

В оголовке шахты на пружинных амортизаторах подвешивался пусковой стакан с ракетой. Система пружинных амортизаторов предназначена для гашения возможных колебаний пускового стакана от колебаний почвы в результате естественного землетрясения или колебаний грунта от ядерного взрыва головных частей ракет или бомб вероятного противника. При пусках ракеты вертикальная амортизация стопорилась специальными устройствами в гидравлических демпферах, горизонтальная амортизация не стопорилась.

В оголовке шахты размещалась система подготовки и пуска ракеты и часть системы дистанционного управления и контроля (СДУК) пусковой установки, а на отдельной амортизированной платформе — система прицеливания ракеты, стоящей в шахте.

Сверху оголовок закрывался защитным устройством — крышей, выполненной в виде монолитной железобетонной плиты, установленной на рельсах, которая позволяла сохранить от разрушения шахту (и ракету) при больших давлениях на поверхность Земли («всплывает» в памяти цифра избыточного давления, которое выдерживает шахта, величиной 6 кг/см², или в других единицах, это 60 тонн/м²). При пуске ракеты крыша весом около 40 тонн сдвигалась по рельсам за 0,3 секунды с помощью порохового аккумулятора давления (порохового двигателя), а при техническом обслуживании и во время регламентов — с помощью технологической лебедки.

Чтобы крыша при пуске ракеты безотказно сдвигалась, была проведена тщательная стендовая отработка процесса в самых тяжёлых условиях. В условиях «сверх возможного» нагружения крыши грунтом, снежными заносами, вырванными с корнем деревьями, имитирующими последствия ядерного взрыва бомбы вероятного противника.

При отработке и более чем двадцатилетней эксплуатации комплекса отказов в работе защитного устройства не наблюдалось.

Пороховой двигатель создан предприятием НИИ-125 (в настоящее время Федеральное государственное унитарное предприятие Федеральный центр двойных технологий «Союз»). Я акцентирую внимание на пороховом двигателе потому, что проектирование, выпуск рабочей документации, отработку двигателя проводила моя однокурсница, выпускница с дипломом с отличием Тульского механического института Галина Бабакова (Сухорукова).

Первоначально, на первом этапе создания ракетного комплекса проектировалась шахта без пускового стакана — со свободным стартом ракеты из шахты. В этом случае, с целью минимизации (снижения) воздействия на боковую поверхность ракеты давления и температуры обтекающего газового потока, необходимо иметь большое пространство (большой свободный объём) между корпусом ракеты и стенками шахты.

Практически уже накануне натурных испытаний (пуска ракеты из шахты) в проектный отдел №3 ОКБ-1 из ЦНИИМаш поступило предложение вместо «свободного» старта из шахты использовать, как тогда его назвали, «минометный» старт, т. е. для хранения в шахте и старта ракеты применить «глухую трубу». Кто автор предложения я, к сожалению, не знаю.

Предприятием, разрабатывающим шахту (в Ленинграде, сейчас Санкт-Петербург), предложение было встречено, мягко говоря, без энтузиазма, так как к этому времени была разработана не только проектная, но и рабочая документация на строительство шахт, и, более того, для проведения натурных лётных испытаний уже были сооружены шахты в натуральную величину — диаметром около 6 метров. На эти работы были потрачены миллионы рублей (в 60-ых годах прошлого века — это очень «большие» деньги, тогда рубль по стоимости был больше доллара США).

Однако, учитывая, что диаметр шахты при использовании «пускового стакана» уменьшается более чем в два раза, а стоимость строительства шахты прямо пропорциональна квадрату диаметра шахты, стоимость строительства шахты сокращалась более чем в пять раз.

Принимая во внимание, что в будущем, при принятии комплекса на вооружение Советской Армии (а в этом и С.П. Королёв, и мы — разработчики не сомневались), ранее потраченные средства сторицей окупятся. Сергей Павлович Королёв без колебаний, глядя в будущее, принял решение прекратить все работы по строительству шахт со «свободным стартом» и развернуть работы по разработке документации и строительству шахт с «миномётным стартом». Что с успехом и было сделано.

Способ старта из «глухой трубы» — «миномётный старт» впервые спроектирован и сдан в эксплуатацию усилиями ОКБ-1, в основном специалистами ЦАКБ.

Кроме шахтного варианта никакие другие, в том числе наземные варианты с использованием ракет РТ-2 и РТ-2П не рассматривались, однако, следует отметить, что по инициативе И.Н. Садовского был разработан эскизный проект подвижного железнодорожного ракетного комплекса. Железнодорожный состав комплекса должен был маскироваться под пассажирский или другой состав и курсировать по всем железнодорожным путям Советского Союза. К сожалению, работы по перспективному железнодорожному ракетному комплексу, как и все работы по твёрдотопливным ракетным комплексам, в ОКБ-1 после смерти С.П. Королёва были прекращены В.П.Мишиным.

Применение только шахтного варианта обусловлено рядом причин. Первая из них главная, если можно так выразиться, политическая — это та, что ракетные комплексы с ракетами РТ-2 и РТ-2П разрабатывались как «оружие возмездия», то есть использование их (комплексов) предусматривалось главным образом в случае, если против нашей страны будет применено ядерное оружие. Упомянутая выше система дистанционного управления и контроля комплексом построена таким образом, что в случае ядерного нападения «вероятного противника» на пашу страну и «нейтрализации» руководства армии и государства, эта система выдавала команду на запуск всех ракет по объектам нападающих.

В этой связи шахта разрабатывалась из условия выживания, сохранения возможности старта ракет после ядерного удара агрессора-противника по стартовым сооружениям.

Шахты размещались на расстояниях друг от друга, обеспечивающих сохранность остальных шахт при прямом попадании ядерной боеголовки в одну из шахт или сохранение всех шахт при взрыве между шахтами.

При наземном размещении все или почти все ракеты одного воинского соединения ракетных войск стратегического назначения, наверняка, будут уничтожены одним ударом «вероятного противника», и возмездие не состоится.

Другая причина, почему принят был шахтный вариант — техническая. Комплекс и все его составные части в соответствии с требованиями Министерства обороны должны быть работоспособны и должны функционировать в температурном диапазоне от минус 50°С до плюс 50°С. Это требование оправдано тем, что ракеты могут быть установлены в любой точке нашей страны в любом климатическом поясе от вечной мерзлоты на Севере до тропиков на Юге. Твёрдотопливная ракета работоспособна только при положительных температурах. При отрицательных температурах твёрдотопливный заряд может растрескиваться, что при запуске может привести к взрыву двигателя.

При нахождении в шахте температурного регулирования не требуется потому, что на глубине шахты практически на всех широтах нашей страны по данным института, изучающего физику Земли, куда мы делали запрос, отрицательных температур не бывает. Насколько я помню, температура ниже плюс одного градуса на глубине шахты не опускается даже в северных широтах (это для меня явилось одним из «очевидных невероятных» явлений).

На боевую стартовую позицию ракета 8К98 доставлялась раздельно: в одном контейнере первая ступень, а в другом — состыкованные вторая и третья ступени. Сборка ракеты проводилась на боевой стартовой позиции. Ракета оснащалась моноблочной ядерной отделяемой в полете головной частью.

Пуски ракет РТ-2 с полигона Плесецк проводились с ноября 1966 г. по октябрь 1968 г. из шахты. Из 25 ракет 21 была запущена на промежуточную дальность (район падения головных частей отчуждённая зона -полигон под названием «Кура», полуостров Камчатка), четыре — в акваторию Тихого океана, на максимальную дальность. Последние три ракеты запускались залпом.

Целью лётных испытаний, кроме проверки надёжности, безаварийности выполнения заданной программы пуска, являлось подтверждение расчётной дальности полёта и, главное, что расчётами трудно определить, получение данных по точности «стрельбы» — отклонения точки падения головной части от точки прицеливания. При лётных испытаниях «точкой падения» являлся центр воронки, которая образовывалась при входе головной части в землю.

При одном из успешных пусков «воронку» на ракетном полигоне «Кура» военные не нашли, однако приборами район падения был определен. Для поисков воронки в воинскую часть полигона осенью 1969 года направили Л.А. Музурова — проектанта, и В.М. Лёвина — высококвалифицированного баллистика.

По поиску воронки руководством полигона была организована экспедиция, в которую были включены — офицер — служащий полигона, отделение солдат с лопатами и автоматами Калашникова и мы — представители ОКБ-1. В распоряжение офицера был вертолёт. Мы на вертолёте каждый день в течение длительного времени ( больше двух недель) облетали вдоль и поперёк территорию полигона в поисках воронки, раскопали десятки «свежих» воронок (не заросших травой), но все были «не наши». Воронку мы так и не нашли. Возвратившись в штаб полигона (воинской части) составили и подписали акт, в котором указали, что головная часть с вероятностью, близкой к единице, попала в водоём-реку Камчатку, озеро или болото, а их (болот) в районе падения головной части достаточно много.

Ракета РТ-2 и ракетный комплекс в целом в результате грамотной творческой работы сотрудников ОКБ-1, переведённых из ЦАКБ (ЦНИИ-58) В.Г. Грабина, успешно прошли летные испытания, которые подтвердили заложенные расчётные характеристики, заданные техническим заданием: дальность (до 12 000 км — при использовании «легкой» головной части массой 500 кг, и до 5000 км — при использовании «тяжелой» головной части массой 1400 кг с увеличенным тротиловым эквивалентом ядерного заряда) и точность стрельбы (отклонение от точки прицеливания 1 км — по техническому заданию, и на порядок меньше, полученное при летных испытаниях), эффективность системы подготовки и пуска комплекса, практически мгновенная готовность к пуску, возможность длительного (десятки лет) хранения (эксплуатации) без изменения характеристик, безопасность эксплуатации, экологическая чистота комплекса. Это подтвердили и пуски ракет более чем через 20 лет нахождения ракет в шахте.

Серийное производство ракет 8К98 началось в 1966 году в цехах специального производства Пермского машиностроительного завода имени В.И. Ленина (завод № 172). В дальнейшем производство завода было выделено в филиал, преобразованный в Пермский завод химического оборудования (ПЗХО). На ПЗХО выпускались ракета РТ-2, двигатели первой и третьей ступеней и головная часть.

Впервые в нашей стране в составе ракетных войск стратегического назначения были приняты на вооружение ракетные комплексы с межконтинентальными баллистическими ракетами с ракетными двигателями на твердом топливе. В 1968 году принят на вооружение комплекс с ракетой РТ-2 (индекс 8К98), а в 1972 году — с ракетой ТР-2П (индекс 8К98П), оснащенной средствами преодоления противоракетной обороны предполагаемого противника.

На боевое дежурство ракеты были поставлены в небольшом количестве (по моим сведениям, 60 пусковых установок) по сравнению с жидкостными комплексами, находившимися в эксплуатации.

Это было обусловлено безвременной кончиной С.П. Королёва — энтузиаста создания межконтинентальных баллистических ракет на твердом топливе, отсутствием поддержки твердотопливного направления В.П. Мишиным, возглавившим ОКБ-1 после смерти С.П. Королёва, и «консервативным мышлением» руководителей военно-промышленного комплекса, в том числе министерств обороны и общего машиностроения.

Работы по боевым твердотопливным ракетным комплексам в ОКБ-1 были В.П. Мишиным прекращены. Ведение работ и вся техническая документация были переданы в Пермь. Насколько мне известно, руководители предприятия в дальнейшем (после отставки В.П. Мишина) выражали по этому поводу сожаление.

На предприятии остался так называемый «авторский надзор», который состоял в основном в согласовании баллистических параметров и участии в анализе результатов периодически проводимых пусков ракет. Для проведения «авторского надзора» была оставлена группа специалистов — ведущих конструкторов, после ухода на пенсию последнего из них «авторский надзор» прекратился...

Работа, сделанная бывшими работниками фирмы В.Г. Грабина, была прекращена, коллективы, участвующие в работах по ракетам на твёрдом топливе, были расформированы. Это был, по моему мнению, очередной незаслуженный удар по В.Г. Грабину.

Прекращение работ в ОКБ-1 (в тот период оно называлось ЦКБ ЭМ) в значительной степени затормозило развитие твердотопливной тематики в нашей стране. Работы по созданию ракетных комплексов с ракетами на твердом топливе шахтного базирования, подвижных (по грунтовым дорогам и морского) в КБ Надирадзе, Уткина, Макеева были развернуты только более чем через 10 лет. Создание таких комплексов в упомянутых КБ стало возможным только на основе заимствования опыта разработки и принципиальных технических решений, принятых ОКБ-1 при создании и изготовлении ракеты РТ-2. Среди них такие технические решения, как «качающиеся сопла» для управления вектором тяги, средства и точность выключения двигателя с помощью отсечек тяги, теплоизоляционные и теплозащитные материалы и др. Эти организации используют промышленные базы по производству твердых топлив и двигателей, созданных в основном для РТ-1, РТ-2, РТ-2П.

Ещё раз хочется повторить, что боевой ракетный комплекс с ракетами РТ-2 и РТ-2П, как отмечено в Юбилейной книге, выпущенной в 1996 году в связи с 50-летием РКК «Энергия» им. С.П. Королёва, «был одним из самых совершенных ракетных комплексов, когда-либо стоявших на вооружении Ракетных войск стратегического назначения». «Это была одна из самых удачных разработок, существенно повлиявшая на поддержание паритета в ракетно-ядерном «соревновании» с нашими вероятными противниками и укрепившая безопасность нашей страны на одном из драматичных этапов ее истории».

Наши РТ-2 и РТ-2П (8К98 и 8К98П), созданные специалистами — выходцами из ЦАКБ В.Г. Грабина стали аналогом, фундаментом для всей последующей гаммы аналогичных ракетных комплексов, в том числе и для современных комплексов «Тополь» и «Булава».

По одному из каналов центрального телевидения мельком была показана одна из современных модификаций ракеты стратегического назначения на твёрдом топливе — «Тополь».

Моё внимание привлёк один из внешних элементов ракеты, решётчатые складываемые аэродинамические стабилизаторы. Они, как это было видно в показанном по телевидению репортаже, такие же, как у ракет РТ-2 и РТ-2П.

На идею и конструкцию решётчатого стабилизатора, раскрывающегося в процессе движения ракеты по траектории, выдано авторское свидетельство на изобретение № 37119, по заявке № 977934 с приоритетом от 26 октября 1966 года. Авторы заявки Музуров Л.А., Гаврилов Б.И., Дерюжкин Л.К. (проектанты), Виноградов В.В., Пискун А.Л. (конструкторы).

В заключение можно с уверенностью сказать, что в такие сжатые сроки, как это было сделано, создать, отработать и сдать на вооружение боевые ракетные комплексы на основе межконтинентальных баллистических ракет с двигателями на твердом топливе РТ-2 и РТ-2П, без специалистов — грабинцев из ЦНИИ-58 было бы невозможно. Здесь с успехом были применены знания и опыт, полученные ими при разработке зенитных ракет по теме «Круг», противотанковых управляемых ракетных снарядов и других ракетных систем.

При разработке этих комплексов ОКБ-1 в обширной кооперации разработчиков (конструкторских бюро, заводов, научных институтов промышленности, Академии наук СССР, Министерства обороны, других предприятий и организаций) решены многие технические задачи различной степени сложности и поэтому об этих комплексах можно писать многократно.

В нашей стране в ОКБ-1 высококвалифицированными специалистами ЦАКБ впервые был создан поистине самый совершенный ракетный комплекс с использованием стратегических межконтинентальных баллистических ракет на твёрдом топливе — РТ-2 (8К98) и РТ-2П (8К98П) из всех комплексов, стоявших на вооружении Советской Армии в составе войск стратегического назначения.

Это был боевой ракетный комплекс шахтного базирования, самый эффективный по своим тактико-техническим характеристикам — постоянной готовности к пуску, безопасности, высокой точности попадания в цель, выживаемости при ядерном воздействии, преодолению противоракетной обороны противника.

С момента принятия на вооружение и до 1987 года включительно ракеты проходили послегарантийную эксплуатацию по различным исследовательским программам Министерства обороны СССР. Программы завершались летными пусками ракет с полигона Плесецк. Пуски неизменно подтверждали высокую надежность ракеты, в том числе при сроках эксплуатации от 15 до 17 лет.

К моменту подписания в 1991году Договора СНВ-1 (по этому договору ракета имеет обозначение РС-12) на боевом дежурстве находилось 40 ракет РТ-2П. Во исполнение обязательств Советского Союза по реализации договора боевой ракетный комплекс 15ПО98П был включен в перечень снимаемых с вооружения и в период с 1992 года по 1995 год был полностью ликвидирован.

Основные характеристики ракеты РТ-2

Стартовая масса, т — 51

Масса головной части, кг:

    «легкой» — 500

    «тяжелой» — 1400

Максимальная дальность полета, км при использовании:

    «легкой» головной части — 10 000

    «тяжелой» головной части — 5000

Длина, м — 21,22

Диаметр корпуса двигателя, м:

    первой ступени — 1,8

     второй ступени — 1,5

    третьей ступени — 1

Рабочий запас топлива

    первой ступени — 30,8

    второй ступени — 9,6

    третьей ступени — 3,5

Давление в камерах сгорания, кгс/см² — 40

Тяга/время работы двигателя, тс/с:

    первой ступени — 91/75

    второй ступени — 44/60

    третьей ступени — 22/45

готовность к пуску, мин — 3

Отклонение точки падения ГЧ от точки прицеливания, км по техническому заданию — 1

при лётных испытаниях — 0,1

Мои встречи с В.Г. Грабиным

Василий Гаврилович Грабин был не только гениальным конструктором, выдающимся технологом и организатором производства, но обладал не меньшим талантом и культурой общения с подчиненными, как в служебное время в процессе работы, так и вне работы.

Лично мне с В.Г. Грабиным приходилось встречаться на совещаниях, при докладах моих непосредственных начальников о ходе выполнения текущих работ по теме «Круг», по вопросам, касающимся меня, по общественной работе, в частности, по вопросам строительства по инициативе молодежи ЦНИИ-58 спортивного зала в Завокзальном районе.

По производственным вопросам я участвовал в совещаниях, которые В.Г. Грабин проводил в спокойном тоне, ко всем участникам совещания обращался уважительно, без повышения голоса, выслушивал каждого внимательно. По результатам анализа рассматриваемого вопроса решения принимал по-генеральски — решительно. После принятия решения возражать было бессмысленно.

У В.Г. Грабина был установлен день и час приема сотрудников предприятия по личным вопросам. Этот «час» аккуратно соблюдался, прием по любым личным вопросам проводился по предварительной записи.

Был на приеме у него и я. Вот по какому поводу. Я окончил институт и был принят на работу ЦНИИ-58 в 1957 году. Меня поселили в общежитие еще в 1956 году, когда я проходил преддипломную практику. К этому времени я был женат. У нас был ребенок — сын. Жена Алла окончила институт в 1958 году. Я пытался ее оформить на работу в ЦНИИ-58 и прописать временно в общежитие в надежде потом получить жилье. Однако на работу ее не принимали, потому что не прописана, а не прописывали, потому что не работает. Уехать в другое место работы не имел права, потому, что должен проработать, как молодой специалист, после окончания института 3 года.

На приеме у В.Г. Грабина я все это изложил ему. Он молча, не говоря ни слова, выслушал меня. Потом повернулся к своему помощнику Н.Д. Бондаренко и коротко, без комментариев сказал: «Найдите комнату, пропишите его (т. е. меня), его жену и ребенка. Жену примите и оформите на работу в ЦНИИ-58».

Через месяц все было исполнено. Предоставили комнату (небольшую, площадью 11,2 кв. м., больше тогда и не получали), жену приняли на работу. Слова В.Г. Грабин не бросал на ветер. Я благодарен ему по сегодняшний день.

Создание противотанковых управляемых реактивных снарядов и твердотопливных ракетных двигателей для стратегических межконтинентальных баллистических ракет

Рассказывает А.Л. Магдесьян. После окончания в 1957 году с отличием артиллерийского факультета МВТУ им. Баумана был направлен в ЦНИИ-58, где принял участие в разработке противотанковых управляемых ракетных снарядов. После объединения ЦНИИ-58 с ОКБ-1 принял участие в разработке твердотопливных ракетных двигателей для стратегических межконтинентальных баллистических ракет, а затем — энергоустановок для лунного орбитального корабля советской лунной экспедиции и многоразового пилотируемого космического корабля «Буран», системы дозаправки топливом космических кораблей. Прошел путь от инженера до начальника отдела. Кандидат технических наук. Проработал до 2002 г.

Новая тематика появилась в ЦАКБ внезапно и стремительно, как арабо-израильская война 1956 года, во время которой израильские военные уничтожили большинство знаменитых советских танков Т-34, поставленных нашей страной для вооружения египтян, противотанковыми управляемыми реактивными снарядами (ПТУРС) французской разработки. Впрочем, таковыми они являлись довольно условно, просто французам повезло захватить при разгроме фашистской Германии всю документацию, производство, полигон для отработки и большую партию уже неплохо летающих немецких противотанковых ракет «Rotkоpfchen» — «Красная головка», которые управлялись солдатом по тонким и прочным проводам, сматываемым с катушки на пульте наведения. В течение 10 лет эта техника была доведена до массового производства и вот теперь показала все свои преимущества, особенно в условиях гладкой и ровной пустыни.

В связи со случившимся ответ СССР был мгновенным и адекватным новой угрозе: уже 8 мая 1957 года вышло закрытое постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР за № 505-253 с грифом «особой важности» о создании в стране нового класса оружия — разнообразных ПТУРСов. Самый легкий индивидуальный снаряд для стрелка с управлением по проводам поручался КБ Шавырина в Коломне, более сложные и тяжелые варианты с управлением по радио должны были разрабатываться в КБ Клецких в Ленинграде и в ЦНИИ-58 (ЦАКБ) у В.Г. Грабина. Их использование предполагалось на различных объектах бронетехники дополнением к артсистемам или на специализированных шасси.

Василий Гаврилович новое поручение воспринял очень серьезно, он практически прикрыл все разработки зенитных артиллерийских систем в специальном конструкторском бюро № 4 (СКБ-4) и назначил это подразделение (начальник Б.А. Пестов) головным по ПТУРСам на своем предприятии. Таким образом, СКБ-4 должно было грамотно скомпоновать по выданному тактико-техническому заданию Министерства обороны (диаметр 170 миллиметров, длина 1500 миллиметров, масса — не более 60 кг, размах крыльев — до 600 миллиметров) новую чудо-ракету, поражающую танки противника на расстоянии до трех километров.

Первые проработки в отделе Ивана Григорьевича Скрипицы провели лучшие грабинские зенитчики — А.П. Баринов, Б.Г. Ласман, С.Н. Сущинин. Но у них, привыкших к артиллерийским нормам прочности, вес ракеты меньше 120—130 килограмм не получался. И поэтому через месяц, уже в июле 1957 года, Василий Гаврилович собрал совещание в своем кабинете и предложил поручить компоновочные разработки молодежи, еще не отягощенной старыми артиллерийскими догмами и материалами. Новыми ведущими конструкторами были предложены выпускник 1956 года Михаил Васильевич Горячев и два только что защитившихся инженера — Василий Васильевич Грабин, сын главного конструктора, и Аркадий Лукьянович Магдесьян, автор этих воспоминаний. Все трое — выпускники артиллерийского факультета МВТУ им. Баумана.

Конечно, в связи с ажиотажем вокруг новой темы за этот месяц мы кое- что узнали о проектировании изделий такого класса. Оказывается, чтобы летать на заданной скорости движения к цели 100 м/сек, площадь крыльев должна составлять 0,44 квадратных метра, должны быть собственные воздушные рули высоты и направления. Разгон на старте должен осуществляться за 0,3—0,4 секунды, а дальше постоянная скорость движения обязана поддерживаться работой маршевого двигателя в течение 40 секунд. Поражение цели обеспечивалось кумулятивным (бронепрожигающим) зарядом, устанавливаемым в головной части ПТУРСа. Управление маневрами снаряда при прохождении от старта к цели осуществлял наводчик по командной радиолинии, таким образом, внутри корпуса необходимо было иметь специальную рупорную антенну и приемник команд, а на старте — устройство для их передачи.

Всю эту массу технических и организационных проблем пришлось решать практически внутри ЦНИИ-58, поскольку каких-либо специализированных предприятий по требуемым узлам и агрегатам в стране не было. Разработка боевой бронепрожигающей головки была поручена И.И. Долгушеву, который до этого проектировал артиллерийские противотанковые подкалиберные и кумулятивные снаряды, весь вопрос был в создании нового «умного» взрывателя, определявшего встречу с целью.

Твердотопливную двигательную установку, состоящую из стартового и маршевого двигателей, поручили научно-исследовательскому бюро № 9 (НИБ-9) Алексея Георгиевича Донского, ведущим конструктором ее стал Н.И. Чуканов, наш сверстник, а все параметры внутренней баллистики камер сгорания, размеры и геометрию пороховых шашек определял опытный работник ЦНИИ-58 Г.П.Минашин. НИБ-11 Вадима Васильевича Киценко разрабатывало всю радийную часть проекта, на НИБ-12 Анатолия Алексеевича Смердова возлагались вопросы экспериментальной и полигонной отработки комплекса в целом и двигательной установки на вновь создаваемом здесь, на территории бюро, пороховом испытательном стенде.

Большие трудности возникли при создании управляющих приводов, воздействующих на воздушные рули ракеты по радиоимпульсу. Никто еще в стране не проектировал и не изготавливал такие миниатюрные и сверхточные агрегаты. Их разработка была поручена СКБ-5 Бориса Григорьевича Погосянца, а организацию производства поручили молодой восходящей технической «звездочке» на экспериментальном заводе ЦАКБ — Исааку Борисовичу Хазанову. В этот вновь созданный приборный цех передали также и изготовление всех радийных систем комплекса, впоследствии, после объединения, он стал основой приборного производства ОКБ-1 и далее — РКК «Энергия».

Ведущий инженер-конструктор должен был выбрать, совместно с аэродинамиками и баллистиками, наиболее рентабельную аэродинамическую форму снаряда на всех участках полета, уложить в заданный тактикотехническим заданием объем корпуса все необходимые узлы и агрегаты, выдать каждому смежнику техническое задание на разработку с жестким ограничением по массе, габаритам и посадочным местам. Для этого приходилось самому прорисовывать установку каждой детали, заполнять внутрикорпусное пространство с максимальной плотностью. Благодаря использованию новейших алюминиевых сплавов и понижению запасов прочности почти до единицы, поскольку проектировалось изделие одноразового применения, лимитная масса к концу года составляла 70 кг. Недостающие 10 кг Б.А. Пестов полагал снять в процессе отработки, для чего был даже объявлен конкурс на предприятии с хорошим вознаграждением за каждый снятый лимитный грамм.

Очень долго не ладилось с длиной снаряда. Расположенные последовательно боевой заряд, стартовый и маршевый двигатели не оставляли почти ничего системам управления движением. Это продолжалось до тех пор, пока Н.И. Чуканов не предложил оригинальную конструкцию объединенной двигательной установки с совмещенным общим днищем. Этим решением экономилось до 90 мм длины ракеты и не менее 3 кг массы.

Для проверки принятых аэродинамических характеристик ПТУРСа необходимые продувки проводились по упомянутому постановлению правительства в ЦНИИМаш, чертежи моделей разрабатывались в отделе И.Г. Скрипицы под руководством каждого ведущего, изготавливались очень оперативно на опытном производстве ЦНИИ-58 и столь же быстро продувались в аэродинамической трубе у соседей. Мне была поручена вся организационная часть этой работы: письма, участие в испытаниях, получение экспресс-результатов и окончательных отчетов, проведение повторных продувок на доработанных моделях.

По моей разработке уже в октябре 1957 года было принято решение выпустить чертежи и изготовить демонстрационный весогабаритный макет ПТУРСа. С ним и с плакатами системы в конце лета 1958 г. я с Б.А. Пестовым представлял нашу фирму на секретнейшей выставки танкового и противотанкового вооружения в Кубинке.

Весь 1958 год развитие тематики в ЦНИИ-58 шло по нарастающей. Для обеспечения штатного использования ПТУРСа в двух отделах СКБ-4 (начальники В.А. Рождов и В.Е. Асташкин) приспосабливался носитель- бронетранспортер со специальными направляющими, местом наводчика, системой управления полетом ракеты, системой перезаряжания. На стендовом двигателе ЭУ-441 после длительной серии испытаний были подобраны необходимые заряды и воспламенители к ним, шашки различной конфигурации и размеров изготовлялись на токарном и фрезерном станках в пороховой лаборатории НИБ-12 из заготовок большего размера, а затем испытывались на пороховом стенде с замером создаваемой тяги, давления в камере и температур соплового блока. Была изготовлена и прошла успешные испытания первая партия чукановских совмещенных двигателей. Василий Гаврилович дал команду оснастить их изготовление всем прессовым и штамповочным оборудованием, необходимым для серийного производства. Порадовали и взрывотехники, созданная ими кумулятивная головка даже при сымитированных крайних углах атаки надежно прожигала 250 мм танковой брони, оставляя в ней аккуратные сквозные отверстия и никакой надежды тем, кто за ней находится.

Гораздо хуже обстояло дело с рулевыми приводами. Эта абсолютно новая для ЦНИИ-58 задача никак не находила достойного инженерного решения. Электрические привода требовали мощных и объемных аккумуляторов, воздушные — габаритных баллонов высокого давления. Ни веса, ни пространства у проектируемого ПТУРСа для этого не хватало. Серьезно рассматривались для использования: пороховой аккумулятор давления или отбор газа из камеры маршевого двигателя, однако создаваемые рулевые приводы к такой газовой среде приспособлены не были. В этой ситуации Б.А. Пестов решил в своем бюро создать электромагнитный золотниковый управляющий механизм, существенно уменьшающий расход газа. Эта задача в отделе Б.В. Кудрявцева была поручена выпускнику МАТИ 1958 г. М.Н. Иванову, при ее положительном разрешении объем воздушного аккумулятора давления втискивался в хвостовой приборный отсек снаряда.

Для проверки работоспособности основных силовых узлов ПТУР- Са в полете (корпус, двигательная установка, крылья, воздушные рули) и бронетранспортера-носителя в августе 1958 г. было запланировано проведение натурных испытаний пяти специально изготовленных бросковых ракет. Они имели близкий к штатному изделию вес, корпус и крылья, настоящую двигательную установку и жестко закрепленные рули высоты, что не позволяло выпущенным снарядам упасть на землю до окончания работы маршевого двигателя. К сожалению, нормально работающей системы наведения на момент этих испытаний мы еще не имели. Работа проходила на Гороховецком полигоне, при старте и полете материальная часть визуально и по киносъемкам работала нормально. В это же время начали готовить трассу для отработки наших ПТУРСов на полигоне г. Красноармейска Московской области, здесь было гораздо ближе и гораздо комфортабельнее в бытовом отношении, чем в г. Гороховце Горьковской области. Натурные испытания показали необходимость установки на крыльях снаряда трассеров, поскольку уже через 4—5 секунд полета снаряд превращался просто в точку на фоне пейзажа, а факелы маршевых сопел становились слабо заметными. И.Г. Скрипица поручил мне разрешение этой проблемы через загорское предприятие «Звездочка», где делались подобные изделия, с правом выбора цвета. По результатам проработки был заказан цилиндрический 40-секундный красный файер, удачно устанавливающийся на конце консоли крыла и отлично видимый наводчику даже за 3 километра.

Наступивший 1959 год должен был закончиться сборкой уже полностью функционирующего в полете управляемого противотанкового снаряда и дальнейшей проверкой его летных и динамических характеристик. Однако приказом ГКОТ от 03.07.1959 г. ЦНИИ-58 было присоединено к ОКБ-1 с прекращением идущих работ на день выхода приказа. Все наработки и созданная материальная часть по ПТУРС передавалась в Ленинград, коллегам-соперникам, а нас, теперь уже ракетчиков-твердотопливников, переводили на создание советского «Минитмена» 8К95 у Сергея Павловича Королёва.

Кроме обретенного бесценного опыта работы, от этого времени сохранилась первая мною разработанная и изготовленная деталь — держатель заряда стартового двигателя и коллективная прощальная фотография СКБ-4 с В.Г. Грабиным после ликвидации ЦНИИ-58.

После расширения ОКБ-1 за счет присоединения грабинского ЦНИИ-58 мне была предложена работа как по космическому направлению, так и по твердотопливной тематике. Большинство сотрудников СКБ-4 направлялось в конструкторские подразделения К.Д. Бушуева, поэтому при беседе со мной Михаил Клавдиевич Тихонравов, занятый их комплектованием, предложил работу в отделе К.П. Феоктистова. С другой стороны, бывший начальник грабинского НИБ-12 Анатолий Алексеевич Смердов, а теперь руководитель нового отдела 24 по отработке всех элементов твердотопливных двигателей создаваемой баллистической ракеты 8К95, предложил продолжить деятельность в его подразделении. Он привел меня к Игорю Николаевичу Садовскому, только что назначенному С.П. Королёвым своим заместителем по стратегическим межконтинентальным баллистическим ракетам на твердом топливе, и представил как сложившегося специалиста по этому направлению.

В самом деле, за прошедшие два года работ у В.Г. Грабина по противотанковым управляемым реактивным снарядам с пороховым двигателем очень большой объем работы осуществлялся в НИБ-12: отработка двигателей, создание пусковой установки на базе бронетранспортера, первые натурные испытания ПТУРСов на полигонах. И я не только участвовал в этих работах, но и просвещал бывших артиллеристов по новой тематике, совершенствовал, как мог, создающуюся базу по отработке ракетных двигателей на твердом топливе (РДТТ). А.А. Смердов сразу же принимал меня в свой отдел старшим инженером с максимальным окладом 1900 рублей, в то время как для «космиков» я был молодой специалист-двухлетка и эту должность у них надо было зарабатывать несколько лет.

Игорь Николаевич с удовольствием подписал мою переводку и порекомендовал заняться методологией и практикой отработки впервые создаваемых в СССР твердотопливных ракетных двигателей огромной мощности на Софринском научно-исследовательском полигоне в городе Красноармейске, где в течение года должны быть созданы испытательные стенды для наших гигантов. А для этого самым тщательным образом изучить все, что разрабатывается сейчас в новом отделе 23, начальник которого Алексей Георгиевич Донской полностью сохранил коллектив грабинского НИБ-9, до того в ЦНИИ-58 разрабатывавшего под его руководством двигатели на твердом топливе для зенитных и противотанковых ракет.

Новая трехступенчатая баллистическая ракета РТ-1 создавалась на дальность 2500 километров. Сейчас в отделе 23 разрабатывалось пять модификаций двигателей: основные двигатели первой, второй и третьей ступеней, а также рулевые двигатели блока «А» (первая ступень) и блока «В» (третья ступень). Поскольку к тому времени наша промышленность могла производить шашки из баллиститных (артиллерийских времен Второй мировой войны) порохов диаметром не более 800 мм, была принята «пакетная» схема первой и второй ступеней. Пакет блока «А» состоял из четырех двигателей с общей тягой 100 тс, блока «Б» из двух с общей тягой 51 тс.

Сопла двигателей основных двигательных установок были неподвижны, управление полетом осуществляли рулевые двигатели I и III ступеней с вращающимися при помощи рулевых машин корпусами. Качание каждого рулевого двигателя в обе стороны достигало 45 градусов. Управление движением при работе IIступени осуществлялось с помощью складных воздушных рулей, которые устанавливались в рабочее положение после старта ракеты.

В отдел 23, практически полностью, вошли также коллективы грабинских СКБ-2 и СКБ-6, руководители которых Петр Федорович Муравьев и Семен Евсеевич Барденштейн были теперь заместителями у А.Г. Донского. Отдел делился на шесть крупных секторов и должен был обеспечить разработку всех двигателей ракеты РТ-1. По разделению работ сектор В.Д. Алешина завязывал все проекты (группа Н.И.Чуканова) и участвовал в отработке материальной части (группа В.А. Солодилова). Сектор Г.П. Минашина (начальники групп Н.И. Басманов и Ю.В. Сун- гуров) занимался выбором порохов, всей газодинамикой и процессами внутрикамерного горения, остановкой работы двигателей. В конструкторском секторе И.С. Грибаня (начальники групп Левашов и Л.Жуков) разрабатывались оба рулевых и двигатель блока В. Конструктора сектора П.П. Ермолаева создавали двигатели для блока А (группа В.А. Никанорова) и блока Б (группа Кащеева), кроме того, в этот сектор входила группа В.Г. Суворкина, рассчитывающая на прочность все разработки отдела. Конструкторский сектор А.В. Бермишева рассчитывал и разрабатывал сопловые блоки для всех двигателей, отсечные узлы для их остановки и другие специфические элементы двигательной установки. Небольшой сектор В.В. Калиновского занимался материаловедческими делами, в частности, он полностью вел создание в г. Хотьково Московской области на базе завода «Электроизолит» современного производства корпусов твердотопливных ракет из пропитанной эпоксидной смолой стеклоткани.

Проектирование и выпуск рабочих чертежей РДТТ новой ракеты осуществлялись в форсированном режиме, поскольку первый пуск РТ-1 по постановлению должен был быть осуществлен уже через два года.

Была принята идентичная для всех трех ступеней конструкция корпуса основного двигателя: на заводе «Электроизолит» на специальной оправке диаметром 800 мм устанавливались две стальные законцовки с упорной спецрезьбой, между которыми происходила намотка по заранее определенному закону подготовленного стеклотканевого полотнища. После отверждения эпоксидной смолы корпус проверялся на прочность внутренним гидравлическим давлением. Между слоями стеклоткани наматывался дополнительно слой углеткани, проводящей электрический ток. Таким образом, подготовлялась возможность создания обогрева каждого двигателя на стартовой позиции в холодное время года. На законцовки наворачивались стальные днища: передние с отсечными узлами и задние с сопловым блоком, все внутренние поверхности тщательно теплоизолировались от воздействия горячих газов пороховой шашки, достигавших температуры 2000° С.

Сама пороховая шашка весом в несколько тонн вставлялась через переднее днище и закреплялась внутри таким образом, чтобы за все 30 секунд работы двигателя поверхность горения всегда оставалась одинаковой, что обеспечивало постоянное давление в 40 атмосфер внутри камеры и, соответственно, постоянную тягу. Остановка работы РДТТ имела свою особенность и обеспечивалась срабатыванием отсечных узлов (отсечек), когда специальным образом уложенный детонирующий шнур вскрывал часть переднего днища двигателя, давление внутри резко падало и горение пороховой шашки мгновенно прекращалось.

Все эти придумки необходимо было проверять тщательнейшим образом сначала на экспериментальных установках внутри ОКБ-1, а затем, все более приближаясь к натуре, на сооружавшейся вновь базе на Софринском полигоне.

Все касаемое отработки создающейся материальной части: разработка технических заданий на проектирование наземных стендов, не имевших аналогов в стране, курирование их строительства и ввода в эксплуатацию, а далее — организация самих испытаний, полностью возлагались на отдел 24. Его коллектив составляли работники грабинского НИБ—12, много лет занимавшиеся испытаниями артиллерийских систем, однако за несколько последних лет уже приобщенные и к твердотопливным ракетным двигателям. Руководил отделом, как и при В.Г. Грабине, Анатолий Алексеевич Смердов, самый молодой из грабинских «апостолов», танкист в Великой Отечественной войне, после тяжелого ранения окончивший МВТУ им. Баумана и распределенный в ЦНИИ-58. Его заместителем был назначен Дмитрий Петрович Крутов, бывший директор грабинского завода, один из самых доверенных руководителей Василия Гавриловича, зачастую исполнявший его обязанности во время отпуска.

Назначение было политическим, скорее мягкой ссылкой, но для отдела, да и для меня лично, оно оказалось крайне полезным. Ведущий сектор по организации испытаний, в который меня назначили, возглавлял Г.Д. Суховой, в его составе были группы А.И. Кантора и А.Ф. Филина. Сектором электрических измерений руководил А.С. Хуртин, у которого начальниками групп работали В.И. Щербаков и В.И. Магер. В пороховой лаборатории Е.И. Воронина из заготовок на обычных токарном и фрезерном станках изготавливались твердотопливные заряды любой конфигурации, воспламенители для начала работы двигателя, резался детонирующий шнур, которым снаряжались отсечки для окончания его работы, происходила полная сборка стендового испытуемого изделия. После чего подготовленный к работе твердотопливный реактивный двигатель направлялся для огневых испытаний на специальный стенд, построенный еще при В.Г. Грабине для его твердотопливных зенитных и противотанковых ракет. Начальником стенда был И.П. Солдатов, в обязанность его команды входила доставка испытуемой материальной части, установка изделия на стенде, подключение всех измерительных линий и, собственно, запуск двигателя.

Еще с артиллерийских времен в отделе существовала прекрасная кинофотолаборатория под началом Г.Н. Николаева, которая фиксировала все эксперименты на кино- и фотопленке.

Одним из великих отличий отдела явилась для меня механическая мастерская К.И. Дерунова, а на самом деле хорошо оснащенный цех с современными станками и сваркой, где прямо по эскизу изготавливалась любая необходимая для работы деталь. Это здорово помогало в подготовке срочных экспериментов, поскольку заказ на изготовление матчасти на основном производстве обычно занимал много месяцев.

Поскольку отдел 24 со своими артиллерийскими и пороховыми стендами был полностью изолированной и строго охраняемой территорией, в него входил так называемый «общий» сектор Г.А. Горбачева, задачей которого было содержание в порядке всего объекта. В его составе были склады, две спецмашины для перевозки взрывчатых и огнеопасных изделий, конюшня с несколькими лошадьми и соответствующей упряжью для перевозки по территории снаряженных двигателей (так требовала техника безопасности во избежание попадания искры из выхлопной трубы автомобиля), псарня со сторожевыми собаками, которых выводили на ночь охранять периметр объекта. На их ответственности были также экспонаты грабинского артиллерийского музея.

Этот музей Василий Гаврилович создал из той зарубежной артиллерийской техники, которая попадала в ЦАКБ различными путями. Больше всего было трофейных немецких артсистем: много противотанковых пушек различного размера, более крупные длинноствольные орудия калибра 100—120 мм, по памяти, даже самоходная установка типа «пантеры». В центре экспозиции — американские зенитки с «MadeinUSA» и одноглавым орлом, очевидно полученные по ленд-лизу, шведское орудие фирмы «Викерс» и другие иноземные экспонаты. Вся эта техника находилась под открытым небом на площадке перед конюшней, смазанная, хорошо прокрашенная, в количестве до 20—25 систем. Когда я три года тому назад начал делать диплом в ЦНИИ-58 по зенитной системе, мой начальник Иван Григорьевич Скрипица выписывал мне сюда, в НИБ-12, пропуск для ознакомления с не нашей материальной частью и что-то даже вписалось на листы проекта. Поэтому, когда весной 1960 года А.А. Смердов вызвал меня к себе и поручил, как секретарю комсомольской организации, выполнить силами комсомольцев отдела приказ С.П. Королёва о сдаче всего парка артиллерийской техники в металлолом, с разрезкой на месте экспонатов газовыми резаками, что-то резануло мою душу. Но приказы Главного тогда никто не обсуждал, их выполнение контролировалось достаточно жестко, и музея не стало. С годами приходит прозрение, и только сейчас понимаешь, сколько же памяти мы уничтожили своими руками...

Строительство двигательных стендов на Софринском полигоне осуществлялось опережающими темпами, параллельно шло их оснащение необходимыми измерительными, регистрирующими и обслуживающими системами. Каждый день с Вокзальной улицы в Подлипках (ныне улица Грабина) отправлялся крытый автомобиль отдела 24 в г. Красноармейск, заполненный необходимыми сегодня специалистами, состав которых определялся ответственным ведущим за создание испытательной базы. Уже в конце лета 1960 г., когда только еще затвердел бетон силовой опорной плиты, были проведены по временной схеме первые включения сначала рулевых двигателей блоков «А» и «В», а затем и основного двигателя первой ступени. Всего до начала ЛКИ здесь было испытано до 40 РДТТ каждого блока, при этом сопловые срезы второй и третьей ступеней существенно уменьшались, поскольку работа двигателей происходила не в вакууме, а на земле, и при штатных соплах происходил бы отрыв струи и разрушение раструба. В конце наземной отработки на этом же стенде было произведено по три сдаточных испытания каждой ступени: блок «А» — пакет из четырех основных и четырех рулевых двигателей с тягой 100 тонн, блок «Б» — двухкорпусной с тягой 50 тонн и блок «В» с одним основным и четырьмя рулевыми двигателями с тягой 25 тонн. По положительным результатам стендовых испытаний в начале 1962 года было выдано заключение о начале летно-конструкторских испытаний изделия РТ-1 на полигоне «Капустин Яр».

Была назначена Государственная комиссия: председатель Госкомиссии начальник ГЦП «Капустин Яр» генерал-полковник В.И. Вознюк, техническое руководство И.Н. Садовский, Е.В. Шабаров, П.И. Дребезгов. Организационно проведение полигонных работ обеспечивала специальная испытательная команда, созданная по приказу С.П. Королёва из специалистов различных подразделений ОКБ-1. Начальником испытательной команды назначался А.А. Смердов, заместителями А.И. Кантор и А.Л. Магдесьян. Переброска людей на полигон осуществлялась самолетами ИЛ-14 нашего авиаотряда, посадочная полоса не всегда, особенно в паводок, могла принимать даже эту авиатехнику, поэтому несколько раз пришлось приземляться в Сталинграде.

Работы на полигоне начались с примерочных работ на стартовой позиции. Ее оборудование было достаточно убогим, хотя сама трехступенчатая ракета в бескрайней степи высилась величественно. Подъем в зону второй и третьей ступеней осуществлялся по обычной прямой лестнице, только с обязательной страховкой: на тебя надевался пояс с кольцом, за которое застегивался карабин от спущенной сверху лонжи, и дежурный солдат специальной круговой рукояткой с тормозной системой все время страховал испытателя. Проверялась установка всего изделия на стендовый стол, стыковка наземной и бортовой кабельной сети, примерялся изготовленный в НИИРПе быстро сбрасываемый резиновый чехол от дождя. К моему большому удивлению, Сергей Павлович вместе с начальником полигона присутствовал на всех заключительных демонстрационных операциях.

Параллельно в монтажно-испытательном корпусе шла подготовка первого пуска ракеты РТ-1, проходила механическая и электрическая стыковка пустых блоков, затем разобранные двигатели снаряжались через снятое переднее днище пороховыми зарядами на специальной позиции, сборка изделия происходила повторно, и его отправляли на старт. Здесь мне, как одному из организаторов подготовки пуска ракеты на полигоне, пришлось существенно расширить свое знакомство с участниками работ. Если на испытаниях в Красноармейске в основном участвовали специалисты отделов 23 и 24, то теперь, кроме них, ведущую роль стали играть управленцы Н.А. Пилюгина и наши телеметристы из отдела Э.Б. Бродского, которые денно и нощно проверяли свои электрические цепи и функционирование аппаратуры.

Первый пуск в апреле 1962 года начался с нормальной работы первой ступени, наша трехступенчатая красавица стремительно поднялась вверх, однако при включении блока «Б» датчики угловых перемещений зафиксировали сильное возмущение по тангажу, и была выдана команда АВД (аварийное выключение двигателей). Ракета рухнула километрах в десяти от старта, мне было приказано, собрав всю испытательную команду, найти точное место падения для последующей эвакуации останков, поскольку среди них должны быть в большом количестве несгоревшие куски твердого топлива верхних ступеней. На трех автобусах нас доставили в зону падения, я организовал живую цепь километровой длины, которая пешим шагом двинулась в восточном направлении по трассе полета. Первый вызов в центр цепи последовал довольно скоро, но это было только орлиное гнездо с тремя голошеими птенцами, которые разевали рты и пищали в своей достаточно широкой корзине, изготовленной родителями на стволе невысокого деревца из палок и веток безо всякого комфорта в виде травяной подстилки. Место падения нашли часа через два, когда я уже здорово измотался, бегая по вызовам с фланга на фланг цепи. Действительно, стеклопластиковые корпуса двигателей при ударе о землю раскололись, и вокруг них разлетелась, как куски огромного янтаря, начинка из баллиститного пороха. Зафиксировав место находки, мы с огромной радостью вернулись в гостиницу. Аналогично закончился и второй пуск.

Проведенный анализ показал, что влияние на изделие оказали реактивные струи из отсечек первой ступени, которыми останавливалась ее работа по достижению заданной скорости. Для устранения такого воздействия сектором А.В. Бермишева были разработаны специальные газоводы, направляющие истекающий поток мимо корпуса следующей ступени. Чтобы не перетяжелить ракету, их стали делать из титана, сверхнового легкого и прочного металла, только что освоенного нашими металлургами в опытных партиях. С.П. Королёв несколько раз авиационными прилетами контролировал ход доработки, приезжал в монтажно-испытательный корпус и своими руками несколько раз прикидывал массу деталей из нового материала. Титан ему очень понравился.

Испытания ракеты РТ-1 продолжались по март 1963 г. с падением головной части в районе озера Балхаш. Из проведенных 9 боевых пусков три полностью выполнили поставленную задачу. Была создана первая отечественная твердотопливная баллистическая ракета, при работе с которой получен необходимый технический, технологический, производственный и эксплуатационный опыт, сложилась необходимая кооперация предприятий по стране. Наша РТ-2 (8К95) стала фундаментом для всей последующей гаммы аналогичных изделий, в том числе и для современных «Тополя» и «Булавы», которые стоят и будут стоять ракетно-ядерным щитом нашей Родины. И когда я теперь на своей даче
под Сергиевым Посадом слышу характерный звук работающих мощных твердотопливных двигателей на созданных с моим участием стендах
 в г. Красноармейске, то сразу же вспоминаю начало этих работ а таймер в голове автоматически начинает отсчет времени «двадцать один,
 двадцать два...». И если раньше счет шел до тридцати секунд
 то теперь я насчитываю уже до восьмидесяти.

В заключение можно с уверенностью сказать, что создать, отработать и сдать на вооружение боевые ракетные комплексы на основе межконтинентальных баллистических ракет с двигателями на твердом топливе РТ-2 и РТ- 2П в такие сжатые сроки, как это было сделано, без специалистов-грабинцев из ЦНИИ-58 было бы невозможно. Здесь с успехом были применены знания и опыт, полученные ими при разработке зенитных ракет по теме «Круг» и противотанковых управляемых реактивных снарядов.

Грабинская «закваска» в ЦНИИ-58 на всю жизнь.

Рассказывает Г.В. Носкин. После окончания в 1955 г. Ленинградского электротехнического института им. В.И. Ульянова (Ленина) по специальности «Электронная техника» был распределен в ЦНИИ-58, где принимал участие в разработке системы инициирования артиллерийского ядерного заряда, разрабатывал, проводил испытания и сдавал в эксплуатацию системы контроля, управления и защиты ядерных реакторов. После объединения ЦНИИ-58 с ОКБ-1 принимал участие в создании систем управления первых межпланетных кораблей к Марсу и Венере, разрабатывал первые бортовые вычислительные машины и другие приборы для кораблей лунной программы и долговременных орбитальных станций, разрабатывал систему отображения информации многоразового корабля «Буран», в настоящее время (2015 г.) участвует в разработке систем электроснабжения для различных космических аппаратов. Ведущий научный сотрудник ОАО РКК «Энергия». Кандидат технических наук. Работает по настоящее время.

В декабре 1955 г. я окончил факультет электронной техники Ленинградского электротехнического института им. В.И. Ульянова (Ленина). В начале февраля 1956 г., получив в Москве в Министерстве оборонной промышленности (МОП) на ул. Горького распределение в ЦНИИ-58 в г. Калининград Московский, 8.02.1956 г. я уже имел собеседование с начальником отдела кадров предприятия Калиновским, который уверенно заверил меня: «Нам такие специалисты нужны». Конечно это заявление меня очень вдохновило. В отделе кадров предприятия я получил направление в общежитие молодых специалистов по ул. Комитетской. В комнате общежития я стал 4-м жильцом.

Моими товарищами по этому месту обитания стали Иван Максимов — инженер теплотехник, Борис Пряхин — инженер по приборам автоматики и Александр Венедиктов — электромонтажник. Они уже около года работали на предприятии, т. е. пришли тогда, когда руководителем института был еще атомщик А.П. Александров.

В моей трудовой книжке (единственной) отмечена дата приема на работу в ЦНИИ-58 — 11 февраля 1955 года, хотя фактически начал работать на предприятии В.Г. Грабина несколько позже, после обычной задержки, связанной с оформлением на работу на режимное предприятие. Однако, когда я получал направление в МОП-е (а не в МСМ-е), мне начальник отдела кадров сказала, что направляет меня на предприятие Грабина.

Забегая вперед, хочу сказать, что большинство молодых специалистов, прошедших начальную производственную школу на предприятии В.Г. Грабина, впоследствии уже в составе ОКБ-1-ЦКБМ-НПО «Энергия» — РКК «Энергия» стали ведущими специалистами и руководителями. Это относится и к упомянутым мною ребятам, с которыми я жил в общежитии. Иван Максимов стал заместителем. руководителя комплекса, Саша Венедиктов окончил вечерний институт и вскоре стал начальником ведущего цеха приборного производства, Борис Пряхин стал ведущим специалистом по ЭВМ и программированию.

Распределили меня в научно-исследовательское бюро № 11 (НИБ-11), где начальником был Вадим Васильевич Киценко. НИБ-11 представляло собой подразделение, основной тематикой которого была разработка, изготовление и использование специальных измерительных приборов при испытаниях артиллерийских систем. Подразделение было комплексное, включающее разработчиков, конструкторов и экспериментальную мастерскую. При передаче НИИ-58 в 1954 г. в Минсредмаш, который объединял и координировал все работы в СССР по атомной тематике, направление измерительной тематики в НИБ-11 сохранилось, но пополнилось радиоизотопными методами измерения.

До перехода НИИ-58 в МСМ молодых специалистов в НИБ-11 уже не было, потому что все «спецы» стали «обстрелянными» кадрами по измерительной технике в артиллерийских системах (Е.И. Дунаев, А.С. Дерден- ков, А.И. Кузьмин, Б.Г. Невзоров, Е.А. Иванов) и опытными конструкторами по датчиковой аппаратуре и низкочастотным приборам (С.Г. Рыжов,
И. Власов, Е.Н. Логутова, Л.В. Цыганова, А.Г. Князев, А.Н. Годунова).

Экспериментальная мастерская под руководством Михаила Архиповича Баканова практически вся состояла из квалифицированных рабочих кадров — асов своего дела. Некоторые из работников НИБ-11 прошли Великую Отечественную войну и побывали в эвакуации.

При возвращении НИИ-58 в Миноборонпром в 1955 г. во главе с Грабиным, принципиально новым направлением, оставшимся в НИБ-11 в «наследство» от ядерной тематики, было создание системы инициирования ядерного заряда (СИЯЗ) — взрывным способом доведение ядерного заряда до критической массы применительно к артиллерийскому 420-мм снаряду пушки С-130, разработку которой В.Г. Грабин начал еще до передачи в МСМ, а продолжал и при А.П. Александрове. Темой этой в НИБ-11 руководил Борис Григорьевич Невзоров, талантливый инженер, прошедший Великую Отечественную войну и в 1948 г. пришедший на предприятие В.Г. Грабина. Так вот моя производственная деятельность как инженера-электронщика и началась с участия в создании этой самой системы инициирования под руководством Б.Г. Невзорова. Для обеспечения крутого фронта на подрыв запального заряда в электрической схеме СИЯЗ применялись искровые разрядники (ИР), серийно выпускаемые одним из предприятий г. Фрязино. Б.Г. Невзоров поручил мне обработку статистики по характеристикам разряда различных партий ИР, полученных с завода.

Одним из требований, предъявляемых к разрядникам, было требование стабильного разрядного напряжения и фронтов при искровом пробое. Однако результаты проведенного мною анализа и обработки статистики показали, что разброс этих параметров в различных партиях очень широкий и не удовлетворял предъявляемым требованиям.

Результаты были доведены до изготовителей ИР, но серьезных сдвигов по стабильности параметров в новых партиях не получалось.

И вот в это время я, считая себя достаточно подкованным в электронной технике, в том числе и в области газового разряда, предложил Б.Г. Невзорову попробовать создать свой собственный разрядник. Учитывая, что ИР был элементом СИЯЗ, во многом определяющим боевые характеристики снаряда, идея молодого специалиста была доведена до самого В.Г. Грабина при встрече с ним вместе с Борисом Григорьевичем.

В.Г. Грабин, не являясь специалистом в таких вопросах, возражать почину молодого специалиста не стал, а даже наоборот — одобрил этот поиск. Началась работа по разработке и изготовлению собственного ИР. Причем многочисленные варианты, можно сказать, с листа изготавливались в мастерской М.А. Баканова, который и сам старался внести в конструкцию и изготовление ИР свои улучшения. Времени на разработку было мало. Иногда казалось, что мы получили то, что надо. Но последующие испытания партий ИР надежды рушили. Наконец мы поняли, что к заданному времени собственных ИР без привлечения специализированного предприятия мы не получим. Это была моя первая и, пожалуй, единственная разработка с отрицательным результатом, но давшая молодому специалисту опыт и понимание того, что не все можно «с ходу взять» и не все сразу решить, основываясь только на своих теоретических знаниях, если при постановке задачи не обдумать ее всесторонне и не найти узкие и тонкие места. К сожалению, и более опытный Б.Г. Невзоров тоже поддался на молодой порыв. Пришлось вернуться к промышленным ИР, введя их строгий отбор и дополнительные испытания.

А после неудачного испытания С-130 работа над пушкой и, соответственно, над СИЯЗ в конце 1956 г. была закрыта. Это привело не только к моей безработице, но и совпало по времени с обострением положения многочисленного коллектива молодых специалистов на всем предприятии, не удовлетворенных состоянием с их производственной загрузкой.

Все дело в том, что пока предприятие находилось с 1954 по 1955 г. в Минсредмаше, оно было буквально насыщено молодыми специалистами различного профиля, и в первую очередь, физиками-ядерщиками теоретиками и экспериментаторами, теплофизиками, электронщиками, физикохимиками и другими смежными специальностями, по которым готовили выпускников ведущие вузы (МГУ, МВТУ, МИФИ, МИХМ, ЛЭТИ, КПИ, РРИ и др.) и техникумы страны. За это время, включая I-й квартал 1955 года, на предприятие пришло более 200 молодых специалистов. Только в нашем НИБ-11 к концу 1955 г. было около 40 таких специалистов, включая большую группу — выпускников Калининградского механического техникума. Несмотря на то, что ряд задач по ядерной тематике при возврате в МОП остался, все же в этот переходный период наблюдался избыток молодых кадров, находящихся, как-бы, не у дел.

Такое состояние привело к тому, что начались «волнения» среди молодежи, выливавшиеся в бурные собрания с требованиями к руководителям подразделений предоставления работы по специальности. Такие собрания прошли и в НИБ-11, на которых я выступал одним из «закоперщиков». В это же время на предприятии прошла отчетно-выборная комсомольская конференция, на которой также остро обсуждался вопрос занятости молодежи на конкретных и перспективных темах в присутствии В.Г. Грабина и секретаря партийного комитета Б.В. Рублева. На этой конференции меня избрали в комитет комсомола предприятия, а далее я и Ирина Суркова стали заместителями секретаря комитета ВЛКСМ, которым был избран Геннадий Литвинов. Вскоре после конференции, когда Г. Литвинов находился в отпуске и я исполнял обязанности секретаря, меня пригласил к себе в кабинет Василий Гаврилович и предложил обдумать и подготовить конкретный график его встреч с молодыми специалистами всех подразделений предприятия для обсуждения назревших вопросов занятости молодежи и других сторон ее жизни.

График встреч, рассчитанный на совещания два раза в неделю, мною был подготовлен, согласован со всеми подразделениями и был реализован в течение 1,5 месяцев, начиная с конца ноября 1956 г. Все совещания проходили в Красном зале. За столом условного президиума сидел Василий Гаврилович и я, как ведущий собрание. На совещаниях с молодежью обязаны были присутствовать руководители подразделений, которым по ходу совещаний Василий Гаврилович задавал вопросы и требовал принятия каких-то мер и решений. Принятый им график встреч с молодежью был выполнен полностью, и я не помню случая, чтобы были переносы встреч.

Меня поражало то, что, несмотря на весь авторитет и властность,
В.Г. Грабин на этих встречах проявлял высочайший демократизм и объективность, внимательно слушал, советовался с молодыми специалистами, с людьми без практического опыта, но наделенными хорошими фундаментальными знаниями. Он прекрасно понимал, что ведет беседы с отборными силами высшей школы, которые могут определять дальнейшее развитие института. На меня, и думаю на большинство участников, эти встречи с Василием Гавриловичем произвели большое впечатление. В последующий мой 56-летний период работы на предприятии я более не знал и не видел такого, я бы сказал, внимательного и заинтересованного общения первого руководителя предприятия с молодыми сотрудниками.

В непростое время для института В.Г. Грабин своим отношением к мнению молодых специалистов подчеркнул их роль и значимость в развитии предприятия, показав этим мудрость руководителя.

Результатом встреч В.Г. Грабина с молодыми специалистами для ряда подразделений стало кардинальное изменение с производственной загрузкой по перспективным направлениям, т. е. по тем, где и была определяющая роль молодых.

Расширился состав работ по ядерной тематике. Увеличилось количество проектируемых экспериментальных ядерных реакторов на быстрых нейтронах. Причем институт взялся их делать комплексно, включая системы контроля, управления и защиты.

Появились новые темы и по ракетной тематике, в том числе по зенитным твердотопливным ракетам и по противотанковым управляемым ракетным снарядам.

В это время молодой части коллектива НИБ-11 предложили вести разработку системы контроля, управления и защиты (СУЗ) экспериментальных ядерных реакторов на быстрых нейтронах, которые должны были устанавливаться в институте ядерной физики (ИЯФ) в г. Обнинске.

Был организован отдел по этой работе, во главе которого поставили специально приглашенного «старшего» товарища — Бориса Викторовича Никитина, радиста по образованию. Б.В. Никитин был старше нас, других сотрудников отдела, на 12—15 лет и единственным, кто участвовал в боевых действиях в Великой Отечественной войне.

Правда, опыта разработки электронных приборов у Бориса Викторовича тоже не было. Он в прошлом занимался эксплуатацией радиотехнической аппаратуры. В 1957 г. в начале работ по СУЗ наш коллектив пополнился еще молодыми специалистами, среди которых были Николай Рукавишников, Алексей Ковалев и Евгений Васенков из МИФИ, Михаил Маров и Михаил Кутателадзе из МВТУ им. Баумана, Володя Казначеев из МГУ. Коля Рукавишников вскоре после начала своей производственной деятельности над СУЗ-ми получил новое, правда временное, задание, но которое впоследствии определило не только его работу, но, можно сказать, и судьбу.

Надо сказать, что в ЦНИИ-58, как и на большинстве предприятий страны, жизнь молодёжи, комсомольцев не ограничивалась производственной деятельностью. Активная работа нашего комитета комсомола проявлялась и вне работы — в организации активного отдыха молодёжи, организации многочисленных спортивных соревнований, организации вечеров в клубе Завокзального района и коллективных выездов в колхозы и совхозы на помощь в уборке урожая. На территории предприятия, несмотря на большие площади, занятые фруктовыми садами, находилось место и для организации волейбольных площадок и просто зон отдыха в обеденные перерывы. Дух коллективизма, который мы практически теряем в настоящее время, способствовал нам не только в организации производственной деятельности, но и в жизни вне работы, на отдыхе.

В начале и середине 50-х годов атомная бомба и атомная промышленность превратились в системный фактор, доминирующий в политическом, научном, промышленном отношениях и их развитии. Этот фактор буквально взрывным образом толкал новые направления в науке и технике. В частности, он определил и развитие вычислительной техники в мире (в основном в США) и в СССР. У нас началось довольно интенсивное создание средств вычислительной техники и программирования, крайне необходимых для ускорения огромного объема вычислительных работ в многочисленных закрытых ядерных центрах и предприятиях, создающих ядерное оружие, ядерные реакторы и ракетную технику. В этот период были разработаны и начали эксплуатироваться цифровые электронные вычислительные машины (ЦЭВМ) М-2, МЭСМ, «Стрела», БЭСМ, «Урал-1».

В единичных экземплярах были созданы ламповые ЭВМ М-1 (группа молодых специалистов под руководством члена-корреспондента АН СССР И.С. Брука в лаборатории электросистем Энергетического института им. Г.М. Кржижановкого) и М-2 (там же, но уже с главным конструктором М.А. Карцевым), МЭСМ и БЭСМ (под руководством С.А. Лебедева), на которых круглосуточно выполнялись работы по важным секретным работам.

В Москве в СКБ-245, созданного на базе завода САМ, с 1950 г. под руководством также И.С. Брука начались разработки ЭВМ. Вскоре здесь была создана ЭВМ «Стрела», руководство разработкой которой наряду с И.С. Бруком, осуществлял Б.И. Рамеев. ЭВМ «Стрела» стала первой машиной, освоенной в промышленном производстве в СССР. Конечно, ЭВМ создавались молодыми коллективами энтузиастов, окрыленных стоящими целями, под руководством более опытных специалистов. Выдающийся инженер, а в дальнейшем создатель в 80-х годах самых быстродействующих ЭВМ в мире (М-10, М-13 в системе ПРО страны) руководитель научно-исследовательского института вычислительных комплексов (НИ-ИВК) Михаил Александрович Карцев вспоминал о том времени: «В 1950 году в лабораторию электросистем Энергетического института АН СССР им. Г.М. Кржижановского, которую возглавлял член-корреспондент АН СССР Исаак Семенович Брук, начали собираться молодые люди для того, чтобы поднимать советскую вычислительную технику. Первым дипломированным специалистом среди нас был Николай Яковлевич Матюхин — молодой специалист, окончивший МЭИ весной 1950 года, и вокруг него было несколько дипломников из МЭИ, МАИ, из Горьковского государственного университета. А я, инженер-недоучка, студент 5-го курса МЭИ, поступил по совместительству. Всего нас было человек десять. Никто из нас до прихода в лабораторию электросистем не только не был специалистом по вычислительной технике, но даже не знал, что может быть электронная вычислительная система и что такое вообще возможно. Такими- то силами мы начали делать одну из первых советских вычислительных машин — вычислительную машину М-1. Может быть, это было нахальством с нашей стороны, но точно не было халтурой».

Мне эти признания очень близки и напоминают свои собственные о том времени, когда мы брались за создание СУЗ-ов экспериментальных ядерных реакторов.

Вычислительная техника была очень нужна коллективу ЦНИИ-58, как и многим другим предприятиям, но с обеспечением этой техникой в стране была «напряженка». Выход, если можно так сказать, был найден при активной поддержке В.Г. Грабина в следующем. В 1955 г. в СКБ-245 вслед за ЭВМ «Стрела» была разработана ЭВМ «Урал-1», переданная в Пензенский филиал этого СКБ для доработки с дальнейшим выпуском на выделенном для серийного производства пензенском заводе. Главный конструктор этой ЭВМ Б.И. Рамеев понимал, что многим предприятиям срочно нужна ЭВМ, и не только для выполнения конкретных вычислительных работ, но и для обучения и подготовки специалистов в этой новой области. ЭВМ «Урал-1» была ламповой машиной для инженерного применения с очень скромными даже по тем временам характеристиками: одноадресная, 36-разрядная с фиксированной запятой, с оперативным запоминающим устройством на магнитном барабане на 1024 36-разрядных слов и дополнительным запоминающим устройством на магнитной ленте на 40 тыс. слов. Среднее быстродействие ЭВМ составляло 100 операций в секунду. Мощность ЭВМ 10 кВт, площадь размещения 75м². Наверное, читающим эти строки молодым специалистам даже трудно представить, что были, не так уж и давно, такие ЭВМ, которые были в тысячи и десятки тысяч (!) раз слабее, чем лежащий в кармане мобильник.

ЭВМ «Урал-1» была передана в серийное производство и в обозримом будущем ее можно было получить, заняв очередь, которая уже была трехгодичной. Однако оказалось, что получить эту ЭВМ с пензенского завода можно значительно раньше. Условием такого получения являлось направление на завод бригады специалистов для участия в сборке и настройке выделенного комплекта ЭВМ.

В.Г. Грабин договорился с директором завода, что таким путём он воспользуется для ускоренного получения ЭВМ и, по его указанию, в августе 1957 г. была оперативно сформирована группа сотрудников института для направления на пензенский завод. В нее вошли молодые инженеры НИБ-11 Борис Пряхин, Николай Рукавишников, Леонид Мезенов, уже немолодой инженер Геннадий Иванович Макаров, техник Александр Шпагин, один монтажник с завода, и, когда бригада уже начала работать в Пензе, к бригаде примкнул, вернувшийся из Советской армии техник Юрий Стишев. Тут следует сказать, что Ю. Стишев, как и несколько других сотрудников ЦНИИ-58, ушли в Советскую армию в 1954 г. с предприятия, которым еще руководил Василий Гаврилович и который лично их туда тепло проводил с напутствием возвращения обратно. Юра Стишев это напутствие реализовал и вернулся через три года на это же предприятие, где снова стал руководителем Василий Гаврилович Грабин.

Руководителем командированной бригады в г. Пензу был назначен Б. Пряхин — специалист по приборам автоматики, окончивший Свердловский политехнический институт в 1954 г. Выбор Л. Мезенова и Н. Рукавишникова — двух молодых специалистов из МИФИ был определен тем, что эти инженеры были немногими из тех, кто в МИФИ слушал лекции по цифровой вычислительной технике, которые там прочитал студентам и преподавателям будущий главный конструктор ЭВМ «Урал-1» Б.И. Рамеев. Такие курсы в то время читались только в МИФИ и МЭИ. Бригада в течение 10 месяцев проработала на пензенском заводе, целиком собрала и сдала под настройку ЭВМ. Благодаря их самоотверженной работе менее чем через год ЦНИИ-58 не только получил ЦЭВМ с порядковым № 48 (к 1961 г. их было выпущено 183 комплекта), но и подготовленных к ее эксплуатации специалистов.

Кроме того, на этой ЦЭВМ выросла большая группа программистов, ставших в дальнейшем ведущими специалистами и в ОКБ-1. Руководителем этой группы программистов вскоре был назначен Володя Степанов, который уже позже, во времена ОКБ-1, стал начальником большого Вычислительного центра предприятия.

Надо сказать, что после того, как лаборатория моделирования, которой руководил И.И. Перцовский, имевшая несколько аналоговых вычислительных машин, получила еще и цифровую ЭВМ, возможности лаборатории существенно возросли. Забегая вперед, можно отметить, что после соединения с ОКБ-1, в эту лабораторию была переведена большая группа инженеров и техников во главе с начальником группы Валентином Овча- ренко. Эта группа в ОКБ-1 под руководством С.С. Лаврова вела разработку своей собственной цифровой ЭВМ. Как раз к моменту соединения предприятий стало ясно, что собственная ЭВМ в ОКБ-1 не получилась и надо было правильно распорядиться кадрами. Тогда перевод сотрудников этой группы в грабинскую лабораторию И.И. Перцовского был неплохим выходом.

Коля Рукавишников вскоре после возвращения из Пензы вернулся в НИБ-11 и включился в работу по разработке аппаратуры СУЗ ядерных реакторов. В этом сказалась черта его характера — не мог он долго сидеть на одном деле, если в этом деле для него не оставалось новых задач и проблем.

Остальные члены бригады вошли в лабораторию И.И. Перцовского, в которой теперь наряду с приличным парком аналоговых ЭВМ появилась и первая цифровая ЭВМ, укомплектованная знающими ее специалистами.

Впоследствии в 1964 г. Коля Рукавишников, частично пройдя школу разработки первых БЦВМ для космического применения «Кобра» и «Вычислитель», которые создавал наш коллектив, и будучи уже руководителем группы по разработке прибора ручного ввода уставок в БЦВМ пилотируемого космического корабля для облета Луны — Л1, заболел «полетом в космос». Я обратился к Б.Е. Чертоку и попросил отдать С.П.Королёву заявление Николая с просьбой о приеме его в отряд космонавтов. Фактически, так мы коллективно «кооптировали» его на это новое и трудное дело. Не сразу, но все-таки в 1967 г. Коля вошел в отряд космонавтов, где после полета в космос и получил всемирную известность.

Миша Маров ушел из нашего коллектива в 1961 г. и тоже стал известен, как ученый и исследователь по планетам Солнечной системы, стал академиком РАН.

Когда уже у нас вовсю шла разработка аппаратуры СУЗ, летом 1958 г. к нам прибыло хорошее пополнение в виде группы украинских молодых специалистов, окончивших Киевский политехнический институт: Петр Масенко, Петр Сторчак, Евгений Рипка, которые сразу окунулись в работу. Теперь отдел Б.В. Никитина уже насчитывал 30 человек в том числе: инженеров — молодых специалистов 16, инженеров со стажем 4 и более года — 3, техников — молодых специалистов — 8, электромонтажников —3. То есть молодые специалисты составляли 80 % коллектива отдела.

Технические задания на проектирование экспериментальных ядерных реакторов и других реакторов на быстрых нейтронах исходили из отдела Александра Ильича Лейпунского, который в Институте ядерной физики (г. Обнинск) был научным руководителем программы создания ядерных реакторов на быстрых нейтронах и с 1949 г. возглавил отдел по реакторам этого типа. В этом перспективном направлении ядерной техники и энергетики отдел А.И. Лейпунского впервые в мире создавал теоретические и научные основы. Но развитие этого направления требовало создания и совершенно новой экспериментальной базы, новых материалов, новых инженерных и конструкторских решений. Направление ядерной энергетики на быстрых нейтронах сулило также возможность создания малогабаритных ядерных установок, пригодных для использования в авиационной и ракетно-космической технике.

Под руководством А. И. Лейпунского в декабре 1955 г. в г. Обнинске был пущен первый в мире экспериментальный реактор на быстрых нейтронах. В научном мире это событие было равно пуску первой атомной станции на «тепловых» нейтронах, но в силу особой секретности совершенно неизвестно в общественных кругах страны. В создании этого реактора принимали участие ведущие конструктора ЦНИИ-58 В.Г. Грабина, а сама работа над элементами реактора выполнялась по его личной инициативе и по договоренности об участии в этой работе с одним из руководителей советского ядерного проекта — Б.Л. Ванниковым, с которым их связывала дружба с военных лет. Это говорит и о дальновидности В.Г. Грабина и понимании того, что его квалифицированные конструкторские кадры могут найти успешное применение в новых развивающихся в стране областях техники.

Собственно говоря, успешная работа грабинцев в этом направлении, наряду с другими, к сожалению, субъективными мотивами высшего руководства страны и были основанием принятия впоследствии решения о переводе такого классного конструкторского коллектива в Минсредмаш, но под другим руководством. Фактически получалось, что одним из оснований перевода КБ В.Г. Грабина в Минсредмаш было форсированное инженерное, конструкторское и экспериментальное воплощение ядерных реакторов на быстрых нейтронах.

Благодаря высокой квалификации конструкторов КБ и их тесного содружества с молодым пополнением специалистов новых областей техники, удалось в кратчайшие сроки разработать и воплотить действующие системы, уникальные экспериментальные стенды и ядерные установки, ставшие базой для развития этого направления в стране.

Требования на разработку системы контроля и управления ядерных реакторов нам выставляли и в дальнейшем сопровождали процесс разработки специалисты из отдела А.И. Лейпунского во главе с Ю.Я. Ста- висским, в группу которого входили Ю. А. Блюмкина, А. И. Могильнер, Ф. И. Украинцев, В. И. Вьюнников.

Система управления и защиты ядерных реакторов должна была включать в свой состав:

— импульсную аппаратуру, обеспечивающую контроль состояния реактора по потоку нейтронов, начиная с нулевого и до заданного уровня и состоящую из предусилителя, работающего в активной зоне реактора, импульсных усилителей, измерителей скорости счета нейтронов и блоков питания, в том числе и высоковольтных на 2500 В.;

— аппаратуру токового канала мощности, обеспечивающую контроль нейтронной мощности и выработку сигнала и команды аварийной защиты при превышении заданного уровня мощности реактора;

— логарифмический канал измерения потока нейтронов в диапазоне 9 десятичных порядков;

— аппаратуру автоматического пуска и поддержания мощности реактора, обеспечивающую ручное задание уровня мощности реактора, автоматический выход на заданный уровень и длительное поддержание уровня;

— вспомогательную аппаратуру, включающую регистраторы данных, тесторы-задатчики, запасные части.

Естественно, сразу на нас свалилась куча проблем. Главная проблема и трудность — это то, что совсем не было опыта практической разработки приборов и тем более в такой области, как ядерная электроника. Физики- теоретики у нас были, но знаний по управлению и контролю ядерными реакторами ни у кого не было. Литературы практически никакой, потому что ее либо вообще не существовало, либо она была, но закрытая и недоступная, либо кое-что появилось, но на французском (тогда Франция лидировала в ядерной электронике) или на английском языках.

В 1958 г. появились, пожалуй, первые книги в переводе с французского и английского по ядерной электронике и теории управления ядерных реакторов. В первый, да и в последующие годы, главным источником наших познаний был опыт ведущих специалистов-атомщиков из ИЯФ и знакомство с некоторой реальной аппаратурой в г. Обнинске.

Ученые и инженеры из г. Обнинска выступали заказчиками экспериментальных ядерных реакторов без съема тепловой энергии специальным жидкометаллическим теплоносителем, и они же были у нас заказчиками и реакторов большой тепловой мощности (БН-50 и др.).

Нашему коллективу предстояло не только разрабатывать схемотехнику аппаратуры, работающей в условиях радиоактивного облучения, причем, как я уже упоминал, предварительные усилители сигналов нейтронных датчиков должны были работать в активной зоне реакторов, но и заниматься конструированием таких приборов вместе с конструкторами С.Г. Рыжова, для которых такая работа тоже была в новинку. Собственно, на начальном этапе работы мы все схемные и конструкторские проблемы штурмовали сообща, объединяя свои коллективные знания и интуицию (она тоже помогала) в выработку конкретных решений.

Первые образцы нашей техники получились откровенно плохими, а посему подверглись серьезной критике со стороны заказчиков. Отрицательный опыт и доброжелательная критика — это школа для молодых коллективов. После этой школы и ряда поездок в ИЯФ следующий заход на разработку аппаратуры был уже совсем другим.

Изготовленный переработанный комплект СУЗ для ядерной установки СР-14 был доставлен в г. Обнинск, где мы начали его испытание в реальных условиях. Надо сказать, что работа в г. Обнинске на ядерных реактрах принесла с собой массу новых впечатлений и даже ощущений, неведомых в жизни в Подлипках.

Первое, с чем столкнулись, это контрольно-пропускной режим и высокая секретность: первая форма допуска к закрытым работам, особые пропуска для прохода в здания реакторов, солдаты с оружием, которые при появлении у них сомнения могли тебя и обыскать. Второе — это требование техники безопасности в части постоянного ношения индивидуальных дозиметров радиоактивного излучения. Третье — это наш образ жизни в командировке.

Конечно, первую особенность пребывания в командировке не выполнять нельзя, хотя и тут приходилось по производственной необходимости идти на некоторые нарушения. А вот о втором требовании в пылу круглосуточной работы как-то быстро стали забывать. Особенно эта «забывчивость» стала, можно сказать, нормой уже на последующих реакторах. Дело касалось не только регулярного контроля состояния дозиметров. Видимо, от усталости, особенно ночью, когда мы часто оставались одни в реакторном зале, кто-нибудь возьмет да и присядет на реактор. Особенно этим «страдал» Петя Сторчак, а Алексей Ковалев был при этом главным «сторожилой» порядков и техники безопасности с непременным напоминанием ему и другим, о том, какие ужасы будут его ждать дальше в семейной жизни, если позволять такую забывчивость.

Условия жизни и работы в г. Обнинске тоже были необычными. Жили мы в гостинице, которой была обычная двух или трехкомнатная квартира. Дом был на окраине города, около дома непролазная грязь весной и осенью, транспорта никакого нет, темно, и когда добирались до работы или обратно, то первым делом надо было эти «тонны» грязи с себя снять. Правда, летом все было светлее, и мы находили время выбраться на местную речку покупаться и побродить по прекрасным тогда лесам около г. Обнинска.

Испытания и предварительные пуско-наладочные работы мы проводили в основном во вторую смену или ночью потому, что днем дефицитное время на реакторах занималось специалистами ИЯФ. Поэтому примерно суммарное годичное пребывание в г. Обнинске в период с середины 1958 г. и до мая 1960 г. осталось в памяти как непрерывный калейдоскоп: ночная работа — поход в гостиницу — расслабление (редкое) — краткий сон — поход на работу. Но мы на эти особенности пребывания в командировке не жаловались. В целом было очень интересно, потому что сознавали — мы делали крайне серьезное и нужное дело, первую большую работу. И когда приходил успех, или сдавали очередной комплект СУЗ-ов, нас охватывало чувство большого удовлетворения от успешно выполненной трудной работы, ощущение даже более приятное, чем после сдачи тяжелого экзамена в институте, потому что работа эта была очень ответственная, востребованная и являлась плодом напряженного коллективного труда.

Всего за время работы в ЦНИИ-58 с начала 1957 г. и по август 1959 г., а потом, после присоединения института к ОКБ-1, с сентября 1959 г. по июнь 1960 г. было разработано, сконструировано с выпуском конструкторской документации, изготовлено в мастерской М.А. Баканова, доставлено в г. Обнинск, смонтировано и сдано в эксплуатацию четыре комплекта аппаратуры СУЗ для ядерных реакторов СР-14, двух реакторов СР-11 и последнего реактора СР-5.

Из этой аппаратуры примерно 70 % было унифицированной для всех реакторов, остальная часть несла специфику каждого реактора и разрабатывалась по отдельным ТЗ.

Транспортировку аппаратуры проводили своими силами на грузовой машине с вооруженной охраной. Все рейсы выполнял один и тот же шофер — В.И. Сугробов. Кстати сказать, после присоединения ЦНИИ-58 к ОКБ-1 В.И. Сугробов на грабинском ЗИЛ-110, перешедшем «по наследству» Королёву, возил Сергея Павловича до последнего времени. Видимо, успешной транспортировкой спецгрузов на грузовой, он заслужил особое доверие отдела режима ОКБ-1, чтобы доверить ему легковую со столь важным пассажиром.

Последний раз мы общались с В.И. Сугробовым и вспомнили обнинские поездки в 1980 г., когда он на этой, почти раритетной машине ЗИЛ- 110, возил мою дочь с женихом (они были сотрудниками ЦКБЭМ) во Дворец культуры им. М.И. Калинина на процесс бракосочетания и далее покатал их, как принято, перед свадьбой. Тут уже Сугробов вместе со своей машиной официально выполнял такой приятный платный сервис для молодых сотрудников предприятия.

В середине 1959 г., когда основные работы проводились в г. Обнинске и часть сотрудников отдела освободилась от работ по СУЗ-ам, нам было предложено проработать совместно с сотрудниками кафедры автоматики МИФИ вопрос создания элементов системы управления ядерной энергетической установкой с применением бесконтактных элементов — магнитных усилителей и полупроводниковых приборов, обеспечивающих более высокую надежность.

Все наши разработки СУЗ-ов были выполнены на электронных лампах, в том числе специальных, работающих в условиях высокой радиации, на различных электромеханических реле и вибропреобразователях постоянного тока в переменный. В рамках этой работы для стенда СР-15 энергетического реактора нами была проработана система поддержания электрической мощности теплового имитатора с использованием созданного нами трехфазного ваттметра на нелинейных элементах.

Мною были опробованы первые отечественные полупроводниковые триоды П1Б, П2А, П3,П4 и разработан на них первый полупроводниковый преобразователь напряжения. В общем, получив определенный опыт разработки и испытания систем управления ядерными реакторами, мы стали двигаться в направлении развития и совершенствования таких систем. Было понятно, что в этой перспективной области техники огромное поле деятельности, но дальнейшая трудовая жизнь коллектива сложилась так, что вскоре нам пришлось, как говорится, с головой окунуться в новую область — космическую.

Надо сказать, что целиком уход от ядерной тематики на космическую вызывал у нас сожаление от сознания того, что с учётом достигнутого нами в ядерной области и понимания перспектив в этом направлении, где уже чувствовали себя специалистами, приходилось завязывать и начинать «новую жизнь».

Возвращаясь к воспоминаниям о В.Г. Грабине, надо сказать, что он и после памятных встреч с молодыми специалистами в 1956—1957 гг. не оставлял их работу без внимания. У него была не только постоянная практика общаться с сотрудниками на их рабочем месте, но и присутствовать почти на всех комсомольских собраниях, участвовать в культурных мероприятиях, на вечерах отдыха. Помню, как он был вместе с женой на коллективной встрече нового 1957 года, которая проходила в клубе института.

В 1959 г. в г. Обнинске после сдачи очередного ядерного реактора в местном ресторане Василий Гаврилович участвовал в коллективном чествовании этого события.

Характерно, что утром на работу Василий Гаврилович от проходной по территории института шел пешком вместе с основным потоком, оставляя машину за воротами. В проходной всегда предъявлял пропуск. В общем, этот руководитель старался, как говорится, быть ближе к людям.

Мне по общественным делам довольно часто приходилось встречаться с В.Г. Грабиным, но по производственным вопросам немного. Правда, как я уже упоминал ранее, он одобрил мое предложение по разработке искрового разрядника. Видимо, какой-то образ, наверно, в его понимании положительный, он обо мне все-таки составил, потому что в сентябре 1958г. предложил мне занять место ученого секретаря Совета института, которым тогда был к. т. н. А.И. Седых.

Я от работы Совета, естественно, был далек и не мог судить о причинах такого предложения. Василий Гаврилович просил подумать и дать ответ в ближайшее время. Для меня предложение было и лестным и неожиданным. Я еще не исчерпал трехгодичный стаж молодого специалиста, недавно стал старшим инженером. Меньше года, как женился. Ожидалось появление ребенка. Жили с женой в общежитии предприятия. Возможно, что принятие этого предложения изменило бы и мои жилищные условия. Но у меня была новая интересная работа по разработке и отладке автомата пуска и поддержания нейтронной мощности ядерного реактора, которую я бросить не мог. Переход на работу ученого секретаря Совета, мне казалось, останавливал мою инженерную деятельность и превращал меня в «бумажного» человека, что меня даже пугало. Взвесив все «за» и «против», я отказался от предложения Василия Гавриловича.

В памяти Василия Гавриловича я остался, потому что уже в 1967 г., когда я встретил его в генеральской форме в электричке, идущей из Москвы, он, как мне показалось, даже обрадовался встрече. Он тогда вел преподавательскую работу в МВТУ им. Э.Н. Баумана, автомашины не имел и ездил общественным транспортом. До Подлипок, где я выходил, мы с ним проговорили, он ехал дальше, до станции Валентиновка. Интересовался, чем занимаюсь, пишу ли диссертацию. Когда сказал, что диссертацию делаю, но производственная загрузка не позволяет уделять ей достаточно времени, настоятельно рекомендовал не затягивать этот процесс и обязательно защититься. Его наставление я всегда помнил, но сумел защитить диссертацию по бортовым вычислительным системам только в январе 1971 г. В этой поездке Василий Гаврилович рассказал мне, что идет восстановление производства артиллерийского оружия, нехватка которого стала ясно проявляться во вьетнамской войне. Вспомнил Василий Гаврилович НИБ-11, начальника бюро В.В. Киценко.

В августе 1959 г. состоялся неожиданный для большинства сотрудников переход из ЦНИИ-58 в ОКБ-1. Основной состав отдела Б.В. Никитина, и я в том числе, находились на пуско-наладочных работах своей аппаратуры на реакторах в г. Обнинске. После завершения этапа работ по отработке автомата по пуску и поддержанию нейтронной мощности реактора я приехал из г. Обнинска и ушел в отпуск — надо было после длительного отсутствия на испытаниях заняться с 11-месячной дочкой. Находясь в отпуске, получил сообщение о слиянии нашего института с ОКБ-1 С.П.Королёва и о том, что меня назначили на должность и. о. начальника лаборатории, а Гелия Казаринова и Костю Чернышева и. о. начальниками групп.

Нашего руководителя Б.В.Никитина, как радиста по специальности, назначили начальником новой лаборатории радиосистем, которая должна была вести кураторские работы по радиосистемам управления, телеметрии ракет и новым системам космической связи. На базе НИБ-11 был организован новый отдел № 21 во главе с Анатолием Александровичем Шустовым, который был в ОКБ-1 у начальника отдела Б.Е. Чертока заместителем по вопросам радиоуправления, автономным бортовым приборам и по созданию наземных испытательных систем новых космических аппаратов.

В.В. Киценко стал замом у А.А. Шустова. В то время все управление ракетами базировалось на радиотехнических методах и А.А. Шустов, фактически управляя радиотехническими смежниками, и сам являлся одним из главных управленцев. Так как коллектив нашей лаборатории в то время вел работы только по созданию приборов контроля и управления ядерными реакторами и установке их на реакторы, то и лаборатория наша пока осталась лабораторией по управлению реакторами.

Хотя было понятно, что у Б.Е. Чертока и А.А. Шустова были свои виды на наше профилирование. Пока они просто не ожидали увидеть, что мы столь серьезно «завязли» в ядерной тематике и уже с первых дней своего руководства отделом А.А. Шустов стал разбираться с состоянием наших ядерных дел и с возможными сроками их завершения.

Вскоре им стало ясно, что быстро, в течение одного-двух месяцев, работы в г. Обнинске нам не завершить. Честно говоря, и нам форсировать завершение работ в условиях, когда впереди была неясная перспектива, не хотелось. Новый 21-й отдел ОКБ-1 теперь состоял из следующих подразделений:

      1. Лаборатория курирования, или сопровождения, разрабатываемых смежниками радиотехнических систем с начальником Б.В. Никитиным, составленная в основном из сотрудников ОКБ-1 и переведенных туда ряда опытных специалистов «широкого профиля» ЦНИИ-58, к которым можно было отнести, кроме Б.В. Никитина, еще Б.Г Невзорова и А.И. Кузьмина. Они оба занимались разработкой системы инициирования ядерных зарядов артиллерийских снарядов, а в последнее время системой управления противотанковых управляемых реактивных снарядов (ПТУРС).

     2. Лаборатория разработки программно-временных устройств под руководством «королёвца» И.А. Сосновика и в основном состоящая из кадровых и уже опытных сотрудников ОКБ-1.

     3.  Лаборатория разработки наземных автоматизированных испытательных систем космических аппаратов (КА) под руководством тоже «королёвца» В.А. Попова и также в основном состоящая из молодых сотрудников ОКБ-1 с включением в ее состав некоторых молодых сотрудников НИБ-11, в числе которых был и Артур Термосесов, ставший в начале 80-х годов начальником отдела, образованного на базе этой лаборатории.

    4. Конструкторский сектор, полностью состоящий из конструкторов НИБ-11 под руководством «старого грабинца» С.Г. Рыжова.

    5. Лаборатория приборов управления ядерными реакторами под руководством почти молодого специалиста НИБ-11 Германа Носкина, которого, видимо, по молодости и неопределенности перспективы коллектива, назначили не начальником, а с приставкой и. о., как и руководителей групп Гелия Казаринова и Константина Чернышева с той же приставкой. Собственно название лаборатории происходило из прошлой за 2,5 года и текущей деятельности коллектива. Перспективы на будущее были неясными, и для нового руководства из ОКБ-1 мы, скорее всего, представляли потенциал для усиления «родных ОКБ-шных» коллективов, которыми были лаборатории И.А. Сосновика и В.А. Попова, что, собственно, вскоре и проявилось.

    6. Экспериментальная лаборатория под руководством М.А. Баканова, который в НИБ-11 был начальником экспериментального участка, оснащенного хорошим металлообрабатывающим оборудованием со слесарным участком, укомплектованным очень квалифицированными рабочими кадрами, а также монтажным участком с относительно молодыми кадрами.

    7. Группа курирования аппаратуры медицинского контроля состояния космонавтов, в которую вошли сотрудники бывшей лаборатории измерений И. Собельмана. Руководителем группы был назначен П. Н. Куприянчик — старший инженер этой лаборатории.

В общем, благодаря грабинским кадрам в образованной на базе НИБ- 11 новой структуре, в ОКБ-1 появился довольно уникальный отдел, включающий разработчиков, конструкторов и экспериментальное производство, т. е. структура, которая позволяла в минимальные сроки разрабатывать, конструировать, изготовлять и отрабатывать новые приборы и системы.

Огромные возможности такого подразделения руководство ОКБ-1 осознало уже вскоре после объединения.

Получив новое название — лаборатории № 5, основной ее состав продолжил «старые» дела — завершение работ по отладке и пуску аппаратуры для последнего 4-го ядерного реактора СР-5. Для выполнения этих работ с ИЯФ был заключен новый финансовый договор. В связи с этим часть лаборатории до завершения работ в г. Обнинске была отрезана от возможных «космических работ».

Для меня и некоторых сотрудников лаборатории, находящихся в это время в Подлипках, А.А. Шустовым была поставлена задача проработки вопросов создания бортовых систем управления на базе применения бортовых ЦВМ применительно к управлению перспективными КА с ядерной энергетической установкой (ЯЭУ), разрабатывавшейся в ЦНИИ-58 еще до слияния с ОКБ-1 и оставшейся в тематике ОКБ-1 после слияния.

Безусловно, это была интересная тема, по которой, можно сказать, у нас уже был задел в виде знания реакторов и вопросов управления этого типа объектами, тем более что создание ЯЭУ предполагалось на реакторах на быстрых нейтронах.

Первоначально для управления ЯЭУ нами рассматривалось применение цифрового дифференциального анализатора (ЦДА), устройства, по которому в то время в стране были неплохие теоретические и практические результаты. Было подготовлено «Предварительное техническое задание на разработку цифровой управляющей машины последовательного действия типа ЦДА». Для обсуждения возможности создания такой машины я был командирован на встречу с директором Особого конструкторского бюро при Ленинградском политехническом институте, членом- корреспондентом АН СССР Тарасом Николаевичем Соколовым (в дальнейшем главный конструктор систем боевого управления стратегическим ракетным оружием, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР), коллектив которого разработал и уже изготовил ЦДА со сказочным названием «Спящая красавица» для управления энергетическими установками подводных лодок.

Надо сказать, что все изделия, которые тогда разрабатывал этот знаменитый коллектив, по тем временам обладали действительно «сказочными» характеристиками. Например, Тарас Николаевич заявил, что проблемы надежности для ЦДА «Спящая красавица» не существует — он будет безотказно работать десять-пятнадцать и более лет. Для нас в то время такие заявления отдавали фантазией. Действительно, почти вся вычислительная и логическая часть ЦДА была выполнена на магнитных элементах, а законченные платы и блоки заливались специальным составом, исключающим повреждение при механических и прочих воздействиях. Конечно, требования по массе и габаритам на подводных лодках и на космических аппаратах разные, но все равно эти решения ОКБ ЛПИ впечатляли.

Т.Н. Соколов изъявил желание работать с ОКБ-1 над «космическим» ЦДА, по которому договорились в ближайшее время начать совместную работу по подготовке технического задания. Я вместе с Мишей Маровым, Костей Чернышевым, Володей Казначеевым, Петей Масенко и Радием Казариновым с энтузиазмом принялись за техническое задание и проработку проблем управления ЯЭУ.

В это же время по распоряжению А.А. Шустова часть сотрудников лаборатории (10 человек), не связанных с работами в г. Обнинске и с вопросами управления ЯЭУ, в октябре 1959 г. была «временно» переведена в лабораторию И.А. Сосновика для усиления работ по созданию бортовых программно-временных устройств космических аппаратов.

Этот период был для ОКБ-1 и тяжелым и одновременно очень интересным. С осени 1958 г. интенсивно велась разработка спутника Земли с человеком на борту и различных вариантов спутников для экспериментальной отработки различных задач и систем. Началась разработка военных спутников-разведчиков.

Под руководством А.А. Шустова и И.А. Сосновика для этих космических аппаратов впервые разрабатывались бортовые приборы программновременного управления на полупроводниковой технике. Конечно, технических проблем и вопросов было много, да и специалистов не хватало. Поэтому решение А.А. Шустова о переводе «временно» части людей лаборатории к И.А. Сосновику мною было встречено без особых возражений, хотя я понимал, что временный перевод сотрудников может стать и постоянным.

В итоге цельный коллектив отдела Б.В. Никитина из ЦНИИ-58, а теперь лаборатории № 5 ОКБ-1 оказался территориально и тематически разделен на три части. Далее А.А. Шустов ставил задачу — как можно скорее завершить дела в г. Обнинске, вернуть «ядерщиков» домой и, видимо, реализовать линию на усиление лаборатории И.А. Сосновика, а возможно, и лаборатории В.А. Попова, этими, уже получившими практический опыт, специалистами. Но завершение работ в г. Обнинске объективно затягивалось.

И тем не менее в конце февраля 1960 года производственная деятельность лаборатории № 5 резко изменилась. Связано это было с тем, что перед ОКБ-1 была поставлена задача — создать и запустить к Марсу в конце 1960 г. (а чуть позже и к Венере) несколько космических кораблей. Я не говорю испытать, потому что «верхние» технократические руководители едва ли сознавали, что впервые создаваемые космические межпланетные корабли еще надо отрабатывать и испытывать на Земле, а на это надо время, которого нет. Значит, если надо, то можно и без испытаний, начиная с февраля 1960 г. создать, а в сентябре-октябре осуществить запуск продолжительностью на год путешествия первого космического аппарата к загадочной планете.

Вслед за первым должны были туда же лететь еще три корабля. Об обстановке, предшествовавшей принятию решения по созданию этих межпланетных изделий, довольно подробно рассказано Б.Е. Чертоком в его книге «Ракеты и люди. Фили. Подлипки. Тюратам».

По этим воспоминаниям ясно, что это было решение, в первую очередь направленное на обеспечение политической линии, принятое лично Н.С. Хрущёвым. С.П. Королёву и другим главным конструкторам предстояло его выполнять.

Комплексу Б.Е. Чертока необходимо было создать в эти сроки систему управления межпланетными кораблями. Для решения задач управления различными космическими аппаратами, в том числе и для полета к Марсу и Венере, в январе 1960 г. в ОКБ-1 специальным постановлением правительства был переведен из Москвы из НИИ-1 Минавиапрома большой коллектив численностью около 60 человек во главе с его руководителем Борисом Викторовичем Раушенбахом. Коллектив этот находился в ореоле славы, поскольку успешно решил задачу создания активной системы управления первого управляемого космического аппарата Е2А (Луна-3), который был запущен 4 октября 1959 года и выполнил фотографирование и передачу на Землю фотоснимков обратной, не видимой земному наблюдателю стороны Луны. Это был большой успех советской космонавтики.

Собственно после этого успеха и было принято решение о переводе коллектива Б.В. Раушенбаха в ОКБ-1 и организации в комплексе Б.В. Чер- тока отдела № 27 по системам ориентации и управления космическими аппаратами под руководством Б.В. Раушенбаха. В отдел 27 перешли и сотрудники бывшего НИБ-11 Б.Г. Невзоров и О.И. Бабков, ставшие впоследствии одними из ведущих специалистов и руководителями подразделений по системам управления КА.

Б.Г. Невзоров в отделе 27 позже возглавил работы по приборной реализации задачи сближения космических кораблей, т. е. задачи, которая является одной из ключевых в космической технике.

Для осознания роли грабинца Б.Г. Невзорова приведу небольшую выдержку из книги Б.Е. Чертока «Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны»: «Приборная материализация идей, разработанных абстрагирующимися от реальных возможностей теоретиками, требовала участия опытного специалиста, который бы кроме энтузиазма обладал еще и здравым смыслом разработчика реальной аппаратуры. Нам повезло. Кработе по системе сближения был привлечен Борис Невзоров, пришедший вместе с грабинским коллективом. Он обладал именно теми качествами, которые позволяли найти компромисс между «зарвавшимися» теоретиками, требованиями к параметрам радиоизмерительных систем и возможностями разработчиков наших электронных приборов».

К сожалению, при жизни Б.Г. Невзоров не получил достойного признания. И скорее всего потому, что, будучи талантливым инженером, никогда не стремился к власти, к руководству, был предан своему делу и творчеству, а на второстепенные аспекты просто не обращал внимания. А так уж повелось — таких тружеников особо не выделяют и не поощряют и часто как раз тогда, когда на их участке работы для «внешнего наблюдателя» дела идут вполне успешно.

Начав работы по системе управления первого марсианского корабля 1М, Б.В. Раушенбах уже в феврале 1960 г. обратился к С.П. Королёву за помощью, так как считал, что своими силами без дополнительного подключения разработчиков-электриков из других подразделений, его отдел не может решить задачу создания системы управления корабля 1М в столь сжатые сроки. Естественно, Б.Е. Черток получил указание — укрепить кадрами коллектив Б.В. Раушенбаха. Деваться некуда — надо было укреплять такой заслуженный коллектив.

А где брать разработчиков электриков? Основные кадры электриков и электронщиков у И.А. Сосновика, но он сам еле сводит концы с концами даже с учетом подключенных сотрудников лаборатории Г. Носкина. Можно было бы отдать часть ведущих сотрудников лаборатории Г. Носкина, но эти «ядерщики-ламповики» ведь совсем не знают полупроводниковую технику. А когда стоят такие сроки, отдавать неподготовленные кадры — это ведь несерьезно. Отвечать-то все равно Б.Е. Чертоку. В общем дело шло к тому, что: либо отдать часть опытных специалистов из лаборатории И.А. Сосновика, либо брать на себя в лабораторию И.А. Сосновика часть работы отдела 27.

И.А. Сосновик и А.А. Шустов были категорически против передачи сотрудников в 27-й отдел, а первый вообще не хотел участвовать в этом «гиблом» деле. Но на А.А. Шустова очень сильно давили, и для него наиболее приемлемый вариант заключался в подключении к этой работе лаборатории И.А. Сосновика с переводом к нему практически всех ведущих сотрудников лаборатории Г. Носкина.

Однако при обсуждении этого вопроса у Б.Е. Чертока в присутствии А.А. Шустова и меня я высказался категорически против предложения А.А. Шустова, которое означало фактическое расформирование нашего дружного коллектива, сплотившегося и получившего большой опыт на серьезной и ответственной работе по ядерной тематике. Здесь же, опираясь на мнение коллектива, я предложил Б.Е. Чертоку поручить работу по созданию счетно-решающего прибора системы управления корабля 1М целиком нашему коллективу, учитывая, что часть ведущих сотрудников лаборатории в ближайшее время должна была завершить работы в г. Обнинске и вернуться в Подлипки, а часть сотрудников, временно переданных в лабораторию И.А. Сосновика, должна вернуться обратно.

А.А. Шустов был категорически против моего предложения. После некоторой перепалки Б.Е. Черток принимает мое предложение, на что А.А. Шустов в заключение произносит фразу, которую я никогда не забуду: «Борис Евсеевич, мы погибнем!» А.А. Шустов вложил в этот вопль души все: и ощущение своего тяжелейшего положения как начальника отдела, и неверие в этот неизвестный молодой коллектив, и сознание возможного срыва ответственной работы, порученной С.П. Королёвым, который, как я потом узнал, его очень ценил и (это было сказано в моем присутствии) считал его своей правой рукой.

Забегая вперед, могу сказать, что когда я впоследствии узнал А.А. Шустова по этой первой, а потом и по другим, не менее напряженным и тяжелым работам, которые вместе пришлось выполнять, по общению с ним и в неформальной обстановке, я понял, что этот человек никогда не кривил душой, всегда отстаивал свое мнение и выражал свое понимание обстановки на любом уровне. Он не любил компромиссных решений, но как солдат — участник Великой Отечественной войны даже, казалось, невыполнимые приказы принимал к исполнению.

В начале Отечественной Войны, летом 1941 г. Анатолий Шустов — студент 3-го курса Ленинградского института кинематографии вместе со всем курсом в составе дивизии народного ополчения встал на защиту Пулковских высот.

По его рассказу, из 150 человек их курса в живых осталось 5 студентов и среди них он — покалеченный, на грани жизни и смерти. Выдающийся хирург И.И. Джанелидзе сумел сохранить Шустову жизнь. В 1947 г. он, окончив МЭИ, стал работать в КБ С.П. Королёва и был у истоков ракетной и космической техники. С этого времени и до образования отдела 21 в ОКБ-1 он уже много сделал в области радиоуправления ракетами и космическими аппаратами (Б.Е. Черток в своих книгах называет его радистом. — Замечание Г.Н.), порядком хлебнул проблем и трудностей становления этой отечественной техники, но привык подчиняться решениям руководителя. Так было и с решением Б.Е. Чертока о привлечении нашей лаборатории к этой «гиблой» работе.

Буквально в два дня всех наших сотрудников Шустов вернул из временного пребывания в лаборатории И.А. Сосновика, и мы с головой ушли в это авральное, но не «гиблое», по нашему мнению, дело по разработке совершенно нового для нас счетно-решающего блока, преобразующего сигналы различных датчиков системы управления в команды управления космическим кораблем.

Теперь коллективу «ядерщиков» и «ламповиков» (как я уже ранее отмечал, вся аппаратура управления ядерными реакторами была выполнена на специальных электронных лампах) предстояло за полгода(!) разработать, изготовить, сдать ОТК, военной приемке и поставить на сборку и испытание с первым КА 1М комплект аппаратуры управления, состоящий из 6 приборов, объединенных в один счетно-решающий блок (СРБ).

Естественно, вся аппаратура должна была разрабатываться на полупроводниковой электронике, а некоторое знакомство с полупроводниками было только у меня одного. Но это нас не смущало. Отношение к переходу от ламп на полупроводники образно выразил сотрудник лаборатории, физик Володя Казначеев: «Не бойтесь ребята, полупроводник — это то же, как лампа, только маленький».

Идейно-теоретическое руководство («что есть управление движением КА») процессом создания СРБ выполнялось «управленцами» Б.В. Раушенбаха, в основном начальниками лабораторий Анатолием Пациорой и Виктором Легостаевым.

Надо отметить, что после принятия решения о передаче этой работы нашей лаборатории взаимодействие с А. Пациорой, В. Легостаевым и их сотрудниками с самого начала было очень тесным и деловым без каких- либо выяснений отношений. Тем более что они быстро поняли — с ними работает грамотный и толковый коллектив, самоотверженность которого уже создавала уверенность, что СРБ 1М будет сделан.

Перед нами поставили невероятные сроки — получение двух штатных образцов блоков с завода в августе 1960 г., т. е. через 6 месяцев после начала разработки. А заводские руководители заявили, что после получения документации раньше чем через 4—5 месяцев они приборы не сделают. В таком случае из отдела вся конструкторская и схемная документация должна была бы поступить на завод в апреле. Разработку конструкторской документации поручили в отделе сектору С.Г. Рыжова. Семен Григорьевич заявил, что хотя он и не знает, что ему делать, но ему все равно надо 1,5—2 месяца на КД. Получается, что если следовать таким «раскладам», то разработчикам приборов, т. е. нашей лаборатории оставалось примерно 15 дней на разработку схем 6 приборов на полупроводниковых приборах вместе с макетированием, проверкой и выдачей задания конструкторам. Абсурдность происходящего стала очевидна. А что делать? Ведь взялись же «за этот гуж».

Вместе с А.А. Шустовым и другими руководителями отдела стали искать способы уложиться в заданные сроки. Дело со сроками усугублялось тем, что эти межпланетные корабли должны стартовать в определенный календарный промежуток, который определялся чисто небесной механикой и взаимными траекториями планет Марса и Венеры и двигающихся к ним кораблей. Если в промежуток не укладываешься, то следующий старт только через два года, а это ужасно! — теряешь не только приоритет в очередном шаге освоения космического пространства, но еще страшнее — ставишь под сомнение «безграничные возможности страны победившего социализма».

И вот тут и сыграла решающую роль грабинская структура НИБ-11, оставшаяся в своей основе и в отделе 21 ОКБ-1. Решили действовать следующим образом.

Нашей лаборатории отводился срок в два месяца (март-апрель) на разработку принципиальных схем и макетирование основных приборов СРБ. Конструкторам С. Рыжова ставилась задача — к началу июня сделать основную часть КД.

А главное — приборы для корабля 1М — решили делать в отделе, в лаборатории М.А. Баканова, вначале прямо с листа, по эскизам, привлекая завод только для изготовления типовых плат. Монтаж плат, сборку и монтаж СРБ в целом выполнять у Баканова, благо у нас был один классный монтажник — Володя Москалев, имевший приличный опыт монтажа сложных приборов для СУЗ ЯЭУ.

Для 1М решили делать два прибора и сдавать их ОТК завода и военной приемке тоже в отделе. Понятий лабораторно-отработочных и конструкторско-доводочных испытаний для этих изделий не существовало. По этой задумке первый прибор для установки на аппарат должен был появиться в середине августа, а начало испытаний первого корабля планировалось начать в сентябре.

Следующие два прибора для кораблей 1В, запускаемых в сторону Венеры, решили уже делать на заводе, в цехе И.И. Зверева, бывшего начальника отдела в ЦНИИ-58, так как для этих кораблей календарного времени было на 3,5 месяца больше.

Когда расставили основные реперные точки во времени и во взаимодействии коллективов, участвующих в этой работе, мы, являясь в этой цепи первыми, «ринулись в бой». Для всего коллектива эта работа стала, действительно, как испытание боем.

И очень нелегко быть в таком бою «командиром» — стать в одночасье не только руководителем довольно большого коллектива и скачком перейти в новое качество с многократно увеличенным вектором обязанностей, ответственности и забот, но еще сложнее перейти в это состояние в таких экстремальных условиях, усугубляемых недоверием ближайшего начальника.

Но надо сказать, что А.А. Шустов, увидев с каким рвением и энтузиазмом мы взялись за работу, за освоение, как говорится, «с ходу» и новой полупроводниковой техники и особенностей космического приборостроения (жесткие требования по массе и электрической мощности, особенности теплообмена в невесомости, высокие требования по надежности), вскоре стал нашим активным помощником. Он поддержал мои предложения по организации работ внутри лаборатории, распределение конкретных направлений среди сотрудников, в том числе и резервирование разработок особо важных технических решений.

Для усиления коллектива надо было возвращать людей из г. Обнинска. На завершении сдачи аппаратуры СУЗ там находились Н. Рукавишников, В. Глазнев, Г, Седов, Н. Вольнов, Г. Казаринов, А. Ковалев, т. е. серьезная команда наших специалистов. «Хвостов» по сдаче аппаратуры было еще достаточно.

Для уточнения состояния с работами по сдаче и приемке аппаратуры управления ядерным реактором СР-5 в ИЯФ в г. Обнинске 4 апреля 1960 г. было проведено совещание, на котором с нашей стороны присутствовали А.А. Шустов и я. На совещании, представители ИЯФ, естественно, не заинтересованные в скорейшем свертывании работ в г. Обнинске, выложили довольно значительный объем замечаний по аппаратуре, в основном тот, который мы и должны были закрыть в рабочем порядке в процессе сдачи аппаратуры. После обсуждения состояния работ были составлены протокол и программа испытаний электронной аппаратуры управления установки СР-5.

Завершение работ в г. Обнинске по сдаче аппаратуры и закрытию замечаний по протоколу продолжались до конца мая 1960 г., т. е. до времени, когда работы по созданию СРБ 1М уже шли полным ходом.

После завершения работ в г. Обнинске нам пришлось еще передавать работу по комплексу контроля и управления ядерными реакторами на другое предприятие. Правда, процесс передачи по современным меркам был довольно необычен. В рабочем порядке без «утайки и безвозмездно» были переданы основные принципиальные технические решения, которые представляли наши ноу-хау, проверенные на практике.

Например, принимающие специалисты не могли поверить в то, что уровень нейтронного потока в реакторах мы измеряли логарифмическими измерителями в диапазоне 9 десятичных порядков. Пришлось детально рассказывать и показывать. Так было и с рядом других технических и схемных решений. Передан был ряд технических отчетов и описаний. Комплекта же документации в современном понимании у нас, к сожалению, не было, а все приборы, как я уже упоминал, изготавливались по эскизной документации в лаборатории М. Баканова.

Так тогда закончилась наша работа по ядерной тематике. Та работа, которую ты делал впервые в своей производственной жизни, глубоко остается в памяти. И потому, что она первая, и потому, что она была трудная и напряженная, и потому, что это был передний край науки и техники того времени. И даже потому, что высокий уровень секретности работы, особенно на ядерных объектах в г. Обнинске, на всю жизнь оставил воспоминания от «общения» с военной охраной, когда в ряде случаев твоя инженерная смекалка и находчивость выручала и не приводила к большим неприятностям.

В «интересах СРБ» пришлось свернуть и начатую в лаборатории работу по проработке вопросов создания систем управления на базе применения бортовых ЦВМ для перспективных космических аппаратов с ядерной энергетической установкой, о которой я упоминал ранее. После выпуска эскизного проекта на ЯЭУ вопросы управления ЯЭУ, к большому сожалению, в конце 1960 г. из ОКБ-1 также были переданы на другое предприятие.

Сегодня уже признано, что наша страна стала пионером и мировым лидером в освоении и практическом использовании ядерных реакторов на быстрых нейтронах.

Читая в открытой печати сообщения о применении ядерных реакторов на быстрых нейтронах на атомных электростанциях и атомных подводных лодках, испытываешь чувство удовлетворения и сопричастности к началу познания и практического вклада в это направления ядерной науки и техники большого грабинского коллектива ЦНИИ-58, роль которого в целом в становлении этого направления, безусловно, велика.

О наших ядерных делах неожиданно вспомнили в 1965 году. А.А. Шустову позвонил В.П. Мишин, который был первым замом С.П. Королёва, с вопросом-указанием: «У тебя в отделе работают специалисты, которые делали аппаратуру управления для ядерных реакторов. Мне позвонили из Академии наук — для одного института надо сделать такую аппаратуру или передать им документацию». На что Шустов ответил, что люди эти есть, но они все крайне заняты работами по Л1 и Л3 (лунной программе), а документации по разработанным приборам никакой не осталось, потому что ее практически и не было, в основном все делалось по эскизам. Такой ответ привел В.П. Мишина в ярость, и он потребовал всех их (нас) наказать, за то, что не оставили документации. Можно улыбаться, но ведь В.П. Мишин был прав. Можно только сожалеть и поставить в вину тогдашним руководителям, что после такой большой и ответственной работы комплекта документации действительно не осталось.

Собрав воедино коллектив лаборатории, приложив все силы и знания, помноженные на самоотверженный труд, счетно-решающий блок системы управления первого марсианского корабля нами был создан к заданному сроку.

Руководством комплекса было признано, что мы с этой работой справились успешно. Конечно, самоотверженно трудились и коллективы лабораторий С.Г. Рыжова, М.А. Баканова, также как и наша лаборатория, на 100 % состоящие из грабинцев. Грабинцы под руководством В. Москалева провели и качественный электрический монтаж СРБ, что также стало составляющей успеха всей работы.

Вместе с нами в этой трудной работе был и уже проверенный на «космосе» А.И. Пациора и его коллектив из отдела Б.В. Раушенбаха.

Венцом нашего труда можно считать жаркую августовскую ночь 1960 г., когда мы — представители всех участвующих в этой работе коллективов, ночью в одной из комнат нашей лаборатории на бывшей территории ЦНИИ-58, а тогда это — в инженерном корпусе 2-й территории ОКБ-1 сдали ОТК и представителю военной приемки нашу первую «космическую» систему — счетно-решающий блок для КА 1М. Свидетелем этого был большой жук, залетевший на огонек в открытое окно, которого мы радостно приветствовали и благословили снова в полёт.

Уже утром СРБ отправился на сборку первого КА. В конце августа был сдан и второй комплект. От начала разработки с нуля, в том числе включая время на знакомство с новой для нас полупроводниковой техникой, до штатных образцов СРБ для КА 1М, сданных военному представителю, прошло менее 6 месяцев(!).

А далее примерно 40 дней испытаний на контрольно-испытательной станции ОКБ-1, которая располагалась на грабинской территории, и испытаний на полигоне. После сдачи СРБ для КА 1М, уже на заводе, и тоже в авральном порядке, сдавали СРБ для кораблей 1В для полета на Венеру.

При испытании КА 1М в КИС-е несколько раз с нами общался С.П. Королёв, уделявший подготовке и испытанию этого изделия очень много времени. Б.Е. Черток практически постоянно следил за нашей работой, посещая нас в лаборатории и днём и ночью. Червячок сомнения, который заронил в его душу А.А. Шустов, когда поручили работу коллективу Г. Носкина, видимо, всё-таки его терзал.

Хочу еще раз подчеркнуть, что главными условиями успеха выполнения этой работы стали:

— сохраненная в отделе 21 система организации крупного научно-исследовательского подразделения-отдела, объединяющая в одном подразделении разработчиков электронных приборов, конструкторов-при- бористов и рабочих разных специальностей экспериментальной базы, введенная В.Г. Грабиным в ЦНИИ-58 и зарекомендовавшая себя при выполнении срочных работ;

— грабинский коллектив молодых специалистов, одержимых стремлением к достижению поставленной задачи, не считаясь с личным временем и затратой физических сил;

— тесное и плодотворное взаимодействие с подразделениями отдела Б.В. Раушенбаха;

— внимание и поддержка со стороны Б.Е. Чертока и А.А. Шустова.

Во время разработки СРБ в лаборатории была создана удивительная атмосфера взаимопонимания, ответственного и самоотверженного труда с элементами соревнования. Тогда слова «конкуренция» не было в нашем лексиконе, но было слово «соревнование». В порядке вещей было принятие формальных соцобязательств, вызова на встречное соцсоревнование и т. п. В нашем коллективе этого формализма не было, но дух соревнования присутствовал. Надо было разработать гарантированное схемное решение прибора или узла, которое пойдет в окончательный бортовой вариант. Пришлось запараллелить разработку ряда определяющих приборов, а в «дело» должно было пойти лучшее решение. Несмотря на это, все обменивались мнениями и проблемами, не скрывая и успехов. Мне, как руководителю, приходилось быть судьей, но грамотным, корректным и справедливым — нельзя было обидеть разработчика, который, не считаясь со временем и здоровьем, искал наилучшее решение. А быть руководителем и судьей в коллективе своих товарищей-одногодок непросто.

И надо сказать, что отдельные схемные решения у разных разработчиков были настолько удачными, что решали использовать оба решения. В целом с самого начала не было «страха неуспеха». Была уверенность и максимальное напряжение творческих и физических сил для успешного решения задачи.

Пуск первого корабля 1М был произведен с космодрома Байконур 10 октября 1960 года. На космодроме находились и участвовали в испытаниях сотрудники лаборатории Н. Рукавишников, Г. Казаринов и Е. Ва-сенков. Я в день пуска находился на пункте управления полетом корабля, который располагался в глубоком бункере Генерального штаба Советской армии в Москве на Арбате, построенном еще в предвоенные годы и имевшем защищенные линии связи с Крымом (Евпатория), где располагались приемные антенны дальней космической связи.

Там же, в бункере, в кабинете начальника Генштаба, находились С.П. Королёв, М.В. Келдыш, партийные и военные руководители. Туда же приглашали и нас на совещания перед пуском и после пуска.

Конечно, пуск этот имел не только большое политическое значение для страны, но и вызывал интерес, как к большое незаурядное событие в стране и поэтому к нему было приковано внимание различных людей, которые имели возможность его наблюдать. В бункере Генштаба с нами общался незнакомый генерал-лейтенант явно не имевший отношение к космическим делам, но проявляющий интерес к некоторым техническим аспектам корабля и пуска. В процессе подготовки к пуску я у одного из офицеров Генштаба поинтересовался о личности этого генерала. Его ответ перенёс меня воспоминаниями в послевоенные 50-десятые годы нашей страны, когда стали известны некоторые материалы о наших разведчиках, предупреждавших руководство страны о нападении Гитлера. Тогда мы узнали о Рихарде Зорге, который в нашем сознании стал легендарным. Так вот офицер мне поведал, что этот генерал был в прошлом знаменитым разведчиком-нелегалом, соратником Рихарда Зорге — Гай Туманян. У него был пожизненный пропуск в бункер Генштаба.

9 мая 2014 г., в День Победы мы с женой посетили Новодевичье кладбище и на семейной могиле семьи А.И. Микояна увидели могилу генерал- лейтенанта Гай Лазаревича Туманяна, скончавшегося в 1971 г.

Пуск ракеты с кораблем 1М был аварийным. Мы с Сашей Шуруем, тже грабинцем, который занимался разработкой системы электропитания 1М, выйдя из бункера Генштаба, в ближайшем кафе отметили «горечь поражения».

Пуск второго корабля был произведен уже 14 октября. И снова авария. Обе аварии были связаны с отказами двигателя 4-й ступени ракеты.

4 и 12 февраля 1961 года были произведены следующие два пуска кораблей 1В уже для исследования Венеры, один из которых можно было считать относительно успешным. Корабль 1В № 2, названный в сообщении ТАСС «Венера-1», 12 февраля ушел по заданной траектории, но через 10 дней полета с него перестала поступать информация о прохождении команд на борт и другие телеметрические данные. В результате он был потерян. Система управления КА с СРБ во время этого кратковременного полета свои функции выполняла без замечаний, что было для нас хотя и малым, но удовлетворением. В целом, конечно, было очень обидно, что так закончилась наша первая и столь напряженная космическая эпопея.

Когда стали ясны причины аварийности пусков трех кораблей 1М и 1В, обида и горечь от неудачи увеличились многократно. Причины оказались в элементарной неотработанности схемы управления двигателем 4-й ступени. У разработчиков системы управления просто не хватило времени, и отсутствовала стендовая база для отработки системы. Верховные руководители на горьком примере этих аварий, кажется, стали понимать, что так — наскоком, осваивать космическое пространство нельзя.

Уже значительно позже я понял, что такая большая и плотная программа пусков межпланетных кораблей была также связана с подтверждением характеристик и с демонстрацией возможностей страны по массовому применению первой баллистической ракеты Р-7, созданной под руководством С.П. Королева и принятой в январе 1960 года на вооружение. Запуски межпланетных кораблей на ракете, на которой первая и вторая ступени были аналогичны боевой, были своего рода полезной попутной начинкой. И, забегая вперед, можно сказать, что эта первая задача была довольно успешно реализована. В том числе были уточнены параметры модернизируемой ракеты Р-7А.

Надо сказать, что США не считали себя готовыми вступить в космическую гонку в исследовании планет Марса и Венеры в 1960 г. И только с 1964 г. американские космические аппараты Mariner начали эти исследования.

По результатам первой «космической работы» наш грабинский коллектив получил признание, нас зауважали, а еще и потому, как я уже отмечал, что при испытаниях всех КА 1М и 1В и в полете, ни на одном успешно стартовавшем КА к СРБ замечаний практически не было. Это на фоне драматического состояния с надежностью радиосистем командного управления и приборов программно-временного управления этих кораблей.

После неудач с КА 1М,1В в ОКБ-1 были пересмотрены не только ряд технических решений по созданию КА для исследований Марса и Венеры, но была частично пересмотрена и кооперация в создании ряда приборов.

Много неприятностей и хлопот при создании и испытаниях КА 1М и 1В доставили программно-временные устройства (ПВУ) управления, разрабатываемые смежным радиотехническим предприятием — СКБ-567.

Для следующих кораблей, направляемых к Марсу и Венере, запуск которых должен был производиться в 1962 г., С.П. Королёв и Б.Е. Черток с согласия А.А. Шустова, приняли решение о создании программновременных устройств (ПВУ) орбитальных отсеков и спускаемых аппаратов на поверхности Венеры и Марса в ОКБ-1.

Решение это основывалось на том, что, во-первых, после того как все нахлебались в КИС-е и на космодроме с доработками приборов управления, которые создавали наши смежные предприятия, стало ясно, что комплексные приборы управления космических кораблей должны создаваться у головного разработчика корабля.

Во-вторых, на том, что приборы, в том числе и наш СРБ, разработанные в ОКБ-1 для КА 1М и 1В, показали себя достаточно надежными в процессе подготовки и испытания кораблей на Земле и в полете, в отличие от электронных приборов смежников.

С.П. Королёв понял, что в ОКБ-1 в кусте Б.Е. Чертока приборы для космической техники создавать могут.

Перед Б.Е. Чертоком и А.А. Шустовым встал вопрос: кому в отделе 21 поручить разработку ПВУ для новых 6 кораблей для исследования планет Марса и Венеры (по три корабля на каждую планету), которым присвоили индекс 2МВ? Решение надо было принимать, несмотря на то, что технических заданий на новые ПВУ для орбитального и посадочного вариантов ещё не было.

Времени на разработку и изготовление приборов было опять же крайне мало — это практически один год на создание штатных приборов. А приборы по своим основным параметрам по тому времени должны были быть уникальными и значительно сложнее СРБ 1МВ.

Орбитальное ПВУ должно было быть центральным цифровым устройством логического управления КА, обеспечивающим:

— генерацию и хранение автономного бортового времени с относительным уходом не более 5*10^-5 за все время полета;

— автоматическую выдачу команд по определенным условиям и по времени на системы корабля в процессе всего времени полета (~ 12 000 час.);

— прием с Земли по командной радиолинии и исполнение фиксированных дискретных команд и «гибких команд» с временной уставкой;

— выдачу набора стабильных меток бортового времени разных частот для функционирования бортовых систем;

— автономное формирование периодических циклограмм последовательностей команд для проведения сеансов связи с Землей, управления служебными системами (системы ориентации и стабилизации КА, электропитания, обеспечения теплового режима, телеметрии, корректирующей двигательной установки) и управления бортовой научной аппаратурой.

Надежность работы ПВУ, т. е. выполнение им его основных функций за время полета, должна быть почти на два порядка выше надежности КА в целом.

Реализация таких задач в течение заданного времени сложным бортовым прибором, на разработку которого наложены жесточайшие ограничения по массе и по мощности электропитания, — это тогда была пионерская задача, можно сказать задача преодоления Времени.

Причем преодоление Времени можно рассматривать в двух аспектах: первый — это создание приборов в невероятно короткие сроки. Надо было опять (как и с разработкой СРБ 1МВ) «сжимать» Время на Земле, ломать понятия «необходимого времени» и «цикла разработки», второй — это преодоление Времени фактом функционирования приборов в длительном космическом полете более чем в один год.

Технические условия на элементную базу того времени (полупроводники, реле, кварцевые резонаторы и т. п.) определяли время их гарантийной работы не более 5000—8000 час. Т. е. вероятность безотказной работы необслуживаемого нерезервированного цифрового прибора в условиях космического пространства, содержащего около 1000 активных элементов, в течение времени ~10 000 час, стремится к нулю. Как вы понимаете, с таким прибором управления — Время не преодолеть и лететь на нем к Марсу и Венере довольно авантюрно.

Не проще были требования и к ПВУ, которые должны были обеспечить работу спускаемых аппаратов (СА) на поверхности Марса и Венеры. Например, ПВУ для «венерианского СА» должен был обеспечить работу СА в условиях высокой температуры поверхности планеты, оцениваемой тогда в 300—400° С. От ПВУ требовалось — проработать после посадки в течение 30—40 минут, пока температура прибора не достигнет 60-70° С.

За нашей лабораторией на КА 2МВ должна была остаться разработка и изготовление приборов СРБ, с некоторой непринципиальной модернизацией по сравнению с КА 1МВ. Т. е. мы были как бы уже «при деле» на этих кораблях.

Опыт разработки бортовых ПВУ на дискретной технике имела только лаборатория И.А. Сосновика, но она была довольно плотно занята приборами для первого пилотируемого полета и ПВУ для орбитальных кораблей - первых космических разведчиков.

Предложение И.А. Сосновику взять еще и ПВУ для 2МВ было им категорически отвергнуто, и в общем-то, справедливо. Слишком были нереальные сроки для их коллектива, напряженно работающего над другими, не менее срочными и ответственными изделиями.

Что оставалось делать руководителям? Практически был один вариант - обратиться к нашему, уже зарекомендовавшему себя на одной «авральной» работе коллективу, взять новую, не менее авральную работу.

Мы согласились при условии, что для нас в этой ситуации будет сделано некоторое «облегчение». Суть его в том, что, так как технические решения, реализованные нами в СРБ, успешно прошли первую проверку на КА 1М и 1В (к сожалению, не полностью), то было предложено СРБ в системе управления движением 2МВ оставить в основном без изменения. Сопровождение изготовления и настройки этих приборов, уже освоенных на заводе, проводить с нашим минимальным участием, с привлечением новых сотрудников лаборатории А. И. Пациоры. Правда, троих сотрудников лаборатории (с их согласия) нам пришлось отдать. Это были Галина Родионова, Геннадий Леденев и Людмила Горяинова.

Разработка ПВУ поставила перед нами большой ряд новых технических и организационных вопросов.

Главное — не было хорошей элементной базы для обеспечения требований по надежности приборов. Следовательно, был единственный путь к обеспечению надежности — это создание схем приборов с поэлементным резервированием, допускающим многократные отказы. Такой схемотехники в лаборатории И.А. Сосновика не было. Надо было все придумывать самим. На разработку таких решений были брошены наши лучшие умы.

Надо было найти и новое конструктивное решение для реализации орбитальных и посадочных вариантов приборов, обеспечивающее минимизацию массы приборов, а для ПВУ спускаемого аппарата на Венеру еще решить и вопрос теплозащиты для обеспечения его максимального времени работы на поверхности «горячей» планеты.

Проектанты Глеба Юрьевича Максимова выставили жесточайшие требования к массе приборов. Предварительные оценки показывали, что на конструктивных решениях, примененных в СРБ, эти требования не реализуются.

Ну и опять же фактор времени — на весь период разработки, отработки, испытаний и получения первых комплектов летных приборов отводилось немногим более года. По данным баллистиков, оптимальные сроки пусков кораблей были в конце лета и осенью 1962 г.

Первая проблема, которую нам надо было решить, — это создать надежную типовую цифровую ячейку счетчика с поэлементным резервированием для схем счета и хранения всего времени полета корабля с необходимой дискретностью.

В автономном полете корабля все сеансы связи с Землей и все управление системами было привязано к единому «марсианскому» или «венерианскому» времени, задаваемому и хранимому в ПВУ. Сбой или отказ в счете времени при автономном полете мог привести к отказу всего полета. Правда, уже в процессе разработки ПВУ, мы ввели в орбитальные приборы возможности ввода специальных уставок времени, восстанавливающих сбойную шкалу времени, конечно, не при всех отказах.

Вторая проблема, которую надо было решить совместно с конструкторами, — это выбрать конструктивное исполнение приборов, обеспечивающее минимизацию их массы и «влезание» в отведенный лимит.

«Мозговым штурмом» нам удалось в кратчайший срок решить первую проблему. И это была для нас очень важная победа, придавшая сразу большую уверенность в овладении всей задачей.

Нам удалось создать типовую феррит-транзисторную ячейку (ФТЯ), которой в то время ни у кого не было и в которой допускались любые единичные отказы. Это было наше изобретение, к сожалению оставшееся без патентования, правда, как и многие другие оригинальные решения. Те ФТЯ, которые уже освоили сотрудники лаборатории И.А. Сосновика, к сожалению, для нашей задачи не подходили. За основу была взята двухтактная ФТЯ, которая была разработана для наземного вычислительного устройства моим институтским товарищем Геной Кашминым, который по распределению работал в соседнем болшевском НИИ-4.

Николай Рукавишников, которому я поручил сделать «надежную» ФТЯ, приложив всю свою блестящую логику и упорство, сумел сделать из нее резервированную ФТЯ на любой единичный отказ типа «обрыв». Мы провели всесторонние исследования и испытания этой ФТЯ и, говоря современным языком, «сертифицировали» для космического применения.

Валентин Глазнев предложил и довел до промышленной реализации другую задачу — заставить эту ФТЯ работать при отказах типа «короткое замыкание», введя в схему специально подобранные плавкие вставки. И это решение тоже было нами «сертифицировано» для космического применения.

Кроме типовой ФТЯ был разработан еще ряд оригинальных схемных тоже типовых решений — таких, как:

— счётчик хранения суточных меток, выполненный на двухтактных поляризованных реле;

— резервированный кварцованный генератор планетного времени;

— надёжные формирователи импульсных меток и команд;

— схемы записи временных уставок.

Создание типовых надёжных схем стало основой при разработке всех ПВУ, обладающих большой живучестью.

Основной груз разработки и отладки этих устройств лег на плечи Германа Седова, Петра Масенко, Гелия Казаринова, Евгения Васенкова, Валентина Глазнева, Николая Рукавишникова, Риты Майоровой, Алексея Ковалева, Валентина Чиркова, Галины Полетаевой, Алевтины Трушиной, Наташи Беляковой.

Разработка принципиальных схем приборов в целом проводилась с участием всех основных сотрудников лаборатории, но основной груз в этой части тянули Гелий Казаринов, Алексей Ковалев, Евгений Васенков, Валентин Глазнев, Петя Масенко, Рита Майорова. Причем надо сказать, что все основные разработчики и орбитальных, и посадочных ПВУ были грабинские кадры, прошедшие закалку на ядерной тематике и достойно показавшие себя и на первых межпланетных СРБ.

В процессе развития нашей работы над ПВУ 2МВ свершилось эпохальное событие — полет Юрия Гагарина в космос на корабле, созданном в ОКБ-1.

На всю жизнь врезался в память день 12 апреля 1961 года. Для коллектива лаборатории это был очередной тяжелый трудовой день. За работы по созданию аппаратуры СРБ 1М и 1В наш коллектив был удостоен звания передового с присуждением переходящего Красного знамени отдела.

Услышав, как и все советские люди, по радио известие о запуске и приземлении Юрия Гагарина, я схватил наше переходящее знамя, и мы в едином порыве с возгласами «Ура!» устроили демонстрацию в большой комнате лаборатории. Всех охватило чувство гордости за наше предприятие, за страну, за коллектив соседней лаборатории И.А. Сосновика, за причастность к космическим делам, которые делаются колоссальным напряжением всех физических и духовных сил.

На следующий день мы с коллективом собрались у меня дома смотреть по телевизору прилет Юрия Гагарина в Москву и его торжественную встречу и, соответственно, это событие отметить. А еще на следующий день первый космонавт Земли приехал в ОКБ-1.

На первой территории, недалеко от проходной был устроен грандиозный митинг, на который собрался не только коллектив всего предприятия, но, пожалуй, молодежь всего города. Охране пришлось открыть ворота и впускать всех желающих. Выступили наш первый космонавт, С.П. Королёв, многие создатели космического корабля.

Ряд сотрудников лаборатории И.А. Сосновика был отмечен правительственными наградами. И.А. Сосновику была присуждена Ленинская премия, а А.А. Шустов получил четвёртый орден Трудового Красного Знамени.

Только в начале 1961 года в наш коллектив стало прибывать пополнение из молодых специалистов, которые активно включались во все работы лаборатории. В это время к нам пришли Виктор Шаров, Миша Власюк, Женя Буршинов, Люся Калинина, Людмила Горяинова, Гена Леденев, уже не совсем молодой техник Сергей Михеев, и по личной просьбе (возможно, указанию) С.П.Королёва к А.А. Шустову приняли «на воспитание» совсем молодую Любу Козлову.

Пока мы решали проблемы надежности элементов ПВУ, конструктора во главе с С.Г. Рыжовым занимались поиском конструктивных решений ПВУ для минимизации их массы. Остановились на решении, которое уже опробовали конструктора предприятия М.Ф. Рязанского при создании маломощной радиоаппаратуры космического применения.

В этом решении несущей конструкцией для размещения электронных приборов выступали каркасы из жесткого пенополиуретана, на которые приклейкой устанавливались печатные платы. Была разработана типовая конструктивная ячейка (ванночка) из пенополиуретана, в которой размещались законченные электронные схемы, а далее, после монтажа этих ванночек (модулей), на тугой посадке собирались блоки приборов.

Учитывая, что тепловыделение наших приборов было небольшое, такая конструкция оказалась для нас просто идеальной, обеспечив решение массовой проблемы с сохранением механической прочности. Для первых технологических приборов наш завод довольно быстро освоил производство изделий из пенополиуретана и печатных плат. Монтаж технологических приборов по программе 2МВ выполнили в отделе, в лаборатории М. Баканова. На этих приборах мы сумели проверить основные принципиальные идеи и новые заложенные в них технические и конструктивные решения, а также провести ряд испытаний. Практически был подготовлен комплект документации, с которым можно было работать на заводе.

Однако, взяв на себя разработку бортовых приборов для этих и других космических аппаратов, ОКБ-1 столкнулось с острой нехваткой собственных производственных мощностей для их мелкосерийного производства.

С.П. Королёв, Б.Е. Черток, И.Б. Хазанов (бывший грабинский начальник экспериментального производственного участка, ставший после объединения ЦНИИ-58 с ОКБ-1 начальником приборного производства завода, а впоследствии главным инженером и заместителем директора завода) стали прилагать большие усилия для поиска в Москве и стране подходящих приборных заводов, руководителей которых не испугали бы эти сумасшедшие сроки вместе с большой ответственностью.

К счастью, и не без помощи правительства, нашлись такие заводы, которые сумели «по-военному, с колес» включиться в это новое для них производство.

Можно сказать, они спасли «ситуацию» и обеспечили прорыв в космическом приборостроении страны того времени, а в дальнейшем на базе этих заводов возникли мощнейшие производства различной космической техники.

Изготовление всех ПВУ 2МВ было передано на московский завод «Пластик». Энергичный главный инженер этого завода Борис Борисович Зайченков с энтузиазмом взялся за освоение космического приборостроения. Впоследствии на этот завод было передано изготовление и ряда других приборов управления, созданных в ОКБ-1.

Для оперативного обеспечения изготовления и выпуска на «Пластике» штатных ПВУ для кораблей 2МВ основным сотрудникам лаборатории практически пришлось переехать в Москву. Б.Б. Зайченков в новом жилом доме, построенном для сотрудников завода, выделил нам трехкомнатную квартиру.

Кто не мог по семейным обстоятельствам жить в Москве, тех в любое время дня и ночи доставляли туда и обратно. Для этого к нам был прикреплен рафик с двумя сменными водителями. Я большей частью возвращался домой в Подлипки, однако ночные звонки или ночные вызовы на завод были в порядке вещей.

Конечно, такой режим работы отражался на людях и их семьях. Особенно это ощущали на себе молодые отцы, а их уже было шестеро и ещё первая молодая мама — Рита Борисова (Майорова). Супруги, которые «оставались дома», бывало, очень бунтовали. Муж Риты — Геннадий Борисов, намаявшись с полуторагодовалой дочкой, однажды заявил жене, что если она еще приедет домой в два часа ночи, то он возьмет и отнесет дочь Носкину домой, а сам вообще уйдет. Примерно то же самое собиралась сделать и Марина Ковалева, у которой уже появился второй сын. Приходилось такого типа эмоциональные угрозы парировать, успокаивать и договариваться со своими половинами. А вообще наши супруги понимали и меру ответственности, и меру серьезности задач, которыми мы занимались, и помогали как могли, за что мы были им очень благодарны.

Конечно, и руководство ОКБ-1, и разные министерские начальники в процессе изготовления приборов постоянно «навещали» завод и давили на его руководство, хотя и понимали, что все находится в руках и мозгах реальных инженеров, настройщиков, испытателей и монтажников.

Для придания дополнительных материальных стимулов основные наши разработчики были даже оформлены на «Пластике» в качестве настройщиков и получали регулярные доплаты к своей основной зарплате. Это тоже помогало, но физическое напряжение сил было на пределе.

О степени напряжения на заводе свидетельствует эпизод, описанный Б.Е. Чертоком в его книге «Ракеты и люди. Фили. Подлипки. Тюратам», фрагмент из которой я приведу целиком, немного подправив Бориса Евсеевича в датах: «Московский завод «Пластик» во время и после войны специализировался на изготовлении самых хитроумных взрывателей для снарядов и ракет различных типов. Главный инженер «Пластика» Борис Зайченков в конце 1960 (правка Г.Н.) года проявил незаурядную храбрость, согласившись на наше в значительной мере авантюрное предложение. До середины 1961 г. (правка Г.Н.) надо было изготовить и отработать сложное, даже по теперешним представлениям, программно-временное устройство (ПВУ) для марсианских пусков. Эти приборы выполняли функции управления, с которыми теперь справляются микроэлектронные вычислительные машины.

Тогда этой техникой мы еще не владели и только-только освоили схемотехнику на полупроводниковых триодах — транзисторах в комбинации с обычными реле, матрицами на ферритовых сердечниках, магнитными усилителями.

За разработку этих приборов в немыслимо короткие сроки взялся начальник лаборатории Герман Носкин. В его команду в числе других инженеров входил Николай Рукавишников. Совсем недавно, за обедом в нашей столовой, дважды Герой Советского Союза, президент Федерации космонавтики космонавт Рукавишников напомнил мне о тех далеких: днях и ночах. Он, Рукавишников, его начальник Носкин и их товарищи почти круглые сутки проводили в цехах «Пластика», пытаясь к сроку отладить ПВУ. Главный инженер Зайченков считал, что такого напряжения и бессонных ночей не было даже во время войны. Однажды он позвонил мне ночью и сказал, что его мастера делают все возможное, но мои инженеры совсем запутались с поисками неисправностей. Просил срочно приехать и на месте решить, что же делать дальше.

Я приехал, и мы с Зайченковым прошли в цех. Небритые, серые от усталости и бессонных ночей лица испытателей не внушали оптимизма. Один из них уткнулся в прибор, что-то паял, другой щелкал тумблером на пульте, третий что-то искал под верстаком. Я решился и громким бодрым голосом спросил: «Как дела,ребята?Завтра самый последили срок!»

Никто не поднял головы, кроме согнувшегося под верстаком. Он выпрямился, посмотрел на пришедшее начальство невидящим взором и тихо сказал: «Мужики, шли бы вы к...» И далее следовал точный адрес, по которому усталый работяга посылает всякого мешающего закончить ответственную работу. «Ну, хорошо, не будем вам мешать», — только и ответил я, уходя с Зайченковым.

Через двое суток первый электронный прибор — ПВУ для автоматического межпланетного аппарата — был сдан. Я совершенно забыл об этом инциденте. Спустя тридцать два года космонавт Рукавишников напомнил об этом происшествии с нескрываемым удовольствием. Тогда молодой инженер и его товарищи были творцами и чувствовали себя полными хозяевами своих творений. Радость творческого горения, удовлетворение от сознания выполненного долга доставляли в те времена молодым инженерам, может быть, большее удовлетворение, чем в последующие годы ордена и высокие звания.

С той поры в течение многих лет на заводе «Пластик» изготавливали ПВУ для межпланетных автоматических станций даже после передачи этой тематики Бабакину в ОКБ им. С.А. Лавочкина».

Мне к воспоминанию Б.Е. Чертока остается добавить, что тем работягой был наш Петя Масенко, который до 2013 г. в должности главного специалиста, успешно трудился на грабинской территории в отделе автоматических испытательных систем, — том отделе, который по своему составу, территориальному расположению и сохранившемуся одному из направлений можно считать преемником отдела № 21, организованного после присоединения ЦНИИ-58 к ОКБ-1.

Все ПВУ для шести кораблей 2МВ, почти к заданным срокам, мы совместно с сотрудниками завода «Пластик» сделали.

Далее были круглосуточные комплексные испытания на КИС-е, которая, как я уже упоминал, располагалась тогда на грабинской территории в том же здании, где была испытательная станция ЦНИИ-58, доработки в процессе испытаний, поездки на полигон и участие в пусках кораблей 2МВ.

К сожалению, пуски кораблей 2МВ не принесли нашей стране желаемых результатов.

Три корабля в сторону Венеры (два пролетных и один посадочный), пуски которых были проведены 25 августа (2МВ-1 № 3), 8 сентября (2МВ-1 № 4) и 12 сентября (2МВ-2), не смогли уйти к желанной планете по причине отказа последних ступеней ракеты-носителя. Первый марсианский аппарат 2МВ-2 в пролетном варианте стартовал 24 октября 1962 г. Он вышел на орбиту, но на 17-й секунде взорвался его разгонный двигатель. В сообщении ТАСС он был назван «Спутник-22».

Следующий пуск пролетного около Марса корабля 2МВ-4, осуществленный уже 1 ноября 1962 г., был, можно сказать, успешным.

Корабль, стартовав с околоземной орбиты, начал свое путешествие к загадочной планете. В сообщении ТАСС он был назван настоящим именем — «Марс-1». Однако в нем из-за неполного закрытия клапана произошла утечка азота из баллонов системы ориентации аппарата, что сделало невозможной коррекцию орбиты, а соответственно, и использование остронаправленной антенны. Поэтому связь с «Марсом -1» была потеряна 21 марта 1963 г. на расстоянии 106 млн км.

По баллистическим расчетам аппарат пролетел в 197 000 км от Марса 19 июня 1963 г. Но по тем временам и это стало сенсацией: наш аппарат прошел около Красной планеты на расстоянии, почти вдвое меньшем, чем от Земли до Луны!

На этом аппарате без замечаний проработал наш орбитальный ПВУ, доказав, что заложенные в него решения по обеспечению надежности были правильными и достаточными. Станция 2MB-3 № 1, оснащенная спускаемым аппаратом для посадки на Марс, была запущена 4 ноября 1962 г. Однако и ее ожидала неудача. Станция осталась на орбите ИСЗ с перигеем 200 км и периодом обращения 88,7 мин. В сообщении ТАСС она была объявлена как «Спутник-24».

После завершения эпопеи 2МВ было принято решение о создании усовершенствованной серии межпланетных космических аппаратов 3МВ для очередного «штурма» Марса и Венеры, уже начиная с осени 1963 года.

Наши ПВУ, и орбитальные и посадочные, для этих аппаратов практически остались без изменений. Мы только перешли на улучшенные полупроводниковые приборы с большим сроком службы.

Пуски межпланетных станций в сторону Марса 11 ноября 1963 года (3МВ-1 № 1), 19 февраля 1964 года (3МВ-4 № 3) и в сторону Венеры 27 марта 1964 года (3МВ-1 № 5) были аварийными. 24 апреля 1964 года был произведен очередной пуск станции 3МВ-1 № 4 в сторону Венеры. Станция успешно стартовала с промежуточной орбиты и взяла курс к Венере, но вскоре обнаружилось, что ее орбитальный отсек потерял герметичность и расположенные там радиосистемы перестали функционировать. Связь со станцией до 25 мая 1964 года поддерживалась через спускаемый аппарат. В сообщении ТАСС станция была названа «Зонд-1», предназначенный для исследования космического пространства.

В сторону Марса 30 ноября 1964 года запускается следующий аппарат — 3МВ-4 № 2.Однако из-за нераскрывшихся панелей солнечных батарей программа работы станции была изменена, и она стала очередным «Зондом» под № 2. После анализа проведенных пяти неудачных пусков станций 3МВ 18 июля 1964 года был запущен шестой аппарат, оснащенный как «марсианский», но с задачей фотографирования обратной стороны Луны. Задача эта была выполнена, а аппарат получил название «Зонд-3».

Пуски межпланетных станций серии 3МВ в сторону Венеры были продолжены уже в ноябре 1965 года. 12 ноября состоялся успешный пуск станции 3МВ-4 № 4 в пролетном варианте, названной в официальном сообщении — «Венера-2». Через 107 суток станция прошла на расстоянии 34 тысячи километров от поверхности Венеры.

16 ноября 1965 года к Венере ушла станция 3МВ-3 № 1, названная «Венера-3», доставившая 1 марта 1966 года на поверхность этой планеты вымпел с гербом Советского Союза. Программу работы по спуску на Венеру посадочного аппарата и работу его на Венере обеспечивали наши ПВУ.

Этим успешным пуском ОКБ-1 завершило свои работы по межпланетным космическим станциям. Далее это направление продолжалось и развивалось в ОКБ им. С.А. Лавочкина, куда в апреле 1965 года по инициативе С.П. Королёва эти работы были переданы в связи с расширением работ в ОКБ-1 по ракете Н-1 и лунным кораблям Л1 и Л3. Нашему коллективу, к сожалению, эта передача ничего не дала. Видимо и потому, что уж очень «незаметно» работали приборы, в создание которых был вложен колоссальный физический и интеллектуальный труд грабинских специалистов. Да и такой способ передачи всей выстраданной многолетней работы подразделений ОКБ-1 нельзя назвать дальновидным. Это впоследствии проявилось, когда для нас безуспешно закончилась вся лунная программа.

Я специально достаточно подробно перечислил пуски станций по программам 2МВ и 3МВ, чтобы подчеркнуть, что по разработанным нами и изготовленным на заводе «Пластик» орбитальным и посадочным ПВУ в процессе подготовки и летных испытаний (с 1961 по 1965 годы) 15 аппаратов 2МВ и 3МВ (с учетом 1МВ было 19 аппаратов) замечаний и отказов практически не было. Этим было практически подтверждено, что наши пионерские технические решения по обеспечению надёжности и живучести ПВУ себя оправдали.

На следующей серии межпланетных станций, получившей название 4МВ, продолжалось использование наших же ПВУ, выпускаемых «Пластиком» и по договоренности руководства ОКБ-1 и ОКБ им. С.А. Лавочкина с нашим участием на «Пластике» и при испытаниях в ОКБ им. С.А. Лавочкина. После серии 4МВ орбитальные ПВУ еще использовались до 1975 года, но уже без нашего участия. К этому времени о их создателях уже не упоминали, в том числе и при раздаче «поощрений».

Коротко хочу отметить еще одно направление работ лаборатории
Г. Носкина, которое велось в ОКБ-1 грабинским ядром. Это работы, о которых уже ранее упоминалось, по созданию и использованию на космических аппаратах бортовых цифровых вычислительных машин (БЦВМ) универсального типа.

Работы были продолжены уже с весны 1961 года после работ по счетнорешающему блоку 1М, 1В, когда мы уже были заняты разработкой ПВУ для кораблей 2МВ. В большом коллективе лаборатории мне удалось выделить группу специалистов, которые полностью или с частичным отрывом от работ по ПВУ, вели работы по БЦВМ. На первом этапе, когда основные наши силы были брошены на ПВУ, БЦВМ занимались Костя Чернышев, Радий Казаринов, Володя Казначеев, Борис Тарасенко, Коля Муравьев (сын одного из бывших руководителей СКБ при В.Г. Грабине) и, естественно, я.

Уже после разработки основной схемотехники ПВУ к БЦВМ и к проработке вопросов по системе централизованного контроля и управления (СЦКиУ) на основе БЦВМ, созданию новых цифровых устройств подключились Николай Рукавишников, Евгений Васенков, Петр Масенко, Рита Борисова, Николай Вольнов, а также пришедшие в лабораторию молодые специалисты Виктор Шаров, Михаил Власюк, Авенир Нечаев, Людмила Калинина.

В соответствии с постановлением Правительства от 23 июня 1960 г. в ОКБ-1 наряду с работами по созданию тяжелого носителя, получившего индекс Н-1, в отделе М.К. Тихонравова под руководством Глеба Юрьевича Максимова (в его же секторе велись работы по проектам 1МВ, 2МВ) в 1961 г. начались работы по проекту тяжелого межпланетного космического корабля (ТМК) для пилотируемого полета на Луну и Марс. В 1962 г.

Мы параллельно с работами по ПВУ 2МВ были подключены к работам по ТМК и стали участниками этого уникального проекта. То, что он опережал себя на многие десятилетия, к счастью, мы тогда по молодости не понимали. Нам предстояло проработать вопросы создания (СЦКиУ) на основе БЦВМ.

При разработке технических требований к БЦВМ и системе пришлось в прямом смысле окунуться в фантастические по тем временам проблемы. Например, нам было предложено проработать систему управления и контроля замкнутым биологическим комплексом на основе водоросли хлореллы, который планировали поместить на космический корабль в качестве «генератора» пищи для космонавтов.

Ученые уже давно знали об удивительных свойствах хлореллы. Они заметили ее весьма ценный химический состав. Высоким содержанием белков может похвастать далеко не каждый вид растений, у хлореллы же они составляют почти половину ее веса. Не менее ценна и вторая половина содержимого хлореллы: это жиры и углеводы, да еще почти полный комплект всевозможных витаминов. Проведенными опытами была доказана и способность хлореллы в зависимости от режима питания менять свой состав: к примеру, при необходимости накапливать больше белков или жиров. Короче говоря, предполагалось, что это тот продукт, который может обеспечить питанием космонавтов в длительном путешествии к планетам Марсу, Венере. Эти проработки мы вели с Институтом физиологии растений им. К.А.Тимирязева АН СССР в Москве.

Рядом с этой задачей стояла еще более фантастическая задача, которую мы прорабатывали на полном серьезе со специалистами Ленинградской военно-медицинской академии. Задача состояла в автоматическом контроле состояния человека — члена экипажа космического корабля, находящегося в состоянии глубокой гипотермии, проще говоря, в состоянии «заморозки», для замедления в нем всех биологических процессов.

Стало очевидным, что применение универсальной БЦВМ на борту КА требует нового, системного подхода к проектированию не только всего бортового комплекса управления, но, например, пересмотра концепции контроля работы бортовых систем, организации сбора, обработки и распределения данных с систем, изменения принципов и построения средств взаимодействия экипажа с системами корабля, изменения связей с радиотехническими системами управления, изменения подхода и методов испытания КА в целом, как при подготовке на Земле, так и в полете, не говоря уже о необходимости разработки единого общего и прикладного программного обеспечения. Т. е. по-хорошему это больше революционный процесс, чем эволюционный.

С таких позиций мы стали продолжать наши работы и у себя, и в смежных организациях. Одним из первых смежников по созданию БЦВМ у нас стало КБ-2, где руководителем был Филипп Григорьевич Старое — американец, довольно легендарная личность, создатель одной из первых отечественных микроэлектронных БЦВМ. Во 2-м квартале 1962 г. мы выдали туда предварительное ТЗ на БЦВМ для СЦКиУ КА, ориентированных на ТМК и на пилотируемый корабль, разрабатываемый по теме «Союз».

По теме «Союз» в июне 1962 г. был выпущен план разработки эскизного проекта, по которому предусматривался выпуск тома и по БЦВМ.

Так как БЦВМ Ф. Староса по своим техническим характеристикам не могла в то время быть установлена на создаваемые пилотируемые космические аппараты, в ноябре 1962 года было принято решение для этих целей разработать собственную БЦВМ в кооперации с ЦНИИ-30 ВВС МО.

Теперь сотрудникам лаборатории Г. Носкина и конструкторского сектора С.Г. Рыжова вместе со специалистами ЦНИИ-30 предстояло за короткий период времени разработать схемотехнику и конструкцию макета БЦВМ в бортовом исполнении.

Макет БЦВМ, который получил название «Кобра-1», был разработан и изготовлен в течение семи месяцев. Это стало возможным благодаря тому, что: структура БЦВМ и система основных логических элементов были отработаны на макете ЦВМ, которую создали в ЦНИИ-30, конструкция ЦВМ была целиком разработана в конструкторском секторе отдела и основные узлы ЦВМ выполнены с применением отработанных конструктивных решений, разработанных в отделе при создании ПВУ КА 2МВ, изготовление блоков, монтаж и общая сборка макета ЦВМ велись также в экспериментальной лаборатории отдела, изготовление типовых плат из пенополиуретана, освоенное для ПВУ 2МВ и теперь примененных в «Кобре-1», выполнялось на опытном заводе ОКБ-1, разработка и настройка ЦВМ и контрольно-испытательной аппаратуры велись под руководством квалифицированных специалистов ЦНИИ-30 с участием наших молодых инженеров лаборатории Радия Казаринова, Евгения Васенкова, Николая Рукавишникова, Михаила Власюка, Петра Масен- ко, Виктора Шарова, Константина Чернышева, Владимира Казначеева, Маргариты Борисовой, Николая Вольнова, Николая Муравьева, уже получивших опыт разработки бортовых приборов в том числе и цифровых для КА 1МВ и 2МВ.

Все участники этой интересной работы были исполнены огромным энтузиазмом первопроходцев, отдавали все свои силы и знания, работали, не считаясь со временем и подчас своим здоровьем, т. е. ритм работы и отношение к делу остался тем же, что и при разработке СРБ 1МВ и ПВУ 2МВ.

Опять же успех и малое время создания макета БЦВМ и других устройств были обеспечены сохранившейся в отделе грабинской системой организации научно-исследовательского подразделения.

Необходимость создания в ближайшие годы БЦВМ для космических аппаратов диктовалось объективными требованиями получения от бортовых систем и КА в целом новых качеств, без которых уже либо невозможно, либо возможно, но с значительно большими затратами, решение поставленных задач с одновременным улучшением массовых и энергетических характеристик.

Объективно «толкал» на применение БЦВМ и фактор времени — необходимо было так делать бортовое оборудование, чтобы при изменении задач КА основной состав бортовых приборов управления претерпевал бы минимальные доработки. Такую гибкость могло дать прикладное программное обеспечение БЦВМ, или как обозначается в английском языке — «мягкое оборудование» (software).

И еще один важный фактор. Нам было известно, что для американских пилотируемых КА «Джемини», на которые возлагались задачи отработки маневрирования и стыковки на орбите с другими КА, управляемого спуска с орбиты, обработки измерений с бортовых навигационных и других приборов, разрабатывается БЦВМ.

Нам — «пионерам космической техники» — отставать от американцев в части БЦВМ очень не хотелось, и мы сделали свой макетный образец БЦВМ «Кобра-1» с характеристиками, которые были не хуже американских разработок: разрядность — 18 дв. разрядов, быстродействие — 20 000 простых опер./с, ОЗУ (магнитное) — 256 чисел, ПЗУ команд и констант — 2600 слов, масса — 21 кг, средняя мощность — 20 Вт.

Учитывая то, что макет был собран на дискретной технике, характеристики этой ЦВМ были впечатляющими.

Одновременно с макетом БЦВМ были разработаны макеты различных устройств связи: с пилотом, сбора и преобразования аналоговых и дискретных данных от систем КА для ввода в ЦВМ, обмена данными с программной радиолинией и выдачи данных в систему телеметрии, обмена данными с наземной испытательной станцией (в 21-м отделе в это же время разрабатывалась наземная автоматизированная испытательная станция для испытаний космических аппаратов).

На базе ЦВМ «Кобра-1» и устройств связи был собран макет системы централизованного контроля, обработки данных и управления (ЦКОиУ) «КОБРА» (Контроль и Обработка).

Совместно с привлеченной кооперацией (ЦНИИ-30 ВВС, ЛВИКА им. Можайского, ГНИИ космической медицины ВВС, ЦНИИ-88 МОМ, Институт медико-биологических проблем АМН, ВИА им. Дзержинского, ЛИИАП, Ростовское ВИУ РВ и некоторых других) на «Кобре-1» были запрограммированы и на первом этапе отлажены макеты задач, включающие: автоматизированный контроль и испытание бортовых систем в полете и при подготовке КА на Земле, автоматизированный врачебный контроль экипажа, программно-временное управление систем КА, прием и выдача данных на пульт пилота, выдача данных на телеметрию.

Испытания ЦВМ «Кобра-1» прошли в целом гладко и подтвердили все ее проектные характеристики. Летом 1963 года ЦВМ полностью функционировала, работы по созданию устройств связи продолжались.

Под руководством генерала З.А. Иоффе (тогда зам. начальника ЦНИИ- 30) Виктором Шаровым в ПЗУ «Кобры-1» была прошита музыкальная тестовая программа с мелодией песни «Четырнадцать минут до старта».

Песня эта была любимой в нашей лаборатории. Она была непосредственно связана с работой этого коллектива, потому что больше половины лаборатории в период разработки «Кобры-1» вела разработку, изготовление и испытания ПВУ для КА 2МВ.

Среди этих ПВУ были и те, которые должны были работать на спускаемых аппаратах на поверхность этих планет. Поэтому слова из припева этой песни «на пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы» отражали и надежды, и творческий подъем, и патриотизм молодого коллектива. Причем работа по ПВУ была первоочередной, а потому, если было надо то, практически, вся лаборатория «бросалась» на ПВУ — кто на завод «Пластик», кто на КИС, кто на полигон в Тюратам.

По предложению Б.Е. Чертока первые результаты работы по созданию макета бортовой ЦВМ было решено заслушать на Ученом совете ОКБ-1. Совет под председательством В.П. Мишина состоялся в начале июля 1963 года.

Мой доклад на Совете сопровождался демонстрацией работы бортовой ЦВМ — запуском упомянутой тестовой мелодии «Четырнадцать минут до старта».

Недоверчивый начальник комплекса Герой социалистического труда М.В.Мельников подошел поближе, задрал скатерть, чтобы посмотреть, кто это так хорошо играет под столом.

На основе «Кобры-1» сотрудники ЦНИИ-30, ответственные в ВВС МО за авиационную вычислительную технику, хотели предложить разработку бортовой ЦВМ для создающихся новых самолетов, поскольку единственная тогда БЦВМ «Пламя», разработанная для применения в авиации, по их мнению, не могла рассматриваться как перспективная.

Поэтому вскоре после нашего Ученого совета руководство ЦНИИ-30 предложило совместно выступить с сообщением на совещании у заместителя Главкома ВВС МО генерал-полковника Пономарева А.Н. с демонстрацией работы бортовой ЦВМ.

«Кобра-1» была очень «мобильна», погрузили ее вместе с аккумулятором в «Волгу» и ...опять же разместили на столе перед почтенной военной и гражданской публикой. Полковник В.И. Кибкало ( нач. отдела ЦНИИ- 30) выступил с докладом, затем Г. Носкин с коллегами продемонстрировали работу ЦВМ — она, естественно, под восторг слушателей проиграла заложенную мелодию. Я ответил на вопросы, а затем были выступления.

С учетом положительных результатов разработки и лабораторных испытаний ЦВМ «Кобра-1» совместно с ЦНИИ-30 было принято решение о разработке модернизированного варианта бортовой ЦВМ, которую сначала назвали «Кобра-2», а потом решили назвать «Вычислитель».

В создание этой бортовой ЦВМ проявил большой интерес директор завода № 123 Средневолжского Совнархоза (г. Уфа ) Н.Г. Ковалев, предполагая запустить ее в серийное производство для авиационной техники.

До вхождения в Совнархоз завод входил в Госкомавиапром. Перейдя в Совнархоз, завод уже без давления Госкомавиапрома сам мог формировать свою программу. Тогда у нас и установились с этим заводом деловые отношения. Мы разместили на нем изготовление ряда бортовых приборов по документации ОКБ-1, в том числе программно-вычислительных устройств «Ритм» для разведывательных КА «Зенит» разработки лаборатории И.А. Сосновика.

Познакомившись с макетом БЦВМ «Кобра-1», Н.Г. Ковалев предложил для участия в работе по созданию документации на модернизированную БЦВМ командировать к нам большую бригаду от завода из схемщиков, конструкторов и технологов. Жесткий по времени план-график проведения совместных работ ОКБ-1 и завода № 123 по изготовлению первого опытного образца «Вычислитель» Э1488-21 был подписан Б.Е. Чертоком и Н.Г. Ковалевым 23 июля 1963 года, по которому завершение комплексной отладки первого комплекта «Вычислителя» в ОКБ-1 планировалась на 30.05.64 г. В плане-графике оговаривалось, что вопрос о сроках запуска БЦВМ в производство на заводе № 123 и их количестве решается в процессе изготовления первого опытного образца в ОКБ-1.

ТЗ на разработку модернизированного варианта БЦВМ формировалось одновременно с разработкой схемной и конструкторской документации и было утверждено от ОКБ-1 зам. главного конструктора Б.Е. Чертоком 22.04.64 г. и от ЦНИИ-30 ВВС начальником ЦНИИ-30 генерал- лейтенантом З.А. Иоффе. 24.06.64 г.

В это же время смежными предприятиями по нашим ТЗ были начаты опытно-конструкторские работы по другим основным устройствам системы централизованного контроля и управления, таким как: внешнее запоминающее устройство на магнитной ленте и магнитной проволоке, пульт пилота с управлением от БЦВМ, система сбора и преобразования данных для ввода в БЦВМ, устройство связи с командной радиолинией.

В конце сентября 1964 года «Вычислитель» был в основном отлажен и прошел тестирование. Продолжалась напряженная и кропотливая работа по программированию задач, коррекции конструкторской, технологической и эксплуатационной документации совместно с коллективами специалистов завода № 123 и ЦНИИ-30. В общем, результаты трудного 1964 года вызывали чувство удовлетворения у нас и признание у тех специалистов, кто участвовал в работе вместе с нами или следил за нашей работой.

ОКБ-1 заключило с заводом № 123 финансовый договор на изготовление и поставку первых двух комплектов БЦВМ «Вычислитель» с комплектом контрольно-испытательного оборудования. По календарному плану к договору первый комплект БЦВМ поставлялся в 1-м квартале 1966 г. Второй комплект БЦВМ поставлялся в мае 1966 г.

В марте 1966г я был включён в состав делегации НПО «Энергия» на Уфимский приборостроительный завод, так как помимо юбилейных торжеств предстояло обсудить и вопросы по изготовлению БЦВМ «Вычислитель».

Однако с приходом к руководству ОКБ-1 в феврале 1966 г. В.П. Мишина, возвращением Уфимского завода снова в Минавиапром, техническими проблемами на корабле Л1 для пилотируемого облета Луны, для которого и предназначалась БЦВМ «Вычислитель», штатные образцы этой БЦВМ «света не увидели».

Закончилась эпопея создания нашей собственной БЦВМ. С одной стороны, нам было жалко, что эта хорошая разработка не попала на «космический борт», но, с другой стороны, мы уже видели, что время дискретной техники для БЦВМ безвозвратно проходит, нужно интенсивно переходить на новую микроэлектронную базу. Собственно, этот переход нами уже был подготовлен.

В декабре 1965 года С.П. Королёв утвердил, подготовленное нами ТЗ на упрощенный вариант БЦВМ для космического применения, которая по договору с новым Зеленоградским НИИ микроприборов Минэлек- тронпрома должна была в течение года быть разработана на тонкопленочной микросхемотехнике и поставлена в ОКБ-1 для системы автономной навигации космического корабля Л1.

Так в начале 1967 года появилась первая микроэлектронная БЦВМ, получившая название «Салют-1». Ввиду того, что пилотируемый корабль Л1 для облета Луны не состоялся, впервые этой БЦВМ пришлось поработать в составе системы автономной навигации на первой долговременной орбитальной станции «Салют».

БЦВМ «Салют-1» положила начало созданию целого семейства БЦВМ «Салют»: «Салют-2», «Салют-2М», «Салют-3», «Салют-4», которые были разработаны по нашим ТЗ и запущены в серийное производство не только в Зеленограде в НПО «ЭЛАС» (генеральный директор, академик Г.Я. Гуськов), но и на других серийных заводах страны.

Можно только сожалеть, что по разным причинам не все эти БЦВМ были применены на космических аппаратах разработки нашего предпрятия.

В заключение этих воспоминаний хотел бы отметить, что сотрудники бывшей лаборатории № 5, образованной из молодого грабинского коллектива управленцев-ядерщиков, все последующие годы достойно представляли себя во многих разработках ОКБ-1 — ЦКБЭМ — НПО «Энергия» — ОАО РКК «Энергия», в том числе и в 14-летней эпопее создания многоразового транспортного космического корабля «Буран», создании орбитальных станций «Салют», «Мир», модулей Российского сегмента международной космической станции (МКС), ряда автоматических геостационарных и низкоорбитальных космических аппаратов. Некоторые «грабинцы» и сейчас продолжают трудиться на космическом поприще, отдавая свои силы и опыт созданию космической техники.

Стоит подчеркнуть вклад грабинских специалистов НИБ-11 и их роль в ОКБ-1 в создании систем управления космических аппаратов:

— Во-первых, именно благодаря сохранившейся в отделе № 21 грабинской структуре научно-исследовательского подразделения, включающего разработчиков, конструкторов и экспериментальное производство, помноженной на талант и самоотверженность коллективов, удалось в кратчайшие сроки создавать приборы и системы, которые обеспечивали поставленные приоритетные задачи в космической технике и поддержали ведущую роль предприятия страны в этой области.

— Во-вторых, это люди, которые, придя в ЦНИИ-58 молодыми специалистами из различных вузов страны, трудились всю свою жизнь на одном предприятии вместе со старшим, грабинским поколением.

И дело даже не в том, кем они стали в дальнейшем, а в том вкладе, который они сумели внести в общую копилку достижений предприятия, у которого за 55 прошедших лет много раз менялись названия — ЦНИИ-58, ОКБ-1, ЦКБЭМ, НПО «Энергия», ОАО РКК «Энергия», но оставалась суть — головное и ведущее предприятие страны в важнейших областях науки и техники.

Кем они стали в ОАО РКК «Энергия», имена и должности некоторых:
 О.И Бабков — зам. генерального конструктора, М.А. Баканов — начальник экспериментальной лаборатории, В.Н. Беликов — зам. начальника отдела, А.Г. Венедиктов — начальник цеха, В.Ф. Глазнев — старший инженер, А.С. Дерденков — ведущий инженер, Е.И. Дунаев — начальник группы, И.И. Зверев — начальник отдела, Г.И. Казаринов — начальник отдела, Р.И. Казаринов — начальник сектора, В.В. Киценко — зам. начальника отдела, А.И. Кузьмин — начальник группы, П.Н. Куприянчик — зам. начальника отделения, Е.Ф. Логутова — начальник группы, Л.Ф. Мезенов — начальник отделения, П.П. Масенко — зам. начальника отдела, Б.Г. Невзоров — начальник сектора, Н.С. Некипелов — начальник лаборатории, Г.В. Носкин — начальник лаборатории, Б.Г. Погосянц — начальник отдела, В.И. Удалов — ведущий инженер, Б.А. Пряхин — начальник группы, Р.В. Футурянская — ведущий инженер, С.Г. Рыжов — начальник сектора, Н.Н. Рукавишников — начальник группы, космонавт, Г.К.Седов — начальник отдела, В.А. Степанов — начальник вычислительного центра, Ю.В. Стишев — начальник сектора, В.И. Сычев — зам. начальника отдела, А.И. Шуруй — начальник сектора и многие другие.

Я с благодарностью вспоминаю — в день 75-летия меня пришел поздравить Борис Евсеевич Черток, как он сказал, «совершив по такому случаю подвиг, поднявшись самостоятельно на 4-й этаж грабинского корпуса». Поздравив меня, он подарил мне свою очередную книгу «Ракеты и люди» с посвящением:

«Дорогому Герману Вениаминовичу Носкину

бывшему Грабинцу, потом Королёвцу и всегда до 75лет (надеюсь и далее) неугомонному искателю новых инженерных проблем!

На добрую память с надеждой долгих лет, творческих, космических и жизненных успехов!

24.10.2007

Б.Черток»

В ноябре 2011г представители администрации г. Королёва, многочисленные жители города, ветераны ЦНИИ-58, ОКБ-1 и сотрудники космических предприятий города участвовали в торжественном открытии мемориальной доски Василию Гавриловичу Грабину на бывшей проходной ЦАКБ - ЦНИИ-58.

По этому случаю, мы встретились с товарищами по производственной и комсомольской работе, с которыми не виделись многие годы, вспомнилияркие моменты нашей работы с В.Г. Грабин

Дела комсомольские

Первый комсомольский дом в Завокзальном районе, или первая комсомольско-молодежная стройка в Калининграде

Рассказывает Н.М. Зверева (Уваркина). После окончания в 1943 году ПТУ по специальности «токарь» пришла на работу в ЦАКБ. Работала в цехе, а затем копировщицей в отделе технической документации у А.П. Худякова. После окончания радиотехнического техникума в 1962 году работала в отделе 053 техником-конструктором, а затем в отделе 054 лаборантом- испытателем, откуда и ушла на пенсию в 2002 году. Ветеран трудового фронта Великой Отечественной войны.

Больше шестидесяти лет прошло, как был построен первый комсомольский дом в Завокзальном районе города Калининграда (ныне Королёва), и очень мало жителей нашего города знают об этом.

А было так. Комитет комсомола, секретарем которого был Юрий Кубарев, и комсомольцы ЦАКБ обратились к руководителю предприятия Василию Гавриловичу Грабину с просьбой разрешить строительство молодежного двухэтажного дома силами комсомольцев и молодежи. Руководство одобрило эту стройку, отвело земельный участок в Завокзальном районе.

В апреле 1948 года стройка началась. Были созданы молодежные бригады. Отдел капитального строительства выделил мастеров, чтобы научили ребят кладке стен и другим строительным операциям. Комсоргом и организатором стройки был Николай Петров. Ребята в составе: Василий Коп- цов, Аркадий Тепов, Николай Смирнов, Василий Тереховский, Николай Михалев, Владимир Майков, Василий Ефимов и др. — стали класть стены дома. Девчата: Наина Зверева (Уваркина), Анна Ларина, Лидия Строкова (Басманова), Елизавета Ежова, Мария Абрамова и др. — были подсобными рабочими. Мы подносили раствор, кирпичи, делая это все руками, так как из механизмов у нас были только транспортер и бетономешалка. Работали дружно, с огоньком. Никто не стонал и не хлюпал, что тяжело. Работали с 7 утра до 9 вечера. Были субботники в выходные дни, многие работники и комсомольцы предприятия приходили нам помогать. На стройку часто приезжал В.Г. Грабин и очень помогал в разрешении трудных вопросов. Когда возвели стены, мы — девчата стали штукатурами, а ребята — плотниками. По ночам мы дежурили и топили печи, чтобы стены быстрее просыхали. Затем девчата стали малярами. Все выполняли разную работу, ничем не гнушаясь. Обедали вокруг костра: покупали буханки черного хлеба и соленые огурцы — это был наш обед. Здорово и весело!

Очень старались построить дом к празднику Октября — 7 ноября, что мы и сделали. Потом было заселение дома. Семейным комсомольцам выделили отдельное жилье, а остальных расселили по 2—3 человека в комнатах. В честь нашего комсомольского дома улица стала называться Комсомольской. В тот год отмечалось тридцатилетие ВЛКСМ. Так улица называется и сейчас в 2009 году.

По окончании стройки всех нас наградили грамотами и объявили благодарность. В.Г. Грабин устроил нам торжественный обед, где мы хорошо покушали и повеселились.

Когда бываю на Комсомольской улице, вспоминаю стройку, молодость, ребят, которых уже нет с нами. Вспоминаю с грустью, как все быстро прошло, но было так красиво и весело! Нашего дома уже нет, на этом месте построено четыре красивых многоэтажных здания, но у меня в глазах стоит наш двухэтажный комсомольский дом, который стал прообразом большого молодежно-жилищного комплекса, который значительно позже, кстати впервые в СССР, был построен молодежью города Калининграда.

Этот опыт строительства пригодился мне и моим товарищам, когда мы приняли участие в стройке силами комсомольцев и молодежи ЦАКБ спортивного зала в Завокзальном районе в 1957—1958 годах.

Строительство спортзала в Завокзальном районе

Рассказывает И.Ф. Суркова (Черныш). После окончания в 1954 г. Московского авиационного технологического института по специальности «металловедение и технология термической обработки легких сплавов» была направлена в ЦНИИ-58. До 1959 года работала инженером в центральной заводской лаборатории. С1959 года работала в ОКБ-1 в должности старшего инженера, занималась внедрением титановых сплавов и отработкой технологии изготовления изделий из них. Последний секретарь комитета ВЛКСМ ЦНИИ-58 в 1957—1959 гг. Проработала до 2005 г.

С большим вниманием и удовольствием я прочитала 2-е издание книги А.П. Худякова и С.А. Худякова «Гений артиллерии», и мне захотелось вспомнить свои молодые годы и работу в ЦНИИ-58, руководимом Василием Гавриловичем Грабиным.

В пятидесятые годы прошлого века в ЦНИИ-58 было направлено много молодых специалистов, но особенно большой отряд молодых инженеров и техников прибыл в 1954 году по направлению Минсредмаша. Среди них была и я, окончившая Московский авиационный технологический институт. Этот отряд был размещен в жилом доме № 3 на улице Комитетской. Целиком был занят один подъезд и 4-й этаж второго подъезда. Мы приехали из многих городов: из Свердловска, из Тулы, из Москвы и т. д.

Но молодежи негде было проводить свой досуг. Летом спасал Завок- зальный стадион. Там было футбольное поле и волейбольная площадка, а зимой — каток, хоккей, киносеансы в клубе и стол для пинг-понга в одном из подвалов на Вокзальной улице. А хотелось собираться, попеть, потанцевать, поиграть в волейбол не только летом, но и зимой.

Дело значительно изменилось, когда в марте 1956 года руководить ЦНИИ-58 вновь стал Василий Гаврилович Грабин.

Наш комитет ВЛКСМ, который в 1957—1959 годах возглавляла я, а его активными членами были Аркадий Ганкевич, Игорь Стригущенко, Лев Музуров, Станислав Краснощеков, Слава Бобков, Анатолий Бочков, Геля Артемьева, Клава Петухова, Люся Шувалова (Кузьмина), Миша Белоголов, обратился к Василию Гавриловичу с просьбой о создании в клубе условий для проведения молодежных мероприятий, а для этого надо было заменить намертво прикрепленные к полу кресла в зрительном зале. Василий Гаврилович с пониманием отнесся к нашей просьбе и вопреки сопротивлению директора клуба Фрондатти дал указание убрать старые и приобрести новые передвижные кресла. У нас сразу оживилась жизнь: заработала молодежная агитбригада, а новый 1958 год мы уже отмечали коллективно в клубе, от души напевшись и натанцевавшись.

Следующее большое мероприятие, которое мы осуществили с благословения Василия Гавриловича, — это расчистка «березовой рощи» на территории института, сплошь и рядом заваленной ящиками с уже отработанными артиллерийскими изделиями и оборудованием. В результате комсомольских воскресников роща была очищена, металлолом с помощью заводского транспортного цеха был вывезен, а мы заняли 1-е место во Всесоюзном соревновании по сбору металлолома.

О состоянии спортивной базы в г. Калининграде (ныне г. Королёв) рассказывает Л. А. Музуров, член комитета ВЛКСМ ЦНИИ-58 в 1957—1959 гг.:

— В конце 50-х годов в Калининграде не было крытых спортивных залов. В городе, не считая Костино, бывшего в то время самостоятельным населенным пунктом, было два стадиона. Один располагался в Завокзаль- ном районе, второй — на участке, где сейчас находится ЦДК им. Калинина. В летнее время на этих стадионах тренировались и играли в футбол, волейбол, теннис, а в зимний период заливали катки и играли в хоккей. Зимой потренироваться и заниматься такими летними видами спорта, как волейбол, баскетбол, легкая атлетика, было негде.

О строительстве спортивного зала рассказывает Э.М. Попов, пришедший на работу в ЦНИИ-58 в 1956 г. после окончания МВТУ им. Баумана (волейболист-перворазрядник, он стал капитаном волейбольной команды предприятия):

— Идея строительства спортзала возникла у волейболистов, когда узнали, что недалеко от проходной ЦНИИ-58 планируется постройка танцевальной веранды для молодежи стоимостью 300 тыс. руб. С этой идеей мы пошли к начальнику отдела капитального строительства, который сказал, что проект танцверанды разрабатывал ГСПИ-7, головной институт Министерства оборонной промышленности, и направил нас туда. В институте мне показали проект типового спортзала стоимостью более 700 тыс. руб. Выходить с таким предложением было бы нереально. Там же подсказали идею сокращения стоимости за счет того, что вместо двухэтажной кирпичной пристройки с бытовыми помещениями построить деревянную времянку с двумя раздевалками, душевыми и санузлами. Стоимость строительства такого варианта была около 500 тыс. руб.

На отчетно-выборном комсомольском собрании предприятия, на котором присутствовал В.Г. Грабин, мне предоставили слово, и от имени комсомольцев и молодежи я обратился к В.Г. Грабину с просьбой рассмотреть наше предложение о строительстве спортзала вместо танцверанды. Буквально на следующий день меня вызвали к Василию Гавриловичу. На ватных ногах я, молодой специалист, вошел в его кабинет, где уже сидел начальник ОКС-а. Василий Гаврилович одобрительно отнесся к нашей идее и поручил нам вместе с комитетом комсомола детально проработать технические и организационные вопросы, связанные со строительством: материалами и техникой обеспечивает предприятие, а стройку ведут комсомольцы и молодежь. Комитет комсомола предприятия полностью поддержал нашу инициативу.

Примерно через месяц меня вызвал начальник ОКС-а и сказал, что есть два трудных вопроса. Согласно проекту для перекрытия зала предусматривалось использовать крупногабаритные железобетонные плиты, которые были дефицитны. Таким же дефицитом были фундаментные блоки. Для перекрытия зала можно использовать и более дорогие стальные фермы, заполучить которые было несколько проще, но для этого надо было уточнить проект зала. Решение этих вопросов было поручено члену комитета комсомола Аркадию Ганкевичу, помогал ему Лев Музуров.

О строительстве спортзала рассказывает к. т. н. А.В. Ганкевич, пришедший на работу в ЦНИИ-58 после окончания МВТУ им. Баумана в 1955г., член комитета комсомола в 1957—1959гг.:

— Нас, группу бауманцев, поселили в общежитии в доме № 3 на улице Комитетской рядом со стадионом. Ребята в нашей комнате занимались спортом: я, Михаил Попов, Николай Швечков — легкой атлетикой, а Магний Смирнов играл в волейбол. И вот среди нас тоже возникла идея строительства спортзала методом косомольско-молодежной стройки. Я был членом комитета комсомола предприятия, и на заседании комитета мы с учетом того, что было сделано волейболистами, создали штаб строительства во главе с Эмилем Поповым.

Мне пришлось очень часто взаимодействовать с комитетами ВЛКСМ других предприятий. Так, удалось «заразить» нашим энтузиазмом комсомольцев Карачаровского завода, и они на общественных началах, бесплатно и очень быстро спроектировали нам металлические фермы перекрытия нашего зала. Через комитет ВЛКСМ Мытищинского завода силикатного кирпича нам удалось договориться с дирекцией бесплатно взять у них крупные силикатные блоки, которые почему-то не очень шли у строителей. Мы вывезли их на трофейной чешской «Татре» с большой платформой. Эту машину выделила нам дирекция нашего завода. Проект зала был уточнен.

Непосредственно на стройке мне пришлось работать в самой первой бригаде. Мы готовили площадку, делали планировку, копали траншею. Мне была оказана честь вырыть первую лопату земли под строительство фундамента.

Продолжает И.Ф. Суркова (Черныш):

— Итак, приблизительно в апреле 1958 г. началась наша комсомольскомолодежная стройка. Мы посвятили ее грядущему 29 октября 1958 г. сорокалетию ВЛКСМ. В.Г. Грабин и его заместитель В.Г. Гаврилин не только обеспечили стройку денежными и материальными ресурсами, но и дали разрешение на то, чтобы каждый участник, комсомолец КБ и завода в течение 4—10 дней работал не на своем рабочем месте, а на стройке. Руководил нашей работой главный инженер ОКС-а Павлов, а также были выделены прорабы для обучения молодежи строительным работам. Неоценимую помощь в строительстве оказывали руководители подразделений КБ и завода. Кроме В.Г. Грабина и Н.Д. Бондаренко, это были директор завода Д.П. Крутов, главный инженер завода Б.В. Маршев, сотрудники ОКС-а. Помогали нам и наши партийные и профсоюзные руководители: Б.В. Рублев, Н.И. Малинкин, А.А. Пустовойтенко, П.Е. Сибилев, А. Пелевин.

По воспоминаниям Э.М. Попова, на территории предприятия было организовано производство бетонных плит для кровли, изготовление оконных рам, изготовление металлоконструкций. Силами комсомольцев и молодежи были возведены стены спортзала и настелены полы, выполнены кровельные работы и монтаж сантехнического оборудования. Он сам выложил из кирпича оконный проем зала.

Молодежь активно работала на стройке. Практически прорабом был член комитета комсомола Михаил Белоголов. Он создавал бригады плотников, каменщиков. Все мы были и землекопами, и чернорабочими, и кровельщиками. При этом, конечно, не обходилось без конкретной помощи и участия настоящих строителей, электриков и других специалистов.

Л.С. Пчеляков, выпускник МВТУ 1957 г., вспоминает, как на стройку пришел В.Г. Грабин и оперативно помог решить вопрос с краном.

Трудились не покладая рук на стройке наши спортсмены, отлично работали и молодые конструкторы, техники, рабочие. Это Радий и Гелий Казариновы, Женя Тихонов, Наина Зверева (Уваркина), Магний Смирнов, Вася Сергеев, Юрий Марчуков. Борис Щедров, Саша Венедиктов, Жора Каралашвили, Толя Алтухов, Рая Наумова и много, много других. Все члены комитета комсомола и секретари комсомольских организаций подразделений возглавляли свои бригады и организовывали воскресники.

Наши усилия и активная помощь руководителей ЦННИ-58 не пропали даром: к концу 1958 г. спортзал с временной бытовкой был построен. По инициативе спортсменов в нем был организован молодежный вечер. Танцевали на нем под самодеятельный оркестр: Леонод Пчеляков играл на ударных, Володя Шнырев — на баяне, был еще саксофонист. А затем стали играть в спортзале наши волейболисты.

На этом строительство спортзала было завершено. После объединения ЦНИИ-58 с ОКБ-1 в начале 60-х годов временная бытовка была снесена и возведена современная двухэтажная пристройка с бытовыми помещениями, но уже без участия комсомольцев.

А сорокалетие ВЛКСМ мы торжественно отмечали в Центральном доме Советской армии (ЦДСА). Этот подарок нам сделал Василий Гаврилович Грабин. На этом собрании он поздравил нас с юбилеем ВЛКСМ и с окончанием комсомольско-молодежной стройки спортзала. В моей трудовой книжке записано: «За хорошую организаторскую работу на стройке объявлена благодарность и награждена памятным подарком» на основании Постановления директора института и завода № 4 от 26.02.59 г. Благодарность и памятные подарки получили многие комсомольцы предприятия. Деньги на эти подарки выделил В.Г. Грабин, и мы покупали их по безналичному расчету.

Несколько слов о нашем спортзале. Ему больше 50 лет. И до сих пор (на январь 2009 г.) он продолжает работать — в нем проходят областные соревнования по баскетболу. Но так же, как и стадион «Вымпел», он требует ремонта. Остается только надеяться на то, что администрация г. Королёва обратит свое внимание на этот памятник молодежной инициативы и включит в план реконструкции наш спортзал.

Память о наших молодых годах и замечательном человеке Василии Гавриловиче Грабине останется в наших сердцах навсегда!

Послесловие

Мой отец — Андрей Петрович Худяков — был наблюдательным человеком и интересным рассказчиком. В моей памяти сохранились яркие эпизоды, связанные с его работой в Горьком и подмосковном Калининграде. Многих конструкторов, технологов и рабочих, которых отец любил называть мастерами пушечных дел, я знал. Они жили в нашем доме или рядом, бывали у нас в гостях, с их детьми я учился в одной школе. Поэтому мне было очень интересно помогать отцу в написании этой летописи.

Собирать материалы, уточнять записи в дневниках он начал после моего настойчивого совета, когда стало ясно, что Грабин не сможет написать воспоминания о 17-летнем периоде существования ЦАКБ — ЦНИИ-58. Отец согласился, что вряд ли кто из сослуживцев, кроме него, в состоянии это сделать. Как-никак за плечами был опыт газетной работы и две изданные книги.

После смерти Василия Гавриловича он вплотную приступил к работе и почти ежедневно трудился за письменным столом. Отрывался от рукописи лишь под натиском болезни или по ветеранским делам. Мы вместе обсуждали структуру книги, сопоставляли и уточняли факты, спорили по оценкам событий. Многие страницы приходилось не раз перепечатывать. Он жил книгой и торопился ее закончить. Работа над ней продолжалась в течение десяти лет.

И все это время большую моральную поддержку и помощь в уточнении событий и фактов ему оказывали бывшие работники ЦАКБ — ведущие конструкторы лауреаты Государственной премии А.Е. Хворостин и В.И. Норкин, доктор технических наук профессор ГГ. Слезов, лауреат Ленинской премии В.Ф. Козлов и многие другие.

Следует отметить, что бывшие сослуживцы благоговейно относились к своему генералу и стремились увековечить его имя не только в истории развития советской артиллерии, но и сохранить в памяти жителей Калининграда. Ветераны, особенно Дмитрий Петрович Крутов и Георгий Федорович Шевляков, приложили немало сил для того, чтобы на площади Победы появился памятник создателям знаменитой «сотки», рожденной в Калининграде. Противотанковую пушку БС-3 нашли в Приволжском военном округе, отремонтировали и установили на постаменте. Отец был удостоен чести открыть этот памятник. Позже в городе одну из улиц назвали именем Грабина, а на доме, где он жил, установили мемориальную доску.

Однако общих усилий грабинцев для издания книги А.П. Худякова «В. Грабин и мастера пушечного дела» тогда не хватило. В 1993 году отец скончался, так и не увидев летопись напечатанной. Издать ее оказалось не менее трудно, чем написать. И только спустя 7 лет (в 2000 году) благодаря помощи администрации города Королёва (бывший Калининград) и ряда спонсоров она вышла в свет.

Второе издание, существенно дополненное и доработанное С.А. Худяковым, под названием «Гений артиллерии» вышло в свет в 2007 году.

Третье и четвертое издания, в которые вошел ряд новых, ранее не публиковавшихся материалов, даеют, на наш взгляд, наиболее полное представление о В.Г. Грабине как о самом выдающемся разработчике артиллерийских систем в России за все время ее существования.

Во время Великой Отечественной войны более 70 % всех пушек, изготовленных в СССР, были разработаны в КБ В.Г. Грабина. Это практически вся дивизионная и противотанковая артиллерия, большая часть танковой артиллерии, а также ряд специализированных пушек.

Качество грабинских пушек, по оценке крупнейшего германского специалиста в области артиллерии (личного советника Гитлера по артиллерии) профессора В. Вольфа, было выше немецких, считавшихся лучшими в мире, а «дивизионная пушка ЗИС-3 является лучшим 76-мм орудием Второй мировой войны, и можно без всякого преувеличения утверждать, что это одна из самых гениальных конструкций в истории ствольной артиллерии». О высочайшем качестве грабинских пушек говорит и тот факт, что немцы во время Великой Отечественной войны в связи с отсутствием у них противотанковых пушек, близких по характеристикам русским, вынуждены были переделывать трофейные грабинские 76-мм дивизионные пушки Ф-22 в противотанковые.

В.Г. Грабин, глубоко понимая роль артиллерии в современной войне, всегда существенно опережал в этом вопросе высших общевойсковых и артиллерийских начальников (М.Н. Тухачевского, Г.Н. Кулика, Н.Н. Воронова, И.Д. Яковлева, В.И. Хохлова и др.) и неоднократно твердо отстаивал перед И.В. Сталиным более жесткие требования к вновь разрабатываемым пушкам. Это совпало с очень серьезным отношением И.В. Сталина к артиллерии еще со времен Гражданской войны, когда под его руководством массированное использование артиллерии привело к разгрому одного из последних наступлений войск генерала Краснова на      Царицын(Карпов В.В. Генералиссимус.- Калининград: Янтарный сказ, 2000.С.23-24). «Особое место Сталин отводил военной доктрине Наполеона,главным образом потому, что Наполеон важнейшее значение придавал артиллерии. Выражение «артиллерия — бог войны» я слышал от Сталина все чаще и чаще. И это были не только слова. Некоторые товарищи говорят, что из всех войск Сталин отдавал предпочтение авиации. Да, Сталин придавал авиации большое значение, но артиллерия была у него, если можно так выразиться, в не меньшем почете». 

( Александр Головвановэ Дальная бомбардировчная- воспоминания Главного маршала авиации1941-1945.- М:Центрполиграф.2007. – С.225)

Огромную роль артиллерии И.В. Сталин предвидел в надвигавшейся войне с фашистской Германией, и прежде всего для борьбы с танками, что предопределило его постоянное внимание к развитию артиллерии.

«Задолго до Великой Отечественной войны Сталин начал размышлять над вопросом: почему во всех войнах, включая империалистическую, немцы имели превосходство на полях сражений? Только потому, что они уделяли более серьезное внимание артиллерии, чем их противники. Но после появления новых видов боевой техники — танков и самолетов — немцы увлеклись их маневренностью и, решив, что они сделали возможными блицкриги, оставили в небрежении артиллерию.

Но правильно ли это?

Как ни парадоксально, вооружение в войне играет подчиненную роль, говорил Сталин. Главная же принадлежит боеприпасу, который непосредственно разрушает цель; задача же вооружения только в том, чтобы доставить боеприпас к цели.

Сила взрыва боеприпаса, учил Сталин вооруженцев, определяет мощь всех родов войск и служит мерилом военно-экономической целесообразности затрат на ту или иную боевую технику. Могут ли танки и самолеты сравниться с артиллерией как средство доставки боеприпаса к цели? Не могут, так как орудие, доставляющее к цели определенный боеприпас, всегда будет проще и дешевле, чем танк или самолет. Артиллерия остается богом войны!

И в 1938 году на высоком совещании в Кремле Сталин заявил: «Артиллерия, несмотря на появление новых, исключительно важных видов боевой техники (авиация и танки), остается мощным и решающим фактором в войне. На нее должно быть обращено особое внимание».

Сталинская концепция предполагала совершенно новое тактическое приминение этих высокосовершенных систем на полях сражений. «Заставлять пехоту наступать без поддержки артиллерии, — говорил Сталин, — это не наступление, а преступление. И эта поддержка не должна ограничиваться традиционной артподготовкой перед наступлением. Это должно быть артиллерийское наступление, при котором пехота наступает вместе с артиллерией, сопровождающей пехоту огнем и подавляющей все огневые точки противника на поле боя, пока вся его оборона не будет взломана на всю глубину». (Смирнов Г.В. «Молодая гвардия», 1955 № 10. – С. 254-255.).

Все это позволило В.Г. Грабину разработать большую часть своих пушек, действовавших в Великой Отечественной войне, еще до ее начала.

В.Г. Грабин разработал скоростной метод проектирования артиллерийских систем, а затем рациональную технологию их изготовления, объединив воедино работу конструкторов, технологов и производственников, что позволило впервые в мире организовать поточное производство и конвейерную сборку пушек, благодаря чему на 92-м артиллерийском заводе им. И.В. Сталина (г. Горький, ныне Нижний Новгород) производство пушек (практически на том же оборудовании и на тех же производственных площадях) возросло по сравнению с довоенным: в декабре 1941 г. — в 5 раз, в мае 1942 г. — в 13 раз, в декабре 1942 г. — в 16 раз и в марте 1943 г. — в 18 раз. С таким уровнем производительности труда завод завершил Великую Отечественную войну, изготовив 100 тысяч пушек, что за это время не смог сделать ни один артиллерийский завод.

Все это наглядно характеризует В.Г. Грабина не только как гениального конструктора артиллерийских систем, но и как гениального конструктора — организатора производства.

Учитывая большие заслуги В.Г. Грабина в разработке артиллерийских систем различного назначения, в 1942 году, в самый разгар войны, при активном участии и поддержке И.В. Сталина в г. Калининграде (ныне г. Королёв Московской области) было создано Центральное артиллерийское конструкторское бюро (ЦАКБ) под руководством В.Г. Грабина, на которое возлагалась разработка будущей системы артиллерийского вооружения Советской армии с учетом оценки существующих и будущих целей, подлежащих разрушению соответствующим видом артиллерийского вооружения. В тематическом плане ЦАКБ на 1943 год было уже свыше пятидесяти основных тем. Среди них — полковые, дивизионные, зенитные, танковые и казематные орудия, пушки для САУ, кораблей и подводных лодок. Разрабатывались опытные образцы минометов калибра от 82 до 240 мм.

Впервые Грабин решил заняться и авиационными пушками — как классическими, так и динамореактивными. Но одновременно необходимо было создавать новую артиллерию для фронта. Первой работой ЦАКБ было создание самоходной установки СУ-76 с 76-мм пушкой. Затем были новая 85-мм пушка ЗИС-С-53 для танка Т-34 и новая мощная 100-мм противотанковая пушка БС-3.

После войны в ЦАКБ (ЦНИИ-58) были разработаны:

— большое семейство первоклассных пушек, начиная от танковых, противотанковых и зенитных, до мощнейших пушек, гаубиц и мортир, включая пушку, способную стрелять атомными снарядами, которые, к сожалению, по разным, в основном субъективным причинам, не были приняты на вооружение;

— мирная продукция (высокоэффективные литьевые машины для производства стекла, прессы для производства силикатного кирпича и кабелеукладчики, а также электротракторы, передвижные электростанции и полуавтоматы для изготовления торфоперегнойных горшочков), что способствовало скорейшему восстановлению разрушенного войной народного хозяйства;

— ядерные реакторы, включая системы их контроля, управления и защиты;

— транспортные, заряжающие и пусковые установки для тактических твердотопливных ракет 

— зенитные твердотопливные ракеты;

— противотанковые твердотопливные управляемые реактивные снаряды.

После вхождения ЦНИИ-58 в состав ОКБ-1 большие коллективы гра-бинцев существенно усилили его КБ и завод, а также фактически заново начали и обеспечили работы по космическим ядерным энергоустановкам и по стратегическим баллистическим твердотопливным ракетам.

У В.Г. Грабина принято на вооружение более 15 артиллерийских систем, чего не смогло добиться ни одно другое артиллерийское КБ.

В.Г. Грабин из всех артиллерийских конструкторов имел самое высокое воинское звание — генерал-полковник технических войск, а также наибольшее количество других званий и наград: доктор технических наук, профессор, действительный член Академии артиллерийских наук, Герой Социалистического Труда, четырежды лауреат Сталинской премии 1-й степени, обладатель четырех орденов Ленина, двух орденов Суворова 1-й и 2-й степени, которыми награждались только высшие военачальники, ордена Красной Звезды, двух орденов Трудового Красного Знамени, ордена Красного Знамени, ордена Октябрьской Революции и многих медалей.

Решением Президиума Российской академии ракетных и артиллерийских наук от 19 октября 2000 г. выпущена медаль «За заслуги в создании вооружения и военной техники имени выдающегося конструктора артиллерийских систем генерал-полковника технических войск профессора Грабина Василия Гавриловича». На медали написано: «Грабин Василий Гаврилович — 100 лет со дня рождения».

В.Г. Грабин — почетный гражданин г. Королёва. Его именем названа одна из улиц города, а на доме, где он жил, и на проходной бывшего ЦАКБ, где сейчас размещается одно из отделений Ракетно-космической корпорации «Энергия» им. СП. Королёва, установлены мемориальные доски.

На площади Победы г. Королёва установлены 100-мм противотанковая пушка БС-3 и танк ТЗ-34 с 85-мм пушкой ЗИС-С-53, а в открывшемся в 2005 г. в г. Королёве историческом музее имеется специальный раздел, посвященный В.Г. Грабину, где экспонируются его личные вещи и документы, а также легендарные боевые орудия: противотанковая 57-мм пушка ЗИС-2, дивизионная 76-мм пушка ЗИС-3, зенитная 57-мм пушка С-60.

Все вышеперечисленное свидетельствует об огромных заслугах В.Г. Грабина перед Родиной в деле создания первоклассной отечественной артиллерии.

Сергей Андреевич Худяков

 

 

 

Для увеличения фотографии нажмите на неё.