Проза, стихи и переводы Татьяны Синяевой

Танечка Синяева - наша молодая прихожанка прислала несколько своих переводов, а также стихотворения и прозу. Охотно предлагаем их вниманию читателей.

_____________________________________

Перевод стихотворения A Prayer.
Автор: Энн Бронте (1820-1849), сестра Шарлотты Бронте.

My God (oh, let me call Thee mine,
Weak, wretched sinner though I be),
My trembling soul would fain be Thine;
My feeble faith still clings to Thee.

Not only for the Past I grieve,
The Future fills me with dismay;
Unless Thou hasten to relieve,
Thy suppliant is a castaway.

I cannot say my faith is strong,
I dare not hope my love is great;
But strength and love to Thee belong;
Oh, do not leave me desolate!

I know I owe my all to Thee;
Oh, take the heart I cannot give!
Do Thou my strength — my Saviour be,
And make me to Thy glory live.
_______________________________________

Молитва

О, Боже мой! (Позволь так обратиться
Больной и слабой грешнице с мольбой).
Душа дрожит, душа к Тебе стремится,
И вера хрупкая моя ещё с Тобой.

Не только о Былом сейчас скорблю —
И Будущего зрак меня тревожит.
О скором избавлении молю.
Кто утопающему грешнику поможет?

Я не скажу, что в вере я сильна
Иль что люблю, как не любили прежде,
Но всей душой к Тебе обращена,
Так не оставь меня без сил и без надежды.

Всё, что моё — ниспослано Тобой.
Прими и сердце, что так беспокойно!
Ты сила мне — так будь Спаситель мой.
Преславной жизни сотвори меня достойну.


26 ноября 2010 г.

Встреча с любовью

Автор: S.L Kishor, перевод: Татьяна Синяева
Оригинальный текст: http://reading.posyo.ru/love.html
Описание:  рассказ о долгожданной встрече военного лётчика с подругой по переписке.

 На круглых часах Большого центрального вокзала было без шести минут шесть. Высокий молодой лейтенант, подошедший со стороны железнодорожных путей, запрокинул голову и прищурился, чтобы получше разглядеть стрелки часов. Сердце колотилось так быстро, что он даже испугался — но преодолеть волнение никак не удавалось. Всего через шесть минут он увидит женщину, которая за последние тринадцать месяцев заняла в его жизни особое место. Женщину, которой он никогда до того не видел, но слова, что она писала ему, всегда были с ним и неизменно придавали ему сил.

Он встал как можно ближе к информационному бюро, но на некотором расстоянии от людей, осаждавших окошко для выдачи справок.

Лейтенанту Блэндфорду вспомнилась ночь самого тяжелого сражения, когда его самолёт зажали в клещи японские истребители. Он даже смог тогда разглядеть ухмылку на лице вражеского пилота. 

В одном из писем он признался ей, что ему часто бывает страшно, и как раз за несколько дней перед тем сражением получил от неё ответ: «Конечно, тебе страшно. Все отважные люди чего-то боятся. Разве царь Давид никогда не знал страха? Поэтому он и написал 22 псалом. В следующий раз, если вдруг ты будешь сомневаться в себе, я хочу, чтобы ты представил, как я читаю тебе вслух эти строки: Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко ты со мною еси...» Он запомнил эти слова, в тот страшный момент услышал её голос, каким себе его представлял — и это придало ему мужества.

Совсем скоро он услышит её голос по-настоящему. Без четырех минут шесть. Он напрягся.

Под сводом вокзала, расписанным звёздами и знаками Зодиака, сновали люди — со стороны это смотрелось так, будто в серую ткань вплетают яркие разноцветные нити. Мимо прошла девушка, и лейтенант Блэндфорд вздрогнул. На отвороте её пиджака был приколот красный цветок, но не маленькая красная роза, о которой они условились с Холлис, а цветок душистого горошка. К тому же эта девушка была слишком юной, ей можно было дать не больше восемнадцати, тогда как Холлис Мэйнелл откровенно призналась в письмах, что ей тридцать лет. «И что с того? — написал он ей тогда в ответ. — Мне самому тридцать два». На самом деле ему было только двадцать девять.

Он подумал о той книге — об одной из сотен книг, присланных в библиотеку тренировочного лагеря во Флориде, о книге, которую сам Бог, должно быть, послал ему. Книга называлась «Бремя страстей человеческих». На полях её было множество заметок, сделанных женским почерком. Он всегда терпеть не мог привычку некоторых людей писать в книгах, но эти заметки были совсем иными. Лейтенант и представить не мог, что женщина может с такой нежностью и мудростью понимать тайны мужского сердца. На экслибрисе было написано имя: Холлис Мэйнелл. В телефонной книге Нью-Йорка он нашел её адрес. Написал письмо, она ответила. На следующий день ему пришлось выйти в море, но переписываться они не прекратили.

Больше года она неизменно отвечала на его письма, и не только отвечала. Иногда его письма не доходили вовремя, и тогда она сама писала ему. Он уверился, что любит её, а она любит его.

Но, несмотря на все его уговоры, она упорно отказывалась прислать свою фотографию. Конечно, он расстраивался. Но она объяснила: «Если твои чувства ко мне настоящие и искренние — тебе будет не так важно, как я выгляжу. Допустим, я красавица. Тогда меня будет мучить мысль, что ты любишь меня только за внешность, а такие отношения я презираю. Допустим, у меня самая обыкновенная внешность (согласись, скорее всего так и есть). Тогда я буду бояться, что ты продолжаешь писать мне только потому, что у тебя больше никого нет и тебе одиноко. Поэтому нет, не проси меня выслать тебе фотографию. Когда ты будешь в Нью-Йорке, ты увидишь меня и сам всё решишь. Помни, что после нашей встречи мы можем продолжить общение или прекратить его — всё зависит от нас». 

Без одной минуты шесть...

И тут сердце лейтенанта Блэндфорда подпрыгнуло так высоко, как он никогда не взмывал в небо за штурвалом самолета.

Ему навстречу шла молодая девушка. Высокая и стройная, вьющиеся светлые волосы зачесаны назад, приоткрывая изящные ушки. Голубые, как незабудки, глаза, нежные губы и упрямый подбородок. В своём светло-зеленом костюме она казалась воплощением самой весны.

Он шагнул к ней, не замечая, что розы при ней нет, а она ответила на его порыв легкой соблазнительной улыбкой:

— Нам по пути, солдатик? — кокетливо промурлыкала она.

Не удержавшись, он сделал ещё один шаг... и тут увидел Холлис Мэйнелл.

Она стояла сразу за спиной девушки — женщина лет за сорок, седеющие волосы заправлены под поношенную шляпку. Более чем полная, толстые ноги втиснуты в туфли на низком каблуке. Но на мятом отвороте её коричневого пальто пламенела алая роза.

Девушка в зелёном костюме быстро удалялась. Блэндфорд почувствовал, будто разрывается надвое — так мучительно остро хотелось ему последовать за девушкой, но вместе с тем его влекло и к той женщине, которая поддерживала его духовно, — а она стояла прямо перед ним. Её бледное пухленькое лицо выражало доброту и чуткость — теперь он ясно видел это. Серые глаза светились теплом и лаской.

Лейтенант Блэндфорд больше не колебался. Он покрепче сжал в руках небольшой потрёпанный томик «Бремя страстей человеческих» в синем кожаном переплёте, по которому она должна была его узнать. Пускай это будет не любовь, но что-то прекрасное, может, даже более редкое, чем любовь — дружба, за которую он всегда был и будет благодарен.

Он расправил широкие плечи, отдал честь и протянул книгу вперед, заговорив, хотя горло сдавило от горького разочарования:

— Я лейтенант Джон Блэндфорд, а вы... вы — мисс Мэйнелл. Я так рад, что нам удалось встретиться. Позвольте... позвольте пригласить Вас на ужин?

Женщина терпеливо и доброжелательно улыбнулась.

— Не знаю, о чём ты, сынок, — ответила она, — но та юная леди в зеленом костюме, которая только что прошла мимо, упросила меня прицепить на пальто розу. Сказала, что это что-то вроде проверки. И что, если ты пригласишь меня поужинать, то я должна передать, что она ждёт тебя вон в том большом ресторане через дорогу. У меня самой два сына в армии, так что мне только приятно сделать тебе одолжение.

Свеча

Огня в помине нет давно —
Один огарок.
Да и тому ведь суждено
Прожить так мало.

С китайской пыткой я уже
Давно знакома.
И чаще тянет звон ножей
Под дождь, из дома.

Уж ничего я не прошу —
Глоток покоя.
Словами память ухвачу,
Но всё — чужое.

В душе уж не моя свеча —
Огарок только.
Теперь нельзя мне сгоряча
Обжечься толком.

Сверкают капли на лице —
То дождь осенний.
А на сияющем венце
Горит «Смиренье».

Смиренья, Боже, попрошу,
Быть может — дерзко?
Я им сомненья разрешу,
Которым тесно.

Смиренье силой станет мне,
Опорой будет.
И совесть уж наедине
Не так осудит.

И уважение к себе,
Надежда, воля —
Как огонёк в кромешной тьме
Горят в ладони.

Я снова свечку затеплю́.
Мне полегчает.
Тогда, быть может, и пойму,
Что означает,

Когда огня в помине нет —
Один огарок.
Которому ведь суждено
Прожить так мало...


27 января 2010 г.

Нарисуй мне барашка

Давно уже печально повзрослела,
И изменился речи бодрой тон,
А всё же иногда прошу несмело,
Шепча: « Dessine-moi un mouton ».

Я с юных лет определила цели,
Хотя насмешкой жгли со всех сторон.
Но, даже если сердце на пределе,
Звучит: « Dessine-moi un mouton! »

Нередко приходилось мне бороться,
Подсчитывая с горечью урон.
Но сквозь печаль надеждою прорвётся:
« Прошу, dessine-moi un mouton ».

И пусть порою дни длинны́ и се́ры,
И пусть порой непраздничен хитон,
Но сохраню осколок детской веры
В простое: « Dessinez-moi un mouton ».


28 декабря 2009 г.

Осенняя радуга 

Я не зря люблю осень.

Заснув лишь под утро, я пропустила рассвет. И когда подняла жалюзи — лёгкие жалюзи в японском стиле, — мне навстречу вдруг хлынула ослепительная яркость. Ярко-жёлтые листья на деревьях и золотой ковёр на земле, который уставшее осеннее солнце всё же именно в этот миг решило подсветить лучами; оставшаяся кое-где зелень, напоследок решившаяся быть по-настоящему праздничной... Все оттенки жёлтого, оранжевого и зелёного. А впрочем, все цвета радуги вообще. Потому что под всем этим небесным великолепием и по всему этому земному богатству бегали дети. В разноцветных курточках, шапках, шарфах. Весёлые и бойкие, как попугайчики, встретили они меня утром — и против воли заставили улыбнуться. Так просто.

По небу, среди по-осеннему тяжёлых и плотных слоисто-дождевых облаков, низко-низко летел большой самолёт и весело мигал огоньками. То один, то другой лист срывался с ветки и золотым медальоном плавно опускался вниз. А дети бегали по шуршащему, опалённому по краям золоту и, не выговаривая букву «р», простодушно и искренне звали друг друга, ни на миг не сомневаясь, что на их зов откликнутся. Так просто.

11 октября 2013 г.